САМЫЙ ГЛАВНЫЙ ПОДАРОК

Теплый ветер гнал по Неве талую воду. У парапета стояли ребята и молча наблюдали за упущенной кем-то лодкой. Она подпрыгивала на волнах, то зарываясь в них носом, то выныривая, как поплавок. — Пошли в общежитие, — сказал один из них. — Да что ты! Придем домой, а Василька нет. Кровать пустая! Страшно даже… — Чего ноешь? Пошли, нечего киснуть! По камням набережной загремели кирзовые ботинки. Ребята шли подавленные, грустные. Перед глазами стоял их бригадир, общий любимец — Василий Зимин. Хроника семейной династии Как невозможно отделить Неву, медного всадника, Исаакиевский собор от города, так нельзя представить себе завод без потомственной фамилии Зиминых. Здесь в цехах складывался семейный характер Зиминых — непокорный, напористый, справедливый. Вася очень хорошо помнил деда. Будучи совсем мальчонкой он любил зарываться с головой в дедову тужурку, насквозь пропахшую заводом, металлом и машинным маслом. Помнил Вася и з агрубелые руки деда с въевшейся в них копотью и как д ед ел – всегда неторопливо, медленно обмакивая хлеб в щи. — Дед, а когда дом для голубей построим? Обещал ведь… — Раз обещал, значит построим. Клеть удалась на славу! Все окрестные голубятники о такой могли только мечтать. И голуби у Васи прижились самые лучшие. Когда их выпускали, они взмывали к самым небесам, быстрокрылые, выносливые. Радость была недолгой, кто-то из завистников подбросил в голубятню кошку. Поднялся жуткий переполох, несколько голубей разбились о стены, трех кошка растерзала. Утешая Васю, дед гладил его по голове: — Что плакать, внучок? Слезы дело не поправят. Злые люди только рады слезам. А ты, наоборот, вида не показывай, старайся обиду поглубже запрятать. Эту дедову науку Вася усвоил на всю жизнь. И когда вышел во двор, не проронил ни слова о том, что случилось. Только на лбу, над переносицей показались две небольшие складочки — отпечаток мальчишеской обиды. А дед, как ни в чем ни бывало, принес проволоку и связал из нее небольшую клетку. Подвесили ее на окне и поселили там кенара. В доме снова стало весело. Замысловатые рулады разливались по двору, и у окна Зиминых собирались соседи — специально послушать маленького певца. Самый главный подарок деда – полный комплект инструмента. Тут тебе и клещи, и молоточки, и тисочки, и целый набор напильников. У Васи загорелись глаза. — Не просто это забава, — сказал дед, — пора тебе помаленьку к нашему заводскому делу приучаться. Мой отец на заводе работал, да и мы с твоим отцом — люди мастеровые. Так что и тебе, внучок, трудовой дороги не миновать. С этого дня дед каждое утро давал внуку задание, а вечером проверял, как тот справился. Постепенно становилась увереннее рука мальчика, точнее глазомер. Научился правильно пользоваться инструментом, разбираться в свойствах и качестве металла. Незадолго до начала войны дед тяжело заболел. Несколько месяцев, проведенных в больнице, не принесли ему облегчения. Дед умер тихо. Без стонов и жалоб. Вскоре после смерти деда отец привел Васю на завод: — Смотри, сынок, за этим станком стоял дед, а теперь я работаю, подрастешь и ты тоже будешь здесь работать. Вася любил приходить к проходной завода, когда заканчивалась смена. Ему нравилось шагать рядом с отцом в толпе веселых, сильных людей. Рабочие прощались, крепко пожимая друг другу руки. Вася тоже протягивал им ладошку и казалось, что прикосновения твердых, натруженных рук придают уверенность, наполняют силой. Война ворвалась в жизнь внезапно. Мальчик играл во дворе, когда мимо пробежала соседка, оглашая криком весь двор: «Война! Война!» Вася поспешил домой, у репродуктора застыла мать, она даже не повернула голову, когда мальчик вбежал в комнату. Утром отец подал заявление о добровольной отправке на фронт, но ему отказали: всем рабочим завода дана бронь. Бойцы нужны и в тылу. Вася помнил первые налеты, бисер трассирующих пуль над Невой. Потом блокада, голод. Воды тоже не хватало. Вместе с матерью ходили к Неве, где из проруби добывали воду и на санках, которые еще недавно весело носили Васю по горкам, а теперь были переделаны отцом для перевозки тяжестей, тащили ее домой, преодолевая резкий, морозный ветер. Не стало и электричества. На столе чадила керосиновая коптилка, сооруженная из аптечного пузырька. Мать перебирала вещи, связывала в узел и куда-то уносила. Иногда возвращалась довольная. В такие дни на столе появлялись сало, картошка. Вечерами, укладывая Васю, она шептала: «Совсем стал скелетик!» Отец приходил с завода почти ночью и уходил, когда Вася еще спал. На папу было страшно смотреть: цвет лица землистый, глаза ввалились. Он не притрагивался к хлебу, выдаваемому в отделе рабочего снабжения завода, все до крошки приносил домой. Посреди комнаты стояла железная печка. Ее почему-то называли «буржуйкой». Вася так и не уловил связи между печуркой, оделявшей теплом их комнату, и толстым человеком в черно-белом костюме и цилиндре, которого не раз рассматривал на картинке в книжке. «Буржуйку» топили щепой и макулатурой, которую мать набирала в пустых домах. Бумага сгорала быстро, и тепло держалось недолго. Грея по утрам на «буржуйке» воду, она причитала, глядя, как отец решительно отодвигает хлеб. — Господи, ведь ты так долго не протянешь! — Ничего, — отвечал отец, — пускай больше мальцу останется, ему расти надо. Мать только вздыхала. Гулять Вася почти не выходил. Шли обстрелы. В школе занятий не было. Двор опустел. Многие покинули свои квартиры. Люди умирали от голода и болезней. Вася видел, как выносили умерших соседей, и сердце мальчика сжимал страх. Отец несколько раз говорил матери, глядя на Васю: «Давай отдадим в ремесленное при заводе, парню при деле все-таки полегче будет». Но мать отмахивалась, не хотела слышать… До войны Вася часто встречал на улице мальчишек и девчонок в черной форме. Как-то раз отец спросил у него: «Хочешь в заводское училище?». Вася кивнул . Но опять мать вступилась: «Рано еще, посмотри, совсем ослабел. Успеет, наработается». На завод привезли дрова для семей рабочих. Мать с Васей еле дотянули груженные доверху санки. Пилить и колоть одному отцу было тяжело, и Вася помогал изо всех сил. Ему нравилось, когда топили печку. В ее железной утробе весело гудел огонь и вся она на четырех лапах, с раскаленными докрасна боками напоминала маленькое чудовище, исторгающее жар в промозглой комнате, где на холодных стенах с ржавыми подтеками красные языки пламени начинали свой лихой перепляс. В эти короткие минуты блаженства Вася замирал, покорно отдаваясь животворному теплу. Оно отгоняло голод, холод, страх и грустные мысли. В последнее время отец сильно сдал. Его мучили частые приступы кашля. Дыхание по ночам стало трудным, с хрипом. Когда он спал, мать смотрела на него и плечи ее вздрагивали от беззвучного плача. В один из вечеров отца с завода привели под руки. Мать всплеснула руками, охнула и начала хлопотать вокруг него. С завода прислали врача. Маленькая, черноволосая женщина в очках, огромном овчинном полушубке и непомерно больших валенках. Осматривая больного, приговаривала: «Ничего, Зимин, крепись! Надо крепиться!» Уходя, сказала матери: «Положение серьезное. Мокрый плеврит. Крайнее истощение. Я скажу директору — может, удастся отправить в военный госпиталь. Откачивать жидкость надо . Дома никак, да и шприца такого у нас нет». Госпиталь был на Выборгской. Отца увезли на заводском грузовике. Мать ходила навещать его через весь город. Потом, дома, подолгу лежала, набираясь сил. Однажды ее не было целый вечер. Васю охватил страх. Он побежал по пустынным, сумеречным улицам, надеясь ее встретить. И вскоре невдалеке увидел ее. Она шла медленно, сгорбившись и покачиваясь, казалось вот-вот упадет. И когда Вася схватил ее за руку, повернула к нему заплаканное лицо. — Мамка, мам, что с тобой?! Она вгляделась в сына, как будто видела его впервые, прижала к себе и забилась в рыданиях: «Васенька, сынок, больше нет у нас отца! Одни мы остались ». Смена заканчивала трудовой день. Мастер обошел цех. По его сигналу ребята остановили станки и привели в порядок рабочие места. Мастер проверял состояние инструмента, необходимого для завтрашнего дня, когда его за рукав тронул дежурный инженер: — Вас там в проходной спрашивают. Какой-то мальчишка, может, кто из группы? — Не может быть. Группа вся у меня на заводе. Вон они — сегодня показали ударный результат! Мастер с гордостью указал на доску с показателями. — Ну все-таки выйдите, — спрашивают именно вас. Мастер вышел из цеха, миновал заводской двор и открыл дверь вагончика, переоборудованного под проходную. На лавке сидел мальчик — щуплый, бледный, с синевой под глазами. — Это ты меня спрашивал? — мастер с недоумением разглядывал незнакомого мальчонку. — Да, я! — В чем же дело? — Возьмете меня в училище? Хочу стать рабочим. — Что ты, парень! Работа на заводе не из легких. Целый день на ногах у станка. И все время, пока он включен, за ним надо внимательно следить. Тут требуются и сноровка, и внимание, и выносливость. А ты… Вон как отощал! Сначала подлечиться надо, а потом приходи, поговорим. Как звать-то тебя? — Вася. Василий Зимин я. — Постой, как ты говоришь? Зимин? Не внук ли Зимина, нашего ветерана? — Да… — Вася покраснел и опустил голову. — Отец у меня умер. Тоже здесь работал, а маме я сказал — пойду в ремесленное… Хочу, как дед и отец, на завод! Она рукой махнула. Вот и пришел к вам. Возьмите меня. Мастер смотрел на Васю. — Умер, говоришь, отец? Знал я Зиминых издавна… И прадеда твоего помню, и деда, и отца хорошо знал. Да, именитая фамилия, наша, ленинградская, рабочая… Идем, Василий, с ребятами тебя познакомлю. Так началась страница рабочей биографии Василия Зимина. Когда Вася первый раз подошел к станку, мастер, глядя на его тщедушную фигурку, пожалел, что поддался минутной слабости и согласился принять на завод этого хрупкого мальчика, почти ребенка. Но во время занятий посмотрел в голубые, серьезные глаза и увидел в них столько упорства, что невольно подумал: «Зиминский характер — выдюжит». Жить Василий перешел в общежитие. Матери объяснил: — Там веселее с ребятами. Домой приходил каждые три дня, приносил хлеб, керосин, как отец когда-то. Мать гладила Васю по голове. — Ты сыночек, совсем взрослым делаешься. Зачем мне все это? Съешь лучше сам. Тебе нужнее. — Я еще получу, нам каждый день хлеб привозят. Я, мам, на том же станке работаю, что и дед, и отец. Мастер разрешил. Вчера уже полную норму выполнил. Я мастеру слово дал: за отца немцам буду мстить! — Как тебе, Вася, в общежитии живется? — Хорошо, мам, весело! С ребятами он быстро подружился. За голубые глаза получил прозвище Василек. В работе ребята были поопытнее, порасторопнее, но Василий старался им не уступать. Пригодилась дедова выучка. Он быстро схватывал главное и легко понимал, что от него требуют. Даже старый мастер любил поглядеть, как работает юный Зимин. «Чувствует станок, рабочая жилка», — думал он, наблюдая за действиями молодого мастера. Завод выполнял особое задание. Типовую продукцию заменили на новый вид изделий и от подсобных цехов, где работали учащиеся, зависело выполнение комплектации. Приходилось осваивать непривычную работу. Кончался длинный, напряженный день. Один за другим замирали станки. Мастер, как всегда, обходил рабочие места. Подошел он и к Зимину. Станок протяжно пел. Василий, склонившись над зажатой деталью, и не думал его останавливать. — В чем дело, Зимин, почему не оканчиваешь смену? — Смотрите, если изменить порядок и начать обрабатывать с этой стороны, получается-то быстрее. Мастер заинтересовался. — Ну-ка, ну-ка, чего ты там намудрил? Он рассмотрел готовую деталь. — Ловко! А ну давай еще разок покажи! Когда вокруг собрались ребята, мастер и Зимин увлеченно хлопотали над станком. — Можно я останусь в ночную? Заводу ведь срочно нужны детали, а этим способом я за ночь много сделаю! Кто-то из ребят присоединился: — Я тоже хочу попробовать. — И я… Вся группа заявила, что будет работать сверхурочно. Придуманный Зиминым способ отличался удивительной простотой и возможностью быстрого изготовления детали. Один за другим включались станки и помещение цеха заполнял привычный рабочий гул. Захваченные работой ребята не заметили, как пронеслась ночь. Никто не чувствовал усталости. Утром оказалось, что срочные заготовки выполнены и основные цехи могут приступить к сбору продукции. Директор завода и главный инженер не верили своим глазам. — Как это вам удалось? — Вот изобретатель! Мастер ласково потрепал по плечу Василия Зимина. — Сообщите в штаб обороны, — обратился директор к главному инженеру, — чтобы там зарегистрировали трудовой рекорд нашего завода. Василия Зимина выбрали бригадиром. Теперь на доске трудовых показателей против его фамилии процент выполнения нормы был не менее 140%. Бывали дни, когда он превышал 200%. Так Василий Зимин мстил немецким фашистам. Начинался ясный весенний день, земля жадно впитывала первое тепло. Хотелось улыбаться, жить. Серебристый воздух бодрил и радовал. Немецкий артиллерист закончил смазку орудия. Он осмотрел замок, заглянул в густо смазанный блестящий ствол и удовлетворенно покачал головой. Через час они начнут артобстрел города. К этому времени все необходимо привести в порядок. Орудие должно действовать безотказно, без единой осечки! За них строго наказывали. Артиллерист прищелкнул языком, вспоминая, как попал под арест наводчик соседнего орудия, когда во время артподготовки вдруг отказал орудийный механизм. Еще раз осмотрев прочищенные и смазанные части, он остался доволен, но на всякий случай решил дать пробный выстрел. Вогнал снаряд в ствол и повертел рукоять управления. Орудие медленно и зловеще повернулось. Затем он нажал на рычаг и быстро выпрямился, чтобы не попасть под удар отдачи. Грянул выстрел, и с пронзительным визгом, рассекая весенний воздух, снаряд понесся в сторону Ленинграда… Он взорвался на заводском дворе, подняв столб земли вперемежку с корнями прошлогодней травы и кусками деревянной скамейки. Содрогнулись стены цехов, вздрогнула земля. — Кто был во дворе? — кричал в трубку дежурный по заводу. — Никого? Хорошо… Он набрал номер и доложил: — Товарищ директор, снаряд угодил в пустой двор. Жертв нет . Директор с облегчением нажал рычаг телефона, в этот момент раздался звонок. — В шестом несчастье! Убит ремесленник! — Фамилия? — Зимин. Станок как ни в чем не бывало продолжал свое движение, но Василий уже не мог его слышать. Широко раскинув руки и закинув голову, он лежал на полу, окруженный растерянными товарищами. В первую минуту кто-то, не понимая, что случилось, нагнулся над ним и приподнял за плечи: — Вася, ты чего, вставай! Но тут же опустил бессильное тело. В цех вбежала заводской врач. Она быстро расстегнула Васину гимнастерку, пощупала пульс, провела рукой по груди и, вытирая кровь, покачала головой. — Убит! — Как же это могло случиться? — спросил директор у мастера. Тот недоуменно развел руками.— Ведь снаряд разорвался во дворе с той стороны. Все посмотрели на стену, за которой простирался заводской двор. И тут кто-то из ребят воскликнул: — Смотрите! Вот! На окрашенном листе фанеры, которым было заколочено окно, светилась маленькая дырочка. Единственный осколок вражеского снаряда влетел в цех и сразил Васю в момент, когда тот склонился над станком, увлеченный работой. В цехе царила тишина. Вася лежал на столе, вокруг стояли рабочие, его товарищи по группе, директор, инженеры, старый мастер, который хорошо знал всех Зиминых… — Ответят фашисты за это, вдвойне ответят, — убежденно сказал директор. На следующий день секретарь доложила директору: — К вам ребята из ремесленного вместе с мастером. — Пусть заходят! Они вошли повзрослевшие, подтянутые. — Товарищ директор, — начал мастер. — Наша группа просит сохранить рабочее место Василия Зимина. Мы даем слово — перевыполняя норму, выдавать не менее 150% за погибшего на своем посту нашего товарища. Не может завод без Зиминых — фамилия эта бессмертна! Эрик Котляр. Фото из открытых источников.