«..Не разжимай объятий» - о Вере Гедройц и не только... ч_III
Вот тут ч_II и отсылка к началу http://diletant.ru/blogs/9322/9831/
Заграница нам поможет. Этот тезис продвинутые барышни из царской России второй половины 19 века доказывали на деле: дома на университетскую скамью путь им был заказан, так что ехали за границу, по большей части в Швейцарию или Германию. Для этого нужно было заручиться разрешением отца, как это сделала, например, Надежда Суслова или обзавестись мужем, хоть и фиктивным (переросшим потом в любовь), как Софья Ковалевская.
Игнатий Игнатьевич Гедройц, конечно, не стал бы препятствовать заграничному образованию дочери, ведь сам петербургский профессор, анатом и биолог Лесгафт настоятельно рекомендовал Вере после его медицинских курсов продолжить обучение в Швейцарии.
Только вот незадача: что делает 16-летняя провинциальная девушка (начитавшаяся Что делать?), когда она попадает в колыбель революции? Да ещё в студенческую среду, в которой куда ни ткнёшь, попадёшь в социал-демократа? Отречёмся от ста-ро-го ми-и-ра, отряхнём его прах с наших ног...
Словом, Вера Игнатьевна Гедройц по окончанию учёбы в Петербурге оказывается под надзором полиции, её отправляют в родные пенаты (на глаза отцу) и никакая Швейцария ей не светит.
Но Вера Игнатьевна Белозерова? Ведь нет никаких причин не выпустить на обучение эту замужнюю даму, жену капитана? Да. Вера Гедройц в сентябре 1894 года заключила фиктивный брак со своим петербургским приятелем по революционным настроениям капитаном Николаем Афанасьевичем Белозеровым. С тех пор с мужем своим она не виделась; мало кто вообще знал про её брак; в 1905 году, будучи уже героиней войны, она подаёт прошение на развод и восстанавливает фамилию и княжеский титул.
Вид Лозанны, конец 19 века:
Университет в Лозанне:
Вера, я так страдаю!
Так кончалось письмо к Гедройц в Россию от её швейцарской возлюбленной Рики, с которой Вера познакомилась в университете Лозанны в 1895 году. Любовь была взаимной, страстной - решили не расставаться никогда и в Россию ехать вместе - сразу после окончания Вериной практики у профессора Цезаря Ру.
Но в конце декабря 1898 года Вере от отца приходит письмо, где он просит (никогда прежде такого не было - отец умолял) дочь вернуться домой: её сестра умерла от воспаления лёгких, у матери нервное истощение, она не встаёт, сам он тоже болен.
Весной 1899 Вера едет в Россию одна: у Рики на руках после смерти матери двое несовершеннолетних - брат и сестра. Договорились, как только Вера обустроится дома, а Рики решит вопрос с попечением, они - соединятся!
Ничего не вышло, через два года от Рики пришло последнее письмо, где она пишет, что в Россию не приедет - Не жди, я рвусь к тебе, но не могу оставить детей и дело. Разбивая свою, а быть может, и твою жизнь, я исполняю свой долг, легший бременем на наши плечи. Вера, я так страдаю!
Вера тоже страдала - вплоть до неудавшейся попытки застрелиться... Спасалась работой, операциями, приёмом больных, организацией медицинской помощи на Мальцовских заводах (крупный промышленник С.И. Мальцов - друг её отца) в Калужской губернии; в 1903 защитила в Москве свой швейцарский диплом; окончательно справиться с душевным кризисом ей помогла... начавшаяся война 1904-1905, куда она поехала добровольцем.
После войны Гедройц возвращается в родные места и продолжает работу - теперь главным хирургом в Людиновской горнозаводской больнице, которую хочет сделать - для всех жителей округа, женщин, детей, стариков, а не только для рабочих.
Не выпускай меня - не надо слов...
В августе 1914 Гедройц начинает ежедневный курс лекций по медицине в Александровском дворце. Она не захотела, чтобы за ней присылали придворную карету, договорилась, что будет ездить в собственном экипаже.
Собственный экипаж это маленькая крестьянская лошадка Сашка, имевшая очень непрезентабельный вид и кучер Яков с новыми синими вожжами чрезвычайно гордый, что едет во дворец. И сама Вера Игнатьевна в английском костюме, мужской шляпе, в новых сапогах, с разборным анатомическим манекеном в руках и папкой с хирургическими чертежами.
Первый раз, когда они (во всём своём величии) появились перед воротами дворца, их ... не пустили, потребовались переговоры по телефону.
Гедройц в своём дневнике потом записала, что её саму больше всего перед началом первой лекции интересовал вопрос отвлечённый - будет ли во дворце арап в красной одежде? Про таких арапов, прислуживающих во дворце, им не раз в детстве рассказывала мать (окончившая Смольный институт).
Арап был уже в передней! И арап был как раз соответствовавший моему детскому представлению, очень черный, с темными губами, в яркой алой куртке и таких же панталонах, с длинным ятаганом у пояса. Я бы долго смотрела на этого героя моей детской сказки, но он заговорил, и хорошим русским языком, и этим нарушил очарование...
Кроме арапа у Веры Игнатьевны в тот август во дворце состоялась куда более судьбоносная встреча, с новой пожизненной - любовью...
С началом войны волна патриотизма была мощная: все хотели хоть как-то служить России. Светские дамы шли дежурить медсёстрами в лазареты (по примеру царицы и княжон).
Среди этих дам была графиня Мария Дмитриевна Нирод (бывшая фрейлина). Почти на 10 лет моложе Гедройц, мать троих детей. Год назад она овдовела: её муж, флигель-адъютант поручик лейб-гвардии Конного полка граф Ф. М. Нирод (1876 г.р.) умер в августе 1913 года от болезни печени.
Графиня Нирод стала (с 1915 года) постоянной медицинской сестрой в царскосельском лазарете. Вот на этом снимке она есть (по воспоминаниям В.И. Чеботарёвой, старшей сестры лазарета), но которая из?
Ну, Веру Игнатьевну и трёх сестёр перед ней все узнали:
И это ещё не конец, и про графиню с княгиней, и про другие сплетенья судеб...