Жизнь моя, иль ты приснилась мне… Продолжение-20

Вернёмся в новую квартиру Феликса. В большой дорогой кооперативной квартире, обставленной дорогой красивой мебелью, обитателям этой квартиры жилось непросто. Как я уже писала, Марина винила Лену в том, что её отец развёлся с её мамой, и ей теперь приходится приспосабливаться к мачехе, а Маша винила Феликса в том, что он разрушил её семью. Интересно, что отношение Маши к Феликсу никак не отразилось на её отношении ко мне. Я рассказывала, как Маша с Мариной приезжали на выходные к нам на Смольную улицу, как мы там ездили на пляж и играли в разные игры. Как Игорь с девочками, используя свои гитисовские навыки, ставил всякие сценки, а Маша оказалась хорошей актрисой. Хорошие отношения с Машей у меня сохранились на многие годы, я ещё об этом расскажу.

В доме Феликса девочками занимались, воспитывали гармоничные личности, хотели, чтобы девочки не только книжки читали, но и спортом занимались, и их отдали в секцию гребли. Почему именно в эту секцию? Просто потому, что друг и коллега Феликса, то ли Лёня, то ли Лёша Гысин, был психологом в женской сборной по гребле. Я не знаю, как сейчас, а тогда была мода на психологов при спортивных командах. Иногда они приносили пользу. Так было с Гысиным. Гребчихи обычно делают в минуту шесть гребков, а Гысин добился того, что они делали не шесть гребков, а семь, что, конечно, увеличило скорость. Я была против гребли и Лену на греблю не отдала. У гребчих развиваются бицепсы, а также ножные мышцы, икры и особенно ляжки. Мне не казалось, что это делает девушек красивее. Лучше заниматься гимнастикой или, например, играть в волейбол, я волейбол очень люблю. При разговоре на эту тему присутствовала Мария Васильевна, мама Лены, тёща Феликса. Она тоже была против гребли, но не решилась высказаться при двух врачах, но когда высказалась я, она меня горячо поддержала. И пригласила в гости. В ближайшее воскресенье предполагалось отметить день рождения Дмитрия Ивановича, отца Лены. Я приняла приглашение. Такого стола, как у Марии Васильевны, я не видела в жизни ни до, ни после. Стол ломился от яств. Одних только пирогов с капустой было три вида, три разные капустные начинки, все очень вкусные. Там были, конечно, и колбасы, и другие закуски из магазина, но я ела только то, что приготовила Мария Васильевна. И объелась, чего со мной никогда не бывает, хотелось всё попробовать. С Марией Васильевной мы подружились, и это как-то примирило её с Феликсом. Я была очень русским человеком, и не просто русским, а из русского XIX века, что Марии Васильевне было близко. Нужно сказать, что антисемитизм родителей Лены не шокировал Феликса. Он их понимал. После того, как Марии Васильевны не стало, Дмитрий Иванович жил у Феликса, он был деятель районного масштаба на пенсии, и Феликс относился к нему с большим уважением, мне даже казалось, что с любовью и нежностью.

Маша рано вышла замуж. Родителям это не нравилось, они говорили, что с замужеством не надо спешить, а Маша сказала, что она вышла замуж потому, что хочет уйти из дома, где ей плохо. Родители удивились, спросили, чем же ей плохо, и Маша выдвинула целый большой список претензий. Родители стали спрашивать, почему же она раньше молчала, ей стоило только сказать, всё можно было изменить. Не сказала – значит, не доверяла. Маша вышла замуж также за еврея, как и её мама, и вскоре уехала с мужем в Израиль.

Я писала, что Феликсу большая дорогая квартира и дорогая красивая мебель были важны для самоутверждения. Они были материальным доказательством успехов Феликса, доказательством того, что он чего-то в жизни достиг. Читатели мне возразили – мол, при чём тут «доказательства», каждый человек хочет жить в дорогой квартире, красиво обставленной. Каждый, но не Феликс. Феликс ничего не понимал в уюте и пользоваться им не умел. Быт вообще занимал мало места в его жизни. По-настоящему Феликса интересовала только его работа, он думал о своих больных 24 часа в сутки.

Продолжение следует.