Лекарство для Брежнева....
Коренной народ КОМИ АССР в середине семидесятых, вкусив все прелести
партийного руководства и социалистического хозяйствования, превратился в крепко пьющий, работящий, добрый и теряющий свои национальные особенности народ, как впрочем, и многие другие народы СССР.
Во время и после войны мужчины и женщины и работали в лесу на равных, пили на равных, и в баню шли после работы вместе, потому что, если идти по очереди, то спать уже некогда.
Ко времени описываемых событий уже, кажется, мылись отдельно.
Во времена хрущёвского правления был брошен лозунг о выдвижении национальных кадров и за прошедшие годы наиболее подходящих
выдвинули на разные руководящие должности, где они никому особого вреда не приносили, потому, как от природы были людьми абсолютно не злыми.
Иван Петрович Алтухов к сорока годам стал прокурором в своём родном районе, что его очень тяготило и смущало.
Слава Богу, в районе было немало залётных и заезжих, которыми нужно было заниматься, потому что людей, с которыми он вырос, Алтухов наказывать не мог.
Был он невысокого роста, с лицом крепко пьющего человека и имел все признаки вырождения, которому способствовала цивилизация в виде каторжного труда,водки,
разврата, плохого питания и пересыпанного матом русского языка, который
местное население и считало нормальным разговорным.
И женщины и дети матерились без всякой оглядки, полагая, что так и нужно разговаривать, потому что другого языка они отродясь не слышали.
*Наверху* к Алтухову относились по-доброму, потому что иначе к нему относиться было невозможно.
Молодёжь же в республиканской прокуратуре всегда его разыгрывала, то перепрячут его шапку, то портфель, с которым он никогда не расставался, нося в нём запасы еды, спиртного и необходимые в работе документы.
Но наливали ему всегда, поэтому перед начальством он появлялся, обычно, крепко выпивши.
Возможно, так и текла бы его неспешная и безвредная жизнь, но Москва решила провести заседание расширенной коллегии Генеральной прокуратуры на*местах* и потребовала выступление национального кадра из глубинки с докладом о борьбе с региональной преступностью.
Делать было нечего, и руководство вручило Ивану Петровичу готовый доклад и потребовало выучить его наизусть, освободив предварительно от всех других дел.
Однако Алтухов решил, что заучивать доклад незачем, потому что можно и прочитать, как-никак, а читать он умел ещё с детства.
На заседание коллегии съехались представители всех регионов СССР,
а потому мест в зале на местную прокурорскую молодёжь не нашлось, что молодых честолюбцев очень огорчило.
И они, по обыкновению, не только напоили Ивана Петровича, но и заменили ему доклад какой - то ерундой.
Ко всему прочему в бутылку *Боржоми*которая всегда стояла на трибуне,
налили водки вместо воды.
В случае разбирательства это грозило увольнением, но кто в двадцать пять лет думает о таких пустяках. Да пусть ещё найдут виноватых.
Перед самым выходом на сцену Алтухов заметил подмену доклада, но его успокоили и посоветовали говорить своими словами о том, что наболело.
Иван Петрович вышел на трибуну, против обыкновения, сердитый и сказал, ни к кому не обращаясь:
-Доклад, понимаешь ли, шпиждили, курвецы.
Поскольку микрофон был включён, публика в зале повеселела.
А докладчик продолжал:
-Я, товарищи, выштупаю впервые, потому же чего выштупать, когда
нечего шказать.
Это, когда ешть что шказать, когда наболело, тогда завсегда, пожалуйста,
мать его нехай с поворотом.
Вот другому лишь бы залезть на трибуну и себя показать, а шказать ему абсолютно нечего.
А он лезет и говорит и говорит, как будто у него заноза в одном месте или что ещё похуже.
Я надеюсь, все взрошлые и все меня понимают.
Поэтому я никогда и не выходил на трибуну, потому что шказать было нечего,
а я не пидорас какой-нибудь, чтобы людям мозги пудрить.
Иван Петрович налил из бутылки в стакан воду, выпил, крякнул, и налил ещё пол стакана.
-Если есть, что сказать, то ты смело иди и говори прямо в лицо, а не шепчись по углам, как последняя поселковая ****ь, а если шказать нечего, то сиди и помалкивай, как говорится *Тебя не гребут - не дрыгай ногами*.
Правильно я говорю, товарищи?
Зал одобрительно загудел.
Иван Петрович снова налил пол стакана, выпил и продолжил.
-Это же каким надо быть подлецом и засранцем, чтобы залезть на трибуну, когда тебе нечего шказать.
Другое дело, когда наболело, ты выйди и скажи невзирая на лица, на начальство, мать их за ногу, стервецов.
Раздались редкие хлопки и гул.
И только в президиуме и в первом ряду никто не смеялся.
Все были предупреждены, что национальный кадр далеко не Цицерон, но такого ужаса никто не ожидал и все сидели молча, ожидая завершения.
Иван Петрович допил *воду* прямо из горлышка и продолжил:
-Как нас учит родная коммунистическая партия и дорогой всем нам Леонид Ильич, мы должны всегда говорить правду, как бы ужасна она ни была.
А она ужасна, в рот ей копыто, иху мать, нехай!
От такой на сегодня ал… а! алгоритм нашего времени, мать его за ногу.
Но я, товарищи, далёк от мысли…
Затем покачиваясь, Алтухов подошёл к Президиуму и скомандовал:
-Всем встать!
Сначала президиум, а потом и весь зал от неожиданности встали.
Алтухов во всё горло заорал:
-Шлава КПСС! Шлава Ленину! Шлава дорогому Леониду Ильичу Брежневу!
Во веки веков!
Он повернулся к портрету Брежнева и истово трижды перекрестился.
Потом затянул Гимн Советского Союза, который немедленно подхватили все.
На нетвёрдых ногах Алтухов направился за кулисы, где его подхватили и унесли на диван.
Прошло три месяца. Алтухов вернулся из 3-месячного северного отпуска и ждал перевода в директора поселковой школы, как ему было обещано.
А в это время Леонид Ильич Брежнев находился в тяжёлой депрессии.
Срывалась предстоящая встреча с Президентом США Джеральдом Фордом во Владивостоке, но вывести Брежнева из этого состояния врачи не могли.
И тут, приехавшему к Леониду Ильичу Генеральному Прокурору СССР
Роману Андреевичу Руденко пришла в голову мысль повеселить Леонида Ильича, дав прослушать запись выступления одного из прокуроров Коми АССР, над которой потешалась вся прокуратура.
Леонид Ильич так смеялся, что Виктория Петровна послала за врачами, боясь сердечного приступа.
Под конец выступления Алтухова Брежнев сполз с кресла на пол и уже начал задыхаться.
Однако подоспевшие врачи быстро привели его в порядок, чем успокоили перетрусившего Руденко.
-Сколько ты говоришь он выпил? - спросил Брежнев серьёзно.
-Ну килограмм точно, а может и больше.
-И в таком состоянии человек желает мне здоровья и славит партию и Ленина. Да это же несгибаемый ленинец.
Вика! Принеси мои часы.
Так! Сделать надпись от моего имени. Наградить орденом *Дружбы народов* и отправить на повышение в партийные органы.
Леонид Ильич бодро встал и сказал:
-Пока у нас есть такие несгибаемые ленинцы, нам ничего не страшно.
Плохого самочувствия и уныния как и не бывало.
Таким вот образом Алтухов Иван Петрович в возрасте 45 лет стал заведующим отдела административных органов КОМИ обкома КПСС.
А Леонид Ильич и Джеральд Форд подписали на встрече важные документы, повлиявшие на дальнейшее улучшение отношений между странами и разрядку в целом.
Неизвестно ещё, куда бы пошёл мир, если бы не доклад Алтухова.
партийного руководства и социалистического хозяйствования, превратился в крепко пьющий, работящий, добрый и теряющий свои национальные особенности народ, как впрочем, и многие другие народы СССР.
Во время и после войны мужчины и женщины и работали в лесу на равных, пили на равных, и в баню шли после работы вместе, потому что, если идти по очереди, то спать уже некогда.
Ко времени описываемых событий уже, кажется, мылись отдельно.
Во времена хрущёвского правления был брошен лозунг о выдвижении национальных кадров и за прошедшие годы наиболее подходящих
выдвинули на разные руководящие должности, где они никому особого вреда не приносили, потому, как от природы были людьми абсолютно не злыми.
Иван Петрович Алтухов к сорока годам стал прокурором в своём родном районе, что его очень тяготило и смущало.
Слава Богу, в районе было немало залётных и заезжих, которыми нужно было заниматься, потому что людей, с которыми он вырос, Алтухов наказывать не мог.
Был он невысокого роста, с лицом крепко пьющего человека и имел все признаки вырождения, которому способствовала цивилизация в виде каторжного труда,водки,
разврата, плохого питания и пересыпанного матом русского языка, который
местное население и считало нормальным разговорным.
И женщины и дети матерились без всякой оглядки, полагая, что так и нужно разговаривать, потому что другого языка они отродясь не слышали.
*Наверху* к Алтухову относились по-доброму, потому что иначе к нему относиться было невозможно.
Молодёжь же в республиканской прокуратуре всегда его разыгрывала, то перепрячут его шапку, то портфель, с которым он никогда не расставался, нося в нём запасы еды, спиртного и необходимые в работе документы.
Но наливали ему всегда, поэтому перед начальством он появлялся, обычно, крепко выпивши.
Возможно, так и текла бы его неспешная и безвредная жизнь, но Москва решила провести заседание расширенной коллегии Генеральной прокуратуры на*местах* и потребовала выступление национального кадра из глубинки с докладом о борьбе с региональной преступностью.
Делать было нечего, и руководство вручило Ивану Петровичу готовый доклад и потребовало выучить его наизусть, освободив предварительно от всех других дел.
Однако Алтухов решил, что заучивать доклад незачем, потому что можно и прочитать, как-никак, а читать он умел ещё с детства.
На заседание коллегии съехались представители всех регионов СССР,
а потому мест в зале на местную прокурорскую молодёжь не нашлось, что молодых честолюбцев очень огорчило.
И они, по обыкновению, не только напоили Ивана Петровича, но и заменили ему доклад какой - то ерундой.
Ко всему прочему в бутылку *Боржоми*которая всегда стояла на трибуне,
налили водки вместо воды.
В случае разбирательства это грозило увольнением, но кто в двадцать пять лет думает о таких пустяках. Да пусть ещё найдут виноватых.
Перед самым выходом на сцену Алтухов заметил подмену доклада, но его успокоили и посоветовали говорить своими словами о том, что наболело.
Иван Петрович вышел на трибуну, против обыкновения, сердитый и сказал, ни к кому не обращаясь:
-Доклад, понимаешь ли, шпиждили, курвецы.
Поскольку микрофон был включён, публика в зале повеселела.
А докладчик продолжал:
-Я, товарищи, выштупаю впервые, потому же чего выштупать, когда
нечего шказать.
Это, когда ешть что шказать, когда наболело, тогда завсегда, пожалуйста,
мать его нехай с поворотом.
Вот другому лишь бы залезть на трибуну и себя показать, а шказать ему абсолютно нечего.
А он лезет и говорит и говорит, как будто у него заноза в одном месте или что ещё похуже.
Я надеюсь, все взрошлые и все меня понимают.
Поэтому я никогда и не выходил на трибуну, потому что шказать было нечего,
а я не пидорас какой-нибудь, чтобы людям мозги пудрить.
Иван Петрович налил из бутылки в стакан воду, выпил, крякнул, и налил ещё пол стакана.
-Если есть, что сказать, то ты смело иди и говори прямо в лицо, а не шепчись по углам, как последняя поселковая ****ь, а если шказать нечего, то сиди и помалкивай, как говорится *Тебя не гребут - не дрыгай ногами*.
Правильно я говорю, товарищи?
Зал одобрительно загудел.
Иван Петрович снова налил пол стакана, выпил и продолжил.
-Это же каким надо быть подлецом и засранцем, чтобы залезть на трибуну, когда тебе нечего шказать.
Другое дело, когда наболело, ты выйди и скажи невзирая на лица, на начальство, мать их за ногу, стервецов.
Раздались редкие хлопки и гул.
И только в президиуме и в первом ряду никто не смеялся.
Все были предупреждены, что национальный кадр далеко не Цицерон, но такого ужаса никто не ожидал и все сидели молча, ожидая завершения.
Иван Петрович допил *воду* прямо из горлышка и продолжил:
-Как нас учит родная коммунистическая партия и дорогой всем нам Леонид Ильич, мы должны всегда говорить правду, как бы ужасна она ни была.
А она ужасна, в рот ей копыто, иху мать, нехай!
От такой на сегодня ал… а! алгоритм нашего времени, мать его за ногу.
Но я, товарищи, далёк от мысли…
Затем покачиваясь, Алтухов подошёл к Президиуму и скомандовал:
-Всем встать!
Сначала президиум, а потом и весь зал от неожиданности встали.
Алтухов во всё горло заорал:
-Шлава КПСС! Шлава Ленину! Шлава дорогому Леониду Ильичу Брежневу!
Во веки веков!
Он повернулся к портрету Брежнева и истово трижды перекрестился.
Потом затянул Гимн Советского Союза, который немедленно подхватили все.
На нетвёрдых ногах Алтухов направился за кулисы, где его подхватили и унесли на диван.
Прошло три месяца. Алтухов вернулся из 3-месячного северного отпуска и ждал перевода в директора поселковой школы, как ему было обещано.
А в это время Леонид Ильич Брежнев находился в тяжёлой депрессии.
Срывалась предстоящая встреча с Президентом США Джеральдом Фордом во Владивостоке, но вывести Брежнева из этого состояния врачи не могли.
И тут, приехавшему к Леониду Ильичу Генеральному Прокурору СССР
Роману Андреевичу Руденко пришла в голову мысль повеселить Леонида Ильича, дав прослушать запись выступления одного из прокуроров Коми АССР, над которой потешалась вся прокуратура.
Леонид Ильич так смеялся, что Виктория Петровна послала за врачами, боясь сердечного приступа.
Под конец выступления Алтухова Брежнев сполз с кресла на пол и уже начал задыхаться.
Однако подоспевшие врачи быстро привели его в порядок, чем успокоили перетрусившего Руденко.
-Сколько ты говоришь он выпил? - спросил Брежнев серьёзно.
-Ну килограмм точно, а может и больше.
-И в таком состоянии человек желает мне здоровья и славит партию и Ленина. Да это же несгибаемый ленинец.
Вика! Принеси мои часы.
Так! Сделать надпись от моего имени. Наградить орденом *Дружбы народов* и отправить на повышение в партийные органы.
Леонид Ильич бодро встал и сказал:
-Пока у нас есть такие несгибаемые ленинцы, нам ничего не страшно.
Плохого самочувствия и уныния как и не бывало.
Таким вот образом Алтухов Иван Петрович в возрасте 45 лет стал заведующим отдела административных органов КОМИ обкома КПСС.
А Леонид Ильич и Джеральд Форд подписали на встрече важные документы, повлиявшие на дальнейшее улучшение отношений между странами и разрядку в целом.
Неизвестно ещё, куда бы пошёл мир, если бы не доклад Алтухова.