Полемика о советском производстве

Кара-Мурза пишет в ЖЖ:

Почему-то мой вопрос «Как Вы представляете себе этот «писец»?» не был понят. Стали обсуждать, как мы к нему идем или как мы его предотвратим. А я буквально хотел узнать, как товарищи представляют себе «нашу гибель», о которой так много говорится. Мне-то кажется, что «писец» уже грызет нам ноги, но, думаю, выше колена не отгрызет. И мы их как-то отрастим.

Но в свете этого вопроса возникла полемика о советском производстве в странной плоскости: было ли управление им объективным или субъективным. В этом, наверное, есть смысл, но я его не понимаю. Ведь то, что субъективно в одном месте, в другом является объективным – если от данного субъекта не зависит. dvn17 пишет:

Я продолжаю утверждать, что в СССР «объективных причин для качественного исполнения своих обязанностей не было», что система управления производством, как в стране, так и на отдельных предприятиях имела управляющие воздействия субъективного характера… Я говорю о том, что система, управление которой основано на воздействии субъективных факторов, не будет стабильной, т.к. зависит от конкретного или от конкретных субъектов. Субъекты изменчивы во времени, а также смертны. Поэтому такая система под эффективным управлением способна на высокие достижения, но с изменением управляющего субъекта меняются и её возможности, или улучшаются, или ухудшаются, а то и деградация наступает.

В ответ рассмотрим ряд вопросов разного плана (из старых запасов). Прежде всего, вопрос, не зависящий от мотивации — трудовой потенциал. СССР превратил крестьян в рабочих быстрее, бережнее и эффективнее, чем Запад (это мнение западных социологов). Западу для этого понадобилось триста лет.

Конечно, у нас еще не сложился в полной мере «человек фабричный», наш рабочий еще нес в себе память о ритмах крестьянского труда. Для него была характерна цикличность работы, смена периодов вялости или даже безделья и периодов интенсивного труда типа страды («штурмовщина»). Психофизиологи труда в СССР во время поняли это и порекомендовали не ломать людей ради «синхронности». Сейчас, наверное, сломают.

Задача не была тривиальной. Для нее была создана сложная социокультурная система, включающая единую общеобразовательную школу, непрерывное внешкольное образование, уклад предприятия, систему ценностей и тип распределения жизненных благ. Это, по-моему, – объективный фактор. Именно «уверенность в завтрашнем дне», вместо «страха за завтрашний день», позволила в СССР быстро сформировать спокойного работника, способного выполнять сложную работу. И этот принцип взят на вооружение во всех незападных быстро развивающихся страна.

Можно утверждать как гипотезу, но вполне надежную, что если бы в 30—70-е годы советские заводы были бы отданы в управление западным менеджерам с их социальными отношениями, они управились бы хуже, чем советские управленцы.

В 70-80-е годы в СССР действительно наблюдался кризис прежней системы: произошла урбанизация и одновременно смена поколения и его культурных стереотипов. Это – объективный фактор. Старая система трудовой мотивации потеряла действенность. Это было недомогание, которое надо было лечить, и оно было бы вылечено, не будь краха системы (и производство тут не при чем, за потерянные 30 лет мы бы и по хайтеку догнали). В тех отраслях, где для этого были ресурсы, недомогание нормально лечилось.

Но многие трактуют это недомогание, через которое периодически проходят все промышленные страны, как имманентный порок советской промышленности. И даже уповают на архаическое решение (кнут угрозы голода). dvn17 пишет:

Мотивация труда всегда и везде одна. У Некрасова о ней очень точно сказано: «Голод» названье ему».

Эта установка негодна, независимо от общественного строя.

На Западе есть понятие рестрикционизм — сознательное ограничение рабочими своей выработки. Еще в конце XIX века Ф.Тейлор писал, что крайне трудно найти рабочего, который не затратил бы значительное время на изобретение способов замедлить работу — сохранив при этом вид, будто трудится в полную меру. Более того, эти способы осваиваются группами рабочих. Тейлор называл это попросту — саботаж. Один из социологов США писал в 1981 г.:

Расщепление атома — детская игра в сравнении с проблемой раскола и манипулирования крепко спаянной группой рабочих.

Вот что сказано в обзоре по этой проблеме:

Феномен рестрикционизма распространен во всех индустриальных странах и существует без малого 200-250 лет. Никаких надежных средств борьбы с “соци¬альной коррозией производства” не придумано… Суть “работы с прохладцей” в том, что рабочие физически могут, но психологически не хотят выполнять производственное задание, тем не менее делая вид, что трудятся изо всех сил. В этой работе по видимости и заключается суть дела. Тейлор, наблюдая поведение своих товарищей-рабочих, писал о том, что в мастерской все были в сговоре относительно нормы выработки: “Я думаю, что мы ограничивали эту норму одной третью того, что мы свободно могли бы производить”. Причем, открыто никто не приостанавливал работу. Напротив, в присутствии администрации все делали вид, что усиленно трудятся. Но стоило надзирателю покинуть помещение, как рабочие тут же прекращали свою деятельность

В начале ХХ века Тейлор разработал приемы «научного менеджмента» — разделения производственного задания на простейшие операции, которые легко нормируются. Какое-то время это давало отдачу — ему удавалось заставить повышать выработку даже старых и ленивых рабочих. Потом эта система с прогрессивно-премиальным типом оплаты стала буксовать, ее использовали для интенсификации труда рабочих-иммигрантов, боящихся протестовать.

Начались разработки других систем стимулирования, и с тех пор сменилось уже несколько их поколений. В 90-е в США была новая волна ухудшения трудовой мотивации. Один из наших крупных организаторов станкостроения (В. Кабаидзе) мне рассказывал, что в конце 80-х годов он был в США в родственной фирме и спрашивал директора, как они заставляют хорошо работать своего «дядю Джима». И «их» директор изложил ему приемы абсолютно те же самые, что применял и советский директор. «Прорабатывать, прорабатывать и прорабатывать! Увольнять бесполезно».

Умный американский социолог в области труда и управления Ф. Херцберг писал в 1989 г. о системах стимулирования: «Все побудительные факторы такого рода, будучи применены, быстро теряют свою эффективность. Появляется необходимость поиска все новых и новых средств идеологической стимуляции. Последняя служила мощным орудием побуждения к труду в Советской России после Октябрьской революции и сохраняла свою действенность до конца 40-х годов. Однако с тех пор идеологические стимуляторы в значительной мере обесценились, поскольку наступило неизбежное «насыщение» и привыкание к ним. Сегодня уже необходимо искать новые формы вознаграждения за труд, такие как, например, система бонусов. Правда, и они со временем потеряют свою эффективность, как это произошло в США в 70-80-е годы, когда Японии и другим странам Тихоокеанской дуги удалось превзойти Америку по показателю выработки на одного работника»

Кто-то поверил, что советская система не может организовать людей на хорошую работу. Это неправда, советские рабочие были именно высоко мотивированными. Это показывают исследования. В 1971–79 гг. велось большое международное исследование «Автоматизация и промышленные рабочие» в 15 странах — 6 социалистических и 9 — капиталистических, включая США, Англию, ФРГ, Францию, Италию. Координатором был Европейский центр в области социальных наук (Вена). Материал получен огромный, приведем кое-какие данные о советском рабочем в сравнении с аналогами Запада.

– Советские рабочие активно поддерживали технический прогресс, он у них не вызывал опасений. 99% опрошенных ответили, что «внедрение нового оборудования на их предприятии принесло улучшения и в целом было положительным». В капстранах положительно оценивали этот процесс 54,8% опрошенных, а многие заявили, что внедрение нового оборудование ухудшило положение рабочих (30% в Англии, 20% в США). В целом в соцстранах 69% рабочих ответили, что будут «активно поддерживать» автоматизацию, а в капиталистических — 37%.

– В разных социальных системах различается как реальный образовательный уровень рабочих, так и мнение экспертов о необходимом уровне. Советские рабочие в этом отношении выделялись даже среди соцстран — большинство их имели в 70-е годы полное среднее образование («неполное образование» на Западе — это уровня наших 5-6 классов). При этом в СССР считалось, что образовательный уровень рабочих автоматизированных производств должен быть повышен, а в США считали, что он у них избыточен. Другими словами — в СССР к роботам хотели ставить людей с неполным высшим образованием (роботам — механическое, людям — творческое), а в США автоматизацию и роботизацию видели как возможность использовать на производстве совсем тупых пролов (роботам — сложное, людям — примитивное).

– Есть расхождение между объективными измерениями факторов труда и субъективными оценками рабочих: «рабочие соцстран, как правило, несколько завышают уровень физических усилий, затрачиваемых в процессе работы, тогда как рабочие несоциалистических стран, напротив, склонны этот уровень занижать. В отношении умственных нагрузок позиции полярно меняются: рабочие соцстран считают, что эти нагрузки недостаточны; их коллеги из несоциалистических стран считают этот уровень чрезмерным».

Иными словами, рабочие с высоким образовательным уровнем желают работы более содержательной и требующей умственных усилий. Такие рабочие могут быть более требовательными и неудовлетворенными, нежели менее образованные, но это вовсе не значит, что низка их мотивация. Напротив, их неудовлетворенность представляет огромный потенциал для развития.