Михаил Давыдов: «В онкологии пессимистам делать нечего!»

Дефицит современных противоопухолевых препаратов, квалифицированных врачебных кадров, квот на дорогостоящие высокотехнологичные операции – вот лишь неполный перечень проблем, с которыми приходится сталкиваться онкологическим больным у нас в стране.

Что мешает их разрешить? Готова ли российская онкологическая служба к новым вызовам, которые предъявляет нынешняя непростая экономическая ситуация?

Слово – главному онкологу Минздрава РФ, академику РАН, директору Российского онкологического научного центра им. Н. Н. Блохина Михаилу Давыдову.

Победа или поражение?

Татьяна Гурьянова, «АиФ. Здоровье»: Михаил Иванович, недавно у нас в стране подводили итоги Федеральной национальной онкологической программы, которая действовала в России с 2009 по 2014 год. У специалистов она вызвала неоднозначную оценку. А как оцениваете ее вы?

– Основной задачей этой программы, в которой приняло участие 73 региона, было создание материально-технической базы онкологических учреждений. И с этой задачей она справилась: техническое вооружение многих онкологических диспансеров и отделений краевых больниц изменилось в лучшую сторону. Другое дело, что некоторые из них оказались не готовы к освоению новой техники в полной мере – и в плане помещений, и в плане кадров. В итоге оборудование, полученное в рамках Федеральной программы, используется на 15– 20% от своих мощностей. И, если оценивать программу по пятибалльной системе, я бы поставил ей три.

– Одной из главных претензий, предъявленных к Онкопрограмме, было также и то, что она не привела к снижению онкологической заболеваемости...

– Этого и не могло быть! Ведь техническое перевооружение лечебных учреждений не предполагает сразу же снижение подобных показателей! У этого процесса много других составляющих. К тому же не будем забывать, что онкобольными у нас занимаются не только онкологические учреждения. И регулировать смертность, которая, кстати, в расчете на 100 тысяч населения у нас в стране потихоньку снижается (с 200 в 2000‑м году до 164 – в 2013‑м), в таких условиях очень сложно.

Где буксуем?

– В последнем интервью, которое вы давали нашей газете три года назад, вы сетовали, что в Онкоцентре в 70% случаев имеют дело с запущенными случаями – с 3–4‑й стадиями болезни. Ситуация изменилась?

– Увы, она осталась прежней. При этом почти треть больных умирают в течение первого года с момента поставленного у них онкологического диагноза.

– Как, по-вашему, почему так происходит?

– У руководства здравоохранения нет понимания, что такое онкология. Это не кардиология и не пульмонология, а совершенно особый, малоизученный, многопрофильный раздел медицины. Онкологическая служба требует совершенно другой организационной формы. Не случайно в Европе создано Агентство по изучению рака – мощнейшая структура, которая занимается мониторингом, контролем качества лечения, внедрением новых технологий и объединяет различные лечебные учреждения по всей Европе.

У нас в стране в советское время, кстати, было Управление онкологической помощью при Минздраве. Сейчас такой структуры нет. Мы разобщены.

Большой ошибкой, с моей точки зрения, был и перенос ответственности за здравоохранение на регионы. Взявшись за лечение больных, которых там никогда прежде не лечили, нас завалили рецидивами, повторными возвратами больных. Делать медицину региональной – то же самое, что переносить на регионы ответственность за боеспособность воинских частей. Здравоохранение – это система государственной безопасности. И устроена она должна быть по принципу Министерства обороны, где есть жесткая вертикаль управления, четкая стратегия и соответствующий бюджет.

Во всех странах мира онкология является предметом личного, пристального внимания первых лиц государства. В США, например, директора Национального противоракового центра назначает лично президент страны. И бюджет у этого института (который в три раза меньше нашего Онкоцентра) составляет 17 миллиардов долларов в год. Нам о подобном остается лишь мечтать.

Курс – на конструктив

– Михаил Иванович, экономические санкции по онкологическим пациентам больно ударили?

– По нашим данным, современные противоопухолевые препараты, которыми у нас обеспечены лишь 25% больных, подорожали примерно на 20%.

– А импортозамещение, о котором так много говорят у нас в последнее время, в онкологии возможно?

– Оно у нас уже идет. В частности, в Онкоцентре, где ежегодно производится (по проектной мощности) порядка 10 млн флаконов химиотерапевтических препаратов высокого качества. Но в полной мере это всех потребностей отрасли, конечно, не покрывает. Без зарубежных, дорогостоящих препаратов, в которых ежегодно нуждаются 150 тысяч больных, нам не обойтись.

– В общем, куда ни кинь, везде клин...

– На самом деле ситуация постепенно улучшается. По крайней мере в профессиональном сообществе. Мы совершенствуем технологии и стараемся передать их в регионы. Вот только недавно десять профессоров из нашего Онкоцентра вместе со мной выезжали в Тамбов и за полтора дня выполнили там 14 показательных операций, провели две лекции! Наши тамбовские коллеги увидели, что могут работать на уровне Москвы, что в их условиях это вполне реально.

– Значит, опускать руки пока рано?

– Это не нужно делать ни в коем случае! В онкологии пессимистам делать нечего! Думаю, у руководства страны есть конструктивные планы по решению наших проблем.

Заболеваемость и смертность в РФ за 2013 год Нозология Абсолютное число
заболевших, тыс. чел Абсолютное число
умерших, тыс. чел. Молочная железа 61,3 23,1 Легкие 56,0 50,1 Желудок 37,3 31,5 Предстательная железа 31,6 11,1 Почка 21,0 8,4 Шейка матки 15,4 6,5 Поджелудочная железа 15,3 16,1 Меланома кожи 8,9 3,5 Печень 6,8 8,9