Печальный демон: Виктор Авилов мог сыграть и Гамлета, и князя тьмы

Обладатель уникальной фактуры Виктор Авилов переквалифицировался из шофера в актера лет в 25 и на рубеже 1980–1990-х стал одной из самых ярких фигур театра и кино. 8 августа ему исполнилось бы 65 лет, и в день рождения трагически рано ушедшего из жизни артиста кинокритик Лидия Маслова специально для портала iz.ru вспомнила лучшие роли Авилова.

Поначалу Авилову, как и многим его товарищам по Театру-студии на Юго-Западе, приходилось совмещать основную работу и театр. По рассказам самого актера, нередко он подгонял свой «МАЗ» к театру, играл спектакль, а потом ехал на всю ночь возить песок, тем самым буквально иллюстрируя шутку из комедии «Берегись автомобиля»: «Насколько бы лучше играла Ермолова вечером, если бы днем она стояла у шлифовального станка!»

Сам Виктор Авилов чаще любил цитировать применительно к своей актерской судьбе строчку из «Гамлета»: «Рок довершил, что бог судил», имея в виду, что его сознательное желание не имело решающего значения. Основатель Театра-студии на Юго-Западе Валерий Белякович вспоминал, как его младший брат Сергей привел в студию одноклассника Витю по прозвищу Рыжий: «Они сами не хотели быть артистами, я их заставил».

Вот так, чуть ли не из-под палки, Виктор Авилов на протяжении своей 25-летней театральной карьеры переиграл множество завидных ролей мирового репертуара, причем в самом широком диапазоне, не ограниченном рамками какого-то «амплуа», — начиная с комического Кочкарева в «Женитьбе» и заканчивая Воландом в «Мастере и Маргарите».

Воланд в исполнении Авилова тоже иногда проявляет комическую сторону, ухает совой, гогочет, заикается, издает зловещий натужный хрип, говорит утробным чревовещательским голосом. Однако смешки в зале быстро сменяются леденящим ужасом: актеру достаточно было убрать свои длинные рыжеватые локоны в хвост, чтобы зрители под его взглядом вжимались в кресла с ощущением, будто у Воланда вот-вот вырастут рога и копыта.

Виктор Авилов сумел заворожить не только московскую публику. В 1987-м Театр на Юго-Западе участвовал в Эдинбургском театральном фестивале с «Гамлетом», который пресса назвала лучшей зарубежной постановкой трагедии за последние четыре десятилетия, а с Авилова как с одного из лучших Гамлетов современности по заведенной традиции сняли гипсовую маску для музея.

Про маску потом появилась легенда, что незадолго до смерти, постигшей актера в 51 год, маска упала и разбилась — мистический ореол неизбежно должен был окутать человека с такой странной внешностью пришельца из других миров, чье лицо похоже на какое-то древнее изваяние.

Это лицо имеет отчетливое сходство с некоторыми старинными иллюстрациями к «Дон Кихоту», сделанными задолго до рождения Виктора Авилова, которого в 1983-м Резо Чхеидзе пригласил на роль Дон Кихота в советско-испанском фильме «Житие Дон Кихота и Санчо». Актер отказался, возможно, из-за большой занятости в театре, однако было ясно, что с такими внешними данными кинематограф рано или поздно приберет его к рукам, и вскоре Авилов уже снимался одновременно в двух проектах — «Господин оформитель» Олега Тепцова (по рассказу Александра Грина «Серый автомобиль») и «Узник замка Иф» Георгия Юнгвальд-Хилькевича (по «Графу Монте-Кристо» Александра Дюма).

Оба фильма, вышедших в 1988-м, принесли ему известность (первый скорее в синефильских кругах, второй — у широкого зрителя) — и в обоих его герой так или иначе соперничает с Богом. Знаменитый дизайнер Платон Андреевич, эстет с безукоризненным вкусом, влюбленный в собственноручно созданный оживший манекен, откровенно критикует «того, с нимбом», за которым ему всю жизнь приходится доделывать некачественную работу, а Эдмон Дантес выполняет завет аббата Фариа: «Человек призван совершить в этом мире то, чего не знает Бог» и вершит не человеческий самосуд, а наказывает своих обидчиков под эгидой божественного промысла: «Мне отмщение, и Аз воздам».

В «Господине оформителе» Виктор Авилов эффектно появляется весь в белом с головы до ног, в «Узнике замка Иф» таинственный граф одевается исключительно в черное. Божественное и дьявольское неразлучны, как свет и тьма, и, хотя авиловские персонажи по большей части демонические, даже в самых жестоких из них, вроде сына Миледи, Мордаунта, в «Мушкетерах двадцать лет спустя», просвечивает что-то ангельски-голубоглазое (в конце концов, и чудовищный Мордаунт тоже своего рода ангел мщения).

Инфернальную ауру Авилова режиссер Юнгвальд-Хилькевич удачно использовал и в фантазии на бабелевские мотивы «Искусство жить в Одессе», где авиловский персонаж, чекист в шинели с поднятым воротником и зачесанными волосами, обнажающими огромный череп, под которым наверняка роятся опасные мысли, — зловещий пуленепробиваемый демон революции, но в то же время и ангел-истребитель, гипнотизирующий зрителя, как удав кролика.

Примерно тогда же, в 1990-м, интересную амбивалентную роль Виктор Авилов сыграл в психологической драме Андрейса Аболса об отношениях мужчин на войне — «Сафари № 6». Авиловский герой, сержант условной армии, взявший на себя политруководство, — не то безжалостный садист, не то гениальный военный педагог и циничный социальный мыслитель. В глазах командира сержант сразу же предстает как «наглец и сволочь» и оправдывает первое впечатление, называя своих солдат преимущественно «баранами». В военной форме становится особенно заметна авиловская угловатая пластика очень высокого (под 2 м) человека, который сутулится, словно снисходя до окружающих его людей среднестатистического роста и, соответственно, средних моральных качеств и способностей.

Несмотря на военные условия, прическа у Виктора Авилова в «Сафари № 6» обычная — аристократический женственный «сэссун», с которым его герой тем не менее выглядит мужественней и брутальней даже самых гладковыбритых бойцов, явно уступающих ему в силе духа. Во время философских дискуссий о солдатской мотивации герой Авилова то снимает, то надевает полицейские солнцезащитные очки, которые не только придают ему таинственной непроницаемости, но и в итоге оказываются типичным признаком интеллигента, попавшего прямо с университетской скамьи на войну.

Здесь его главной задачей стало — остаться «вне стада», что редко возможно без жестокости. Во всяком случае, мало кому удавалось обойтись без насилия из сыгранных Виктором Авиловым крайних индивидуалистов, включая Гамлета, Монте-Кристо и Воланда, понимавшего, что никакого блага не совершишь, если сначала как следует не разозлишься.