Садитесь за стол, пожалуйста

Протокольному отделу МИДа и ФСО в последние месяцы не позавидуешь. Москва превратилась из запретного города в Мекку для лидеров стран коллективного Запада, а некоторые из них (например, президент Франции Франсуа Олланд) побывали в российской столице не один раз. Апофеозом международного хаджа стал приезд в Россию госсекретаря США Джона Керри вместе с его заместителем Викторией Нуланд, которая после отъезда шефа устроила сеанс челночной дипломатии между Москвой и Киевом.

Серия визитов представителей западных стран, еще недавно призывавших к изоляции России, была воспринята российскими политологами как доказательство провала этой стратегии. Некоторые даже заговорили о начале нормализации отношений между Россией и Западом, причем на российских условиях. А публичный втык, устроенный Джоном Керри Петру Порошенко (американский госсекретарь потребовал от украинского президента «хорошо подумать», прежде чем пытаться вернуть силой донецкий аэропорт), был воспринят как смена подхода к Украине.

Однако на деле поводов для эйфории нет. Безусловно, Москва выиграла этот раунд и смогла донести до западных стран мысль, что бесконтрольно развивающаяся конфронтация приведет лишь к дополнительным потерям. Безусловно, США и отчасти ЕС переводят свою политику на более прагматичные рельсы (в том числе в том, что касается отношений с Украиной). Однако ни о каком изменении отношения к России речи не идет — Запад просто хочет минимизировать риски, которые исходят от украинского кризиса в частности и обострения отношений с Москвой в целом. Качественное изменение российско-западных отношений возможно лишь в том случае, если Европа и США обратят внимание на истинные причины возникновения этого кризиса.

Резкое охлаждение отношений России с Евросоюзом было вызвано не столько украинскими событиями, сколько изменением баланса сил в Европе. Изменением, которое Евросоюз отказался признавать.

После окончания холодной войны, развала Советского Союза и Организации Варшавского Договора биполярная система в Европе приказала долго жить. Сама по себе возникла новая подсистема международных отношений, правила которой были весьма просты: Россия уходит из Европы и становится периферией Европейского союза, задача которой — поставка ресурсов и предоставление европейцам своего рынка. Москва в общем-то не возражала (если не считать возражением периодические воспоминания о собственном достоинстве, наподобие марша десантников на приштинский аэропорт в 1999 году) — у нее не было ни сил, ни политической воли, чтобы выстроить паритет в отношениях с Брюсселем. Итогом такой позиции стала потеря практически всех российских позиций в Восточной Европе, а также значительной части влияния на постсоветском пространстве, причем не только в европейской его части, но и в южнокавказской.

Однако в 2000-е годы ситуация несколько изменилась. Во-первых, с приходом Владимира Путина начался процесс сначала централизации, а потом и усиления политико-экономической мощи России, соответственно, росло и самосознание российской элиты. Люди стали вспоминать, что до распада Союза Россия на протяжении почти 300 лет была одним из центров европейской и мировой политики. Во-вторых, дальше отступать уже было нельзя: поглотив Восточную Европу, Евросоюз открыто вторгся в сферу влияния России, начав политику «цветных революций».

Какое-то время Москва не шла на конфликт с ЕС, рассчитывая на то, что взаимоотношения по принципу «центр—периферия» сменятся на принцип «центр—центр» добровольно и органично. Россия закрыла глаза на первый украинский Майдан, а также предлагала Европе различные варианты более активного включения Москвы в европейские дела (например, через создание системы коллективной безопасности от Лиссабона до Владивостока). Однако Брюссель отказывался и продолжал рассматривать Россию как младшего партнера, одновременно продолжая продвижение на восток. И в какой-то момент в Москве поняли, что при таком отношении это продвижение вполне может закончиться на московском Майдане. Тогда Россия перешла от слов к действиям, сначала жестко ответив на агрессию прозападной Грузии против Южной Осетии, а затем еще более жестко защитив свои интересы на Украине (когда проигравший в аукционе за расположение ее тогдашнего президента Виктора Януковича Евросоюз сыграл не по-партнерски и поддержал украинский переворот).

Возвращением Крыма и поддержкой Донбасса Россия не просто ответила ЕС — она, по сути, перечеркнула все правила игры, создав в Европе аналог Дикого Запада. А дальше ситуация развивалась, как на приеме у психолога. Первой реакцией Европы на разрушение комфортной для нее системы был гнев (особенно возмущалась Германия — Берлин долго пестовал эту систему, и ее разрушение нанесло серьезный удар по лидерству канцлера Ангелы Меркель в ЕС). Евросоюз попытался принудить Россию вернуться к прежним правилам игры, прежде всего через санкции. Однако Москве удалось не только выдержать этот накат, но еще и наносить Европе болезненные контрудары (прежде всего через сельскохозяйственные санкции и «Турецкий поток»). И когда стало ясно, что отказ Европы признать изменившуюся реальность не только бессмыслен, но и опасен (поскольку ведет к эскалации конфликта на Украине и риску большой войны в Европе), ряд умеренных европейских политиков начал говорить о необходимости поиска компромисса с Москвой. Хотя бы диалога о диалоге (поскольку резкий поворот и тем более снятие санкций не только станут ударом по репутации ЕС, но и вызовут конфликт внутри Евросоюза с рядом восточноевропейских государств, которые ни за что в ЕС не отвечают и поэтому могут руководствоваться в своей политике антироссийскими фобиями).

Сама тенденция перехода от конфронтации к стабилизации возникла еще в конце прошлого года, и с тех пор она постепенно укрепляется. За последние несколько месяцев в России побывали все ведущие европейские лидеры, кроме британского премьера Дэвида Кэмерона (справедливости ради надо сказать, что он дистанцируется от европейской политики). Это не значит, что Евросоюз готов принять Россию как равноправного игрока, но он хотя бы начал разговор о значении и содержании слова «равноправный».

Долгое время этот разговор был малозначительным в силу того, что против него выступали американцы. Администрация Барака Обамы заняла крайне жесткую позицию в отношении России, событий в Крыму и на Украине. Однако визит Керри и Виктории Нуланд показал, что и отношение США к России начало меняться. Правда, в отличие от Европы эти изменения возникли не только из-за поражения предыдущей линии — скорее, тут налицо необходимость зафиксировать выигрыш.

По сути, Соединенные Штаты можно назвать основным бенефициаром нынешнего российско-западного обострения. Вашингтон решил обе задачи, поставленные в ходе того кризиса. Во-первых, он хотя бы частично нивелировал ущерб от крымской ситуации, вынудив Москву заплатить за возврат полуострова значительную цену и тем самым продемонстрировав Китаю, Ирану и другим великим державам, что ждет их в случае отказа играть по американским правилам. Во-вторых, американцы смогли нанести критический удар по российско-европейским отношениям, тем самым лишив Евросоюз возможности использовать тесные отношения с Москвой для давления на Вашингтон в экономических и политических вопросах.

В этой ситуации дальнейшая эскалация кризиса выглядела бессмысленной, и американцы начали искать возможность возобновления диалога. С конца прошлого года они предлагали Кремлю начать секретные дискуссии по украинскому вопросу, однако Россия отказывалась. Не потому, что не хотела разговаривать, а потому, что не хотела разговаривать тайно. В Москве требовали открытых переговоров и возобновления официальных визитов, надеясь с их помощью развеять миф об изоляции России и продемонстрировать всем, что Москва является переговорным партнером, а не агрессором и террористом.

Последние примерно полгода американцы отказывались от такого формата переговоров, однако за это время эскалация кризиса превратилась из бессмысленной в опасную. Во многом из-за того, что Россия начала реализацию «восточного поворота» и резко сблизилась с Китаем. В США понимают, что если это сближение продолжится, если Россия сможет обеспечить Пекину стабильную поставку энергоресурсов и безопасность Великого Шелкового пути, то на всей американской стратегии сдерживания Китая в Восточной Азии можно будет поставить крест.

Разыгрывая китайскую карту так, как это делалось, Россия, конечно, сильно рисковала. Если бы американцы не купились, то Москва могла бы попасть под сильнейшее влияние Китая и потерять свободу внешнеполитического маневра. Однако, похоже, американцы купились, и пересмотрели свое отношение к диалогу с Россией.

Именно поэтому в мае американцы приняли российский формат переговорного процесса, и в Москву отправился госсекретарь Джон Керри. И это был отнюдь не просто протокольный визит, а именно начало переговоров — не случайно с ним приехала Виктория Нуланд, которая затем посетила Киев и вернулась в Москву. «Визит Нуланд идет в развитие визита Керри, и его целью был более предметный и детальный разговор о реализации Минских соглашений. Госсекретарь Керри их вести не мог — у него огромное поле ответственности, фактически весь мир, и Украина явно не является приоритетом. Он может обсудить с Россией Ближний Восток, Ливию, Сирию. А за Украину и Россию в Госдепе административно отвечает именно Виктория Нуланд», — рассказал «Эксперту» заместитель директора Центра комплексных и европейских исследований Высшей школы экономики Дмитрий Суслов. По его мнению, осознание американцами того, что с Россией надо говорить, «уже успех, даже максимум, чего можно было достигнуть в нынешних условиях системной конфронтации, от которой Россия и США пока не отказываются. Администрация Обамы постарается использовать полгода активной политической жизни (до января 2016-го, когда начнутся праймериз) для того, чтобы не допустить опасной эскалации».

Большего действительно ждать пока не стоит, поскольку в российско-американских отношениях (в отличие от российско-европейских) нет ни целостной повестки дня, ни даже памяти об атмосфере доверия. «Даже в лучшие годы "перезагрузки” между Москвой и Вашингтоном сохранялись недоверие и взаимные подозрения, а высшее достижение тех лет — подписанный Дмитрием Медведевым и Бараком Обамой договор СНВ-3 — в полной мере сохраняло логику советско-американских соглашений о ядерных вооружениях периода "разрядки” начала 70-х годов прошлого века. Под договором вполне могли бы стоять подписи Леонида Брежнева и Ричарда Никсона», — говорит генеральный директор Российского совета по международным делам Андрей Кортунов. Переход от деэскалации к формулированию конструктивной повестки дня в лучшем случае произойдет уже при новой американской администрации. И то этот прогноз некоторые считают чересчур оптимистичным.

Между тем даже диалог о деэскалации постоянно находится под угрозой срыва. Виной всему политика официального Киева, а точнее, нынешних украинских элит.

Президент Петр Порошенко полагает, что возобновление эффективного российско-западного диалога — серьезнейшая угроза для нынешней Украины. Диалог резко нивелирует ее значение; кроме того, любой компромисс между Западом и Россией будет заключаться за счет интересов украинской элиты. Именно поэтому с первой же демонстрации общего российско-западного подхода (на саммите в Минске, где Меркель, Олланд, Путин и незримо присутствующий Обама в течение 16 часов давили на Порошенко и вынудили его подписать нужные Европе и России Минские соглашения) Киев делает все возможное, чтобы эти соглашения сорвать. Порошенко нужна эскалация гражданской войны на Украине — он понимает, что это не только позволит Украине просить больше денег и списания долгов, но и вынудит Москву и Брюссель более открыто втянуться в украинский конфликт, тем самым сорвав двусторонние переговоры. Именно поэтому украинская армия продолжает обстрелы Донбасса, украинские эмиссары разъезжают по европейским странам и на всех форумах просят о поставках Украине (единственной защитнице Европы от российских танков!) новейшего оружия, а сам Петр Порошенко постоянно требует ввода европейских миротворцев на линию границы между Россией и Новороссией.

Поскольку эти планы не сработали, Украина перешла на иные провокации, успех которых уже не зависел от реакции Европы. Мало того что Киев фактически заморозил переговорный процесс с ДНР и ЛНР, так он еще и грозится открыть «второй фронт» в Приднестровье. На прошлой неделе (то есть через год после начала «войны с Россией») Верховная рада разорвала договоры о военно-техническом сотрудничестве с РФ. Среди этих договоров был и документ, по которому Москва через украинскую территорию снабжала своих миротворцев в Приднестровье. На фоне устроенной Киевом блокады непризнанной республики, а также заявлений украинского президента о готовности «защитить» украинских жителей этой республики политологи говорят о возможности размораживания приднестровского конфликта. Который, в свою очередь, резко обострит российско-европейские отношения.

Россия может, конечно, использовать имеющиеся у нее военно-экономические инструменты для давления на Украину, однако оптимальным в данном случае представляется вмешательство США, которые с визитом Керри, безусловно, активизировали свое участие в украинском кризисе. Влияние Вашингтона на Киев трудно переоценить: не случайно Виктория Нуланд во время визита в Киев встречалась с высшими лицами Украины — президентом, премьером, спикером Рады. «При этом речь идет о прямом влиянии не только на высшее руководство Украины, но и на ряд влиятельных бизнесменов и представителей депутатского корпуса, полевых командиров, — поясняет "Эксперту” харьковский политолог Роман Травин. — Кроме того, общественный сектор и почти все журналистское сообщество продвигают повестку дня, сформированную на Западе, прежде всего в США. Она не всегда диктуется прямо, а зачастую идет через ведущие глобальные СМИ, информация и акценты которых потом ретранслируют украинские каналы, издания и информагентства. При смене этой повестки дня радикалы быстро будут маргинализованы, а общество согласится принять компромиссный сценарий». Безусловно, Соединенным Штатам нужна напряженность в российско-европейских отношениях, однако в определенных пределах. Действия Порошенко в них, судя по всему, не вписываются.

Геворг Мирзаян