…репарации (1945-1951)(ч.2)

III. Вероломный Альбион



В диссертации Тронда Толлефсена «Британско-немецкая борьба за репарации» написано ровно о том самом. Количественные показатели по всем трем зонам там проскальзывают невзначай, их приходится вылавливать. Читателю по большей части предлагается погрузиться в политическую атмосферу британской оккупационной зоны, где заигравшиеся в самоуправление, выстроенное по колониальному африканскому образцу, британцы невольно зародили в немецких сердцах надежду на то, что промышленных изъятий вообще удастся избежать. Это приводило к разочарованиям, саботажу, забастовкам, закидыванию снежками полиции, экзальтированным оценкам немецких «экспертов» уже вывезенного добра, задержке демонтажа, но неумолимые англичане всё равно выполнили намеченное, пусть и после трех пересмотров промышленных уровней в сторону увеличения. И под самый конец британцы, испортившие отношения с новорожденной аденауэрской ФРГ, сумели выполнить сложный финт, укрепили свои позиции в Международном управлении Рура (МУР), заручившись согласием ФРГ на участие в этой организации, заблокировав попытки Франции и ФРГ сблизиться и начать европейскую интеграцию на базе МУР уже в 1949 году. [Spice must flow,… or not].

Ab ovo Ялты вылупились два подхода к проблеме возмещения. Жесткий американский, идейный ребенок министра финансов США Генри Моргентау (своими кольцами которого обвил сталинский агент влияния и шпион заместитель Гарри Декстер Уайт), и мягкий британский «комитета Малкина». Все соглашались с тем, что репарации будут в натуральной, а не денежной форме – учли ошибки Версаля. Но вот по объему были разногласия. Британцы рассуждали так: ущерб, нанесенный Третьим Рейхом жертвам своей агрессии, был настолько колоссальным, что Германия никогда не сможет его возместить; следовательно, репарации жертвам нужно рассчитывать не относительно их потерь, а как их процентную долю от того, что будет истребовано с Германии после подсчета ее экономических возможностей. Отсюда нежелание британцев соглашаться с конкретной суммой репараций. Давайте соберем репарационную комиссию, говорили они, пересчитаем жизненный уровень мирной Германии, урежем лишние производительные силы и разделим между собой по-братски. Сталин и Майский выступали за фиксированную сумму, а американцы в Ялте колебались. Эд Поули, представитель Трумэна на Межсоюзнической комиссии по репарациям (ARC) в Москве, занял этот пост в апреле 1945 года, и газеты сочли эту смену кандидатуры сигналом Трумэна, что он готов сойти с позиции покойного Рузвельта по репарациям и поддержать СССР по вопросу суммы. И действительно, Поули ехал в Москву в мае с инструкциями соглашаться в случае чего на конкретные $14 миллиардов. Но Поули был политиком своеобразным, неподневольным, и он самостоятельно решил не следовать этим инструкциям. Начало работы ARC откладывалось из-за британцев, тянущих время, пытаясь пригласить французов в комиссию. ARC провела запоздало всего одно официальное заседание (21 июня 1945), что в преддверии Потсдамской конференции означало, что никто из этих второранговых чиновников не будет высовываться вперед с инициативами. Все стороны аккуратно избегали обязательств. ARC так и не принял ни одного серьезного решения, и ее мандат перешел в Союзный контрольный совет (СКС) в Германии.

В Потсдаме американская жесткая позиция сохранилась, но потребовала пересмотра, так как произвольная передача Советским Союзом Польше территорий по Западную Нейсе-Одер спутала все экономические заготовки американцев, рассчитывавших на то, что у Германии останется больше аграрных земель к востоку от Одера. Теперь же Советы поставили американцев перед фактом, что своего продовольствия у будущей Германии будет значительно меньше (потерянные территории обеспечивали 25% потребностей немцев в еде), а жизненно необходимый импорт больше. Трумэна волновало только два вопроса: немецкая военная промышленность должна быть уничтожена, и американцы не должны помогать оплачивать репарации, как это случилось после Версаля. Мысль о том, что им, американцам, придется оплачивать из своего кармана импорт продовольствия для немцев во время оккупации, не нравилась Трумэну, хотя по факту так это и произойдет: GAROIA за четыре года безвозмездно ввезла в западные зоны продовольствия на $1.6 млрд.(т.е. военный департамент США в лице OMGUS оплатил за немцев ~67% съестного импорта)[Hans-Joachim Braun, 106]. Также до американской делегации тогда дошла информация о том, с каким рвением и скоростью советские демонтажные бригады работали в советской зоне, что заставило их с подозрением отнестись к советскому предложению считать всё демонтированное до 2 августа не репарациями, а «военными трофеями». Американцам потребовался всего один день, чтобы согласиться с этой советской формулировкой, но за этой легкостью скрывается то, что на тот момент они уже определились с основным принципом будущих репараций – СССР будет изымать репарации преимущественно только из своей собственной зоны (без установления ограничений – хочешь $10 млрд., а хочешь $128 млрд. или 679 млрд. рублей). Все остальные союзники, включая самих США, такой роскоши в виде установки «выше только небо» были лишены – им требовалось ждать подсчетов только-только созданной СКС. И если СКС насчитает ноль, то извольте довольствоваться своим процентом от нуля. Сколько там будет? По оценкам американских экспертов в Потсдаме промышленные репарации в западных зонах составят $1.7 млрд., из которых СССР получит $425 млн. [Tollefsen: 97].

Если удариться в альтернативную историю и представить, что СССР умерил пыл своих трофейных бригад в отношении заводов и не передал столь стремительно Польше Силезию, Померанию и прочие Пруссии, то могло бы это повлиять на другой исход по репарациям? Ведь по своим устремлениям Сталин и Моргентау не сильно друг от друга отличались в 1945-46 гг. Разве что советские были чуточку масштабней: СССР в 1945 грезил о демонтаже 2250 западных заводов, но США нас поправляли – не 2250, а только 1750 сковырнем. По выпуску немецкой стали их цифры были где-то рядом: СССР требовал ограничить выпуск 4.6 млн. т., США в 1945 эволюционировали от 3.5 до 7.8 млн. т., британцы желали видеть 11 млн. т. Идеи Моргентау, воплощенные в директиве ОКНШ №1067, оставались руководством к действию для OMGUS до лета 1947 года, следуя параллельным курсом с советскими интересами в деиндустриализации Германии. Возможно ли было другое решение, которое бы не запирало СССР в его собственной зоне, расширяло репарационное поле и в результате принесло Советскому Союзу больше промышленных предприятий из западных зон? Это «вопрос на 64 доллара».

Четырнадцатого января 1946 года 18 наших западных союзников создали ИАРА, чтобы облегчить всем участвующим процесс дележки. В хозяйствующих директоратах СКС планировалось формировать списки заводов для репараций, и СССР имел право первого выбора. Оставшаяся часть автоматически отходила к ИАРА и распределялась среди 18 государств согласно их долям. Стукнуло 2 февраля 1946. Это был конец шестимесячного срока, отведенного для определения объемов оборудования к вывозу, но План промышленного уровня (Level of Industry plan) для Германии был выработан только 26(28) марта 1946. Нарушаем-с. Потсдамские договоренности-с [III, 5]. План предусматривал сокращение немецкой промышленности до 50-55% от уровня 1938 года (или 75% от 1936). Полторы тысячи предприятий шли под нож. Вся военная отрасль должна быть уничтожена или вывезена. Станкостроительная отрасль должна была сжаться до 11% от 1936 года. Вводился запрет на производство алюминия. Выпуск стали ограничен 5.8 млн.т при общих оставленных мощностях в 7.5 млн.т. Цифры по стали указывают на советско-американский компромисс (дружбу и жвачку) и антагонизм этих двух держав с Великобританией, которая уже тогда жаловалась, что такое резкое (в 3.5 раза) сокращение сталелитейной отрасли ударит по Руру в британской оккупационной зоне, вызовет безработицу, социальное брожение, торговый дефицит зоны и ляжет бременем на британский бюджет. Британия вымотала тогда всем нервы, но согласилась на этот План только потому, что ее представители (генерал Робертсон, CCG(BE)) видели, что промышленность Германии была загружена всего на 29% той зимой 45/46 и что пока еще можно было совмещать сокращение простаивающих мощностей с увеличением выпуска. Советские и американские делегаты радостно водили хоровод, а Perfidious Albion плести коварный замысел принялся по пересмотру Плана.

В апреле разразился первый кризис СКС. Как это ни странно, главным сеятелем раздора была Франция, ветирующая создание центральных экономических органов в Германии. Люсиус Клей (OMGUS) был столь зол на французских делегатов, что просил Госдеп остановить отправку зерновозов из США в голодающую Францию, чтобы оказать на них давление в начале 1946 года. После публичного выступления Тореза, бичующего американский империализм и взывающего к советской помощи, СССР своевременно перенаправил из Одессы в Марсель 500,000 т. зерна, ранее полученного из США по линии UNRRA. Главный французский коммунист и посол Богомолов сжали тогда пропагандистский урожай по полной под вспышками фотоаппаратов. Советский опытный повеса, скрывая свои неизлеченные коминтерновские шанкры, увивался вокруг своей многообещающей парижской пассии. Влияние коммунистов и социалистов было значительным в Ассамблее и в стране целом, а премьером был социалист Гуэн. Министр иностранных дел Бидо помнил об этом влиянии и боялся его, но получается, что тогда в апреле его представители в СКС подмахнули СССР своим обструкционизмом.

Франция ветировала, потому что считала себя не связанной Потсдамскими договоренностями. Британия могла оказать влияние на Францию, но не делала этого, ожидая кризиса как манны небесной. СССР в это время принялся изымать репарации из текущего производства, что переполнило чашу терпения Л.Клея. Восьмого апреля Клей требует от коллег единой экспортно-импортной политики (т.е. выпуск текущего производства нельзя изымать для уплаты репараций, его следует использовать в первую очередь для оплаты импорта), но советский представитель заявил, что они продолжат торговлю на зональной основе. После чего Клей пригрозил, что в этом случае план по репарациям выполнен не будет. Третьего мая Клей заявил, что демонтаж оборудования в его зоне приостанавливается до исполнения Потсдамского соглашения. Этот шаг был в первую очередь направлен против Франции, во вторую – СССР. Клей тем самым привлекал внимание Госдепа и Трумэна к проблеме берлинского тупика. Бирнс в то время уже сидел в Париже на Второй сессии СМИД. Своей телеграммой он одобрил заморозку демонтажа. Тем самым государственный секретарь пошел на нарушение дипломатической сделки с Советами: ведь в Потсдаме стороны договорили о зональном плане репараций без каких-либо обременений, описывающих торговый дефицит в западных зонах. Но и СССР нарушил этот договор – II, 14(d) и 19 – когда отказался договариваться об единой импорт-экспортной политике и стал изымать продукцию из текущего производства. Заморозка демонтажа не затронула авансовые поставки (Operation RAP) СССР и была отменена в ноябре 1946.

Этот ультиматум Клея не был чем-то ужасным, как любят нагнетать в некоторых статьях. Дело в том, что процесс демонтажа и без того был заторможен необходимостью оценки оборудования, а оценочные комиссии шевелились тогда словно черепахи, подверженные летаргии. Двадцать четвертого октября 1946 советский делегат в СКС официально пожаловался на медлительность в оценке предприятий, предназначенных для репараций. Были оценены только 181 завод на сумму 296 млн. РМ. Получалось, что в месяц рассматривалось только 30 заводов. Самые большие задержки наблюдались в британской оккупационной зоне. Советский делегат предложил существенно увеличить количество экспертов в комиссиях по оценке. [Enactments…V,p.78]. К октябрю 1946 был подготовлен предварительный список из 972 заводов [ibid.p.63], из которого через оценку прошли только 181. А оценить планировали вообще-то ~1500, и только на оценку могло уйти четыре года! В Потсдаме крайний срок «оценки» не был уточнен, но Потсдамское соглашение отводило всего два года на демонтаж (начало отсчета следует брать с 2 февраля 1946, ибо так гласит раздел III: 5 и 6). Если с оценкой 8 месяцев уже тянули (12% от плана), то что предвещала грядущая эпопея с вывозом?! Дальше марта 1948 года ведь тянуть было нельзя. Эти опасения оправдаются.

Самое существенное последствие у заявления Клея находилось в дипломатической плоскости. Эта нервозность, крик о помощи, скорее, проник на Парижскую сессию СМИД, где его с готовностью подхватили британцы. Бевин в июле 1946 фактически выставил всем ультиматум: он потребовал у коллег открыть свои оккупационные зоны и начать экономическое сотрудничество с британской частью Германии, иначе Великобритания выйдет из Потсдамских соглашений и будет организовывать свою зону отдельно в виде британского протектората. Этот удар был направлен на американцев, на существующий советско-американский компромисс, на политику деиндустриализации. Британия переламывала баланс сил в СКС в свою пользу, и Бирнс дрогнул. Госсек предложил всем желающим объединить свои зоны как временную меру до того момента, когда в Германии появится единый экономический орган. Французы и русские ответили отказом. Так британцы через шантаж подтолкнули американцев к созданию Бизонии. Теперь это у Бирнса голова будет болеть о торговом дефиците и несамообеспеченности Рура, и он начнет отходить от советских позиций, что найдет отражение в его Штуттгартской речи 6 сентября 1946: «промышленные уровни должны быть пересмотрены…никаких репараций из текущего производства…СКС не справляется с обязанностями по управлению Германией… нужно дать возможность Германии воспользоваться своими умениями и энергией, чтобы она смогла нарастить выпуск своей промышленности».

Вернемся к Парижской сессии СМИД. Молотов, выждав время, выступил с речами «О судьбах Германии»(10 июля) и «О демилитаризация Германии»(9 июля). В ней он обратился напрямую к немецкому народу, обвинив западные державы в политике «моргентаунизма»: «было бы неправильно взять установку на …ее [Германии] аграризацию с уничтожением ее основных промышленных пунктов… . В последнее время стало модным говорить о расчленении Германии,… об отделении Рура от Германии. Все подобные предложения проистекают из той же установки на уничтожение и аграризацию Германии. ... Уничтожение Германии не должно входить в нашу задачу». Также Молотов осудил «незаконное заявление» Клея об «отказе выполнять репарационные поставки для Советского Союза» [58] и пожаловался на то, что «до сих пор не составлен план репараций, не смотря на неоднократные требования Советского правительства». Напомнив немцам про их страх перед «аграризацией», Молотов сыграл роль «доброго милиционера», что понятно. Ведь на носу были немецкие выборы осени 1946 года, к которым начальник Управления пропаганды СВАГ полковник Сергей Тюльпанов готовился загодя, пряча КПГ под шкурой СЕПГ за счет СДПГ. Вариант мирного политического завоевания Германии всё еще не исключался в Кремле, и немцам вовсю расписывали, что Москва была единственным поборником единой и развитой Германии. Также стоит помнить про возрожденные профсоюзы, где были сильны позиции СДПГ. Профсоюзы негативно относились к остановке заводов, поэтому Молотов не смог тогда во всю дипломатическую силу оттоптаться на решении Л.Клея, иначе немцы увидели бы, что между Молотовым и Моргентау разницы было никакой.

Наступил новый 1947 год. Была создана «страна бизонов». Бирнса заменили на Маршалла, и в апреле новый госсек на Четвертой сессии СМИД вновь попытался разрулить немецкую экономическую пробку, ибо проблемы в западных зонах никуда не делись, набухая нарывами. Черный рынок, инфляция, предприниматели-Плюшкины с перекошенными от собирательства мозгами, простаивание формально занятой рабочей силы aka «латентная безработица». Население Бизонии неожиданно для всех выросло (1936 – 32 млн., 1946 – 38, прогноз на 1952 – 42 млн.) и хотело кушать. Цены на продовольствие и сырье с 1936 года росли быстрее цен на промышленные товары, что налагало дополнительные ограничения на Бизонию, которой требовалось тратить $2 млрд. в год только на импорт продовольствия, семян, удобрения и, как ни странно, промышленных изделий. В Москве Маршалл предложил пересмотреть немецкую границу на востоке, чтобы включить в Германию больше сельскохозяйственных земель, но безуспешно. Именно по итогам московской сессии СМИД Маршалл понял, что что-то идет не так: «Пока доктора совещаются, наш пациент умирает». Отсюда начинается поворот к его речи в Гарварде 5 июня, принятию Конгрессом США «Плана Маршалла» в 1948 году и денежной реформе в Тризонии, на что Советы, увидев, насколько оказались слабыми позиции КПГ и СЕПГ в Германии, ответили Коминформом, переворотами в Чехословакии и Венгрии и блокадой Берлина.

К январю 1948 года СКС распределил 288 заводов. Весь 1947 год СКС показывал в целом ту работу, которая от него требовалась. Пусть с задержками и с меньшими объемами, но процесс распределения был наконец-то запущен. Были жалобы советских делегатов на то, что британцы без разрешения снимают особо ценное оборудование с некоторых заводов, но нельзя утверждать, что именно это привело к полной остановке работы СКС в марте 1948 года. Отнюдь. Советская доля полученных предприятий на тот момент была выше предписанной (предположительно 38% вместо 25%). Также не забываем о том, что 60% полученного СССР должен был оплатить встречными поставками продовольствия, строительных материалов и так далее, пусть и не сразу (пять лет vs. двух на демонтаж). Первая отгрузка этих встречных поставок произошла в ноябре 1947 года [Enactments…, Vol.VIII,p.88], и 10 января 1948 делегаты договаривались уже о второй [IX,p.10], что указывает на то, что атмосфера в СКС была рабочая. И то, что вторая и все последующие отгрузки не состоялись, следует винить не делегатов СКС, а вышестоящие инстанции. В результате имеем долг СССР по встречным поставкам примерно в 44 млн. РМ., т.е. СССР выполнил свои встречные обязательства только на 12% [Sutton, 26]. Остановка работы СКС не случайно произошла в марте 1948: именно тогда власти Тризонии официально предупредили о грядущей денежной реформе. Деятельность СКС оказалась парализованной за три месяца до блокады Берлина. В воздухе носился ветер перемен.

Напомню, что срок демонтажа согласно Потсдаму истекал в марте 1948. Американцы к 31 марту 1948 сумели демонтировать только половину и закрыли (остановили) оставшуюся, добив демонтаж окончательно только в 1949 году. А слоупоки-британцы и французы затянули демонтаж аж до 1950. Британцев частично можно понять: в их зоне находилось больше всего заводов к вывозу. Но всё равно - нарушения союзниками Потсдамского соглашения на лицо. Все репарации остановились в апреле 1951 года. Всего союзники демонтировали 667 заводов (706 по другому источнику), совокупная стоимость которых оценивалась в 708.5 млн. РМ (в ценах 1938). Звучат ППС-оценки о 900 млн. РМ [Krueger, 287], или $250 млн. Если в процентах, то ИАРА к 1951 срезала 3.1% промышленных мощностей западной Германии уровня 1938 года. Если сравнивать с 1936, то промышленность западной Германии в 1948 году всё еще показывала рост в 11% [Haller, 283], и этот рост объясняется тем, что британцы половину заводов в своей зоне демонтировали только в 1949-50 гг., чем и был вызван гнев немцев, уже почувствовавших вкус полусвободной ФРГ.

Вы спросите, почему было разобрано всего 667, а не 1500. Всё дело в урезаниях демонтажного списка, что последовали после московской сессии СМИД (апрель 1947), когда СССР потерял свое влияние над этой программой. Первый пересмотр Плана промышленного уровня произошел (без участия СССР) в октябре 1947: к демонтажу были объявлены 682 заводов из Бизонии, включая 496 предприятий в британской зоне, в основном из металлургической отрасли. К середине 1948 года британцы еще не начали демонтаж на 175 заводах, и 144 только в процессе [Tollefsen,190]. В новом списке на демонтаж, значит, было 682 завода, 302 из которых – военного или двойного назначения. В британской зоне военные заводы представляли большинство. В Земле Северный Рейн-Вестфалия, где располагался Рур, 294 завода должны были быть демонтированы, и 43% из них были военными [154]. Американцы согласились на выпуск немецкой стали в 10.8 млн. тонн, что было позицией Великобритании аж с 1944 (Малкин). Британцы получили то, что хотели – самодостаточный Рур с выпуском в половину от нацистского пика.

После первого пересмотра Плана были и другие, менее радикальные. В Германию в 1947 приезжала миссия бывшего президента Гувера для оценки экономической ситуации. Затем в 1948 80-й Конгресс накануне выборов начал крестовый поход против демонтажа, имея первичной целью подрыв предвыборной кампании Трумэна [193]. Была резолюция №365 Палаты представителей о том, что СССР более не должен извлекать пользу из вывоза заводов из Германии. В апреле 1948 была поправка к Закону о помощи иностранным государствам (aka План Маршалла), которая разрешала оставлять те заводы в Германии, демонтаж которых навредил бы Программе европейского восстановления. Потом в июне была миссия Коллисона, рекомендовавшая сохранить 332 завода из списка. В августе кабинет предложил Трумэну сохранить 163 завода оттуда. После переизбрания Трумэна Конгресс сразу потерял интерес к проблеме немецких заводов, и все эти рекомендации отправились в мусорную корзину. В начале 1949 года был отчет Хамфри, когда британцы хотели демонтировать 5 крупных сталелитейных заводов, а американцы безуспешно пытались им помешать: только крупный Deutsche Edelstahlwerke в Krefeld был сохранен.

Осенью 1948 министром иностранных дел Франции стал Шуман, ратующий за немецко-французское сближение, поэтому позиция Франции стала мягче, сместившись к американской. И, наконец, последовало Вашингтонское соглашение о PLI (Запрещенных и ограниченных отраслях), ставшее ударом по сталепрокатной отрасли, оставив Германии 56% послевоенных мощностей (11.1 и 13.5 млн.т выпуска и мощностей соотв.), или 72% от 1936, и после которого демонтаж в британской зоне в коем-то веке набрал полный оборот: 53% всего демонтажа (в РМ) в западной Германии пришлось на 1949-50 гг.[Krueger, 292], а если смотреть по весу, то еще больше. Излишне напоминать, что СССР в этом пиршестве лома и чертовой матери не участвовал.

Британский размах пугал немцев. Аденауэр предлагал Бевину интернационализировать заводы или продать французам за американские кредиты, лишь бы оставить их целыми, но британцы отвечали отказом. Так, шаг за шагом, британцы подталкивали немцев к соглашению, которое позволило бы Великобритании остановить демонтаж без потери лица и закрепиться в МУР. Петерсбергское соглашение сохранило жизнь всего 25 заводам. К апрелю 1951 года британцы почти полностью выполнили свой план по демонтажу. Взамен Аденауэр соглашался принять участие в работе МУР, следовать всем ее предписаниям, а устав МУР был написан таким образом, чтобы эта организация не превратилась в центр европейской интеграции.

In collusion, можно подвести итоги. СССР получил из западной Германии в период 1945-1951, скорее всего, 39 заводов на сумму 140 млн. РМ ($168 млн.). Мог бы получить больше (на 225 млн. РМ), если бы продержался в СКС до 1951 и принимал участие в пересмотрах Плана промышленного уровня. Или еще больше (354 млн. РМ), если бы пересмотров Плана не было. По факту союзники не додали нам оборудования на 85 млн. РМ, но и мы в свою очередь не выполнили свои обязательства по встречным поставкам в 44 млн. РМ. Демонтаж в западных секторах Берлина в мае-июне 1945 грубо оценивают в 100 млн. РМ. (А если так, то СССР получил 240 млн. РМ, что больше причитающихся нам 25%; следовательно, союзники ничего нам не были должны, а вот мы зажали встречных поставок на 138 млн. РМ). От торгового флота Германии в 273 судна (173 млн. РМ) мы получили треть, или 57 млн. РМ. Интересно еще то, что даже в разгар берлинской блокады распределенные ранее заводы продолжали демонтироваться и отгружаться в пользу СССР. Промышленный демонтаж можно измерять по-разному: в валюте, в весе, в количестве вагонов-платформ, в количестве заводов. Последний способ может вводить в заблуждение, так как один гигантский завод может стоить 27 млн. РМ, а самый крохотный – 150 тыс. РМ.

[Конец]
Источники:
A year of Potsdam, the German economy since the surrender, 1945 / Germany (Territory under Allied occupation, 1945-1955 : U.S. Zone);
Enactments and Approved Papers of Allied Control Authority in Germany, Vol. I-IX;
Military government for Germany – Weekly information bulletin N. 42;
Hans-Joachim Braun, The German Economy in the Twentieth Century (Routledge Revivals): The German ... ;
Anthony Sutton, Western Technology and Soviet Economic Development, 1945-1965, Vol.III;
Trond Ove Tollefsen, British-German Fight over Dismantling, 2016 (dissertation);
Hans-Juergen Krueger, Who paid the bill?..., 2016 (dissertation);
Oliver Haller, Destroying Weapons of Coal, Air and Water:…, 2005 (dissertation);
Болдырев Р.Ю., Новая и Новейшая История 2016, №6;
Семиряга М.И., Как мы управляли Германией, 1995;
Катасонов В., Репарации по итогам Второй мировой войны: вопрос окончательно не закрыт, 2015.
Молотов В.М., Вопросы внешней политики: речи и заявления, 1948.