Руандa

В Руанде я был уже очень давно.
 Воспоминаний о той поездке почти не осталось, ибо свежие воспоминания всегда идут нарасхват...
 Торговка - память, покупатель - время. Всё продано.
 Но помню таки, что это была славная поездка. Мы ехали по Африке, с монголо-татарским аппетитом брали один африканский день за другим, собирая с них дань наомями кэмпбелл впечатлениями. Позади было уже три тысячи вёрст, впереди оставалась последняя невзятая крепость, когда мы встали как вкопанные, за 300 метров до шлагбаума в Конго.
 Маленькая шоколадная девочка в платье цвета слоновой кости.
 Огромное озеро у её ног.

Примерно так выглядит окно любого руандийского транспорта.
 Тёплая и плодородная страна, с ухоженными изумрудными выпуклостями по всей поверхности. Если бы мне доверили придумать ей государственный флаг, то я бы использовал два цвета - ярко-зелёный и небесно-голубой. Может быть, капнул бы чуточку солнца.

А поверхность Руанды небольшая. Приедешь в столицу, или, проще говоря, в Кигали, и куда ни плюнь - попадёшь в пограничника. Это потому, что оттуда до любого пограничного шлагбаума не больше 150 вёрст лёту.
 Вот и стоят руандийские пограничники на ближних рубежах... как оплёванные ибо дальних нету.
 Камерная страна, по другому не скажешь.

А чего я плевался-то, в Кигали? Не, не подумайте плохого, столица мне понравилась. Обладает красивым фонтаном, это в Африке-то.
 Просто мне нужно было добыть карточкой немного франков. Наковырять в банкоматах. Но каждый встречный банкомат был холоден, смотрел на меня ничем не мигая и плевался моей же карточкой в ответ и в негодовании.

Ладно, эпизод первый. Непроданные воспоминания раз.
 ...И я пошёл в Банк.
 Банк сиял своими поверхностями и был распахнут. Надо заметить, что загнав от самого Буньони парочку матат, пройдя сквозь эболу-карантин на ближнем рубеже и покрыв себя потом и неувядаемой рыжей пылью, я был ковбой... нет, даже не ковбой, а изнанка ковбойского седла - так же горяч и вонюч. Но Банк встретил меня при помощи охранника, который, ни слова не понимая по-английски, передал меня на поруки клерку, а тот ещё одному клерку... а тот отвёл меня-как-есть в покои банковские.
 В покоях жужжал кондиционер, убаюкивал и навевал размышлять о том, что Кигали - удивительный город. В тот день я встретил кондиционер и фонтан впервые за 3000 африканских вёрст.
 Но тут мягко открылась дверь, и я забыл как размышлять. Я был прерван и банковские покои перестали ими быть. Подумалось, что настоящая Наоми Кэмбелл отслоилась от своего глянца (или где она там живёт) и спустилась в банковский сектор, отсыпать этому чукче немного руандийских денег.
 Облако дорогих духов и безупречный английский. Полуоборот, изящно. Виноватая улыбка и взгляд как выстрел из засады бесконечных ресниц.
 Вы видели как улыбаются изнанке вонючего седла? Я - никогда, до встречи с Руандой.
 А ещё она называла меня Сэром... Так и говорила, ага... отсчитывая одну за другой пачки франков.
 - Сэр, простите нас. Мы живём в очень бедной стране, мы совсем недавно установили ЭйТиЭм-машины, но ещё не успели их подключить.
 Я слушал и розовел. Думаю, что розовела также бандана и даже выгоревшие листики каннабиса на ней стали малиновыми.
 - Уверяю Вас, в будущем году мы решим эту проблему.
 В тот момент я готов был выразить уверенность в чём угодно и всеми доступными способами, но я просто таял под банданой как пломбир, непоправимо поддаваясь обаянию банковского сервиса.
 На этом эпизод скоропостижно обрывается. Что было дальше - не помню. Торговка-память, знаете ли...
 Посмотрите-ка пока на другой руандийской сервис, телефонный.
 Именно с этой табуретки я звонил в замороженный декабрьский Воронеж. Получалось как из соседней комнаты.

Сразу за первым откупориваю второй, эпизод. Непроданные воспоминания два.
 Судя по всему я не все пачки франков оставил в банковских покоях всё получилось хорошо. Помню, мы в полном составе сидим в заведении у автовокзала, волнуемся в ожидании мататы. Заведение хорошее, позволяет правильно волноваться, вон и официанты в наличии... снуют, как взбесившиеся улитки. Пищу разносят.
 За соседним столиком находится руандийский джентльмен. Он со вкусом одет и готовится со вкусом отобедать. Он одет в очки золотой оправы, часы золотой оправы и тройку нежного кофейного цвета. Плюс шоколадная кожа. А я вам скажу, что золото в шоколаде блестит по-особенному. Выигрышно.
 Ему подают блюдо. Кажется, это фуфу из маниоки. А настоящее фуфу из маниоки украшают как невесту - зеленью и столовыми приборами.
 И вот он, апогей - фуфу смотрит на джентльмена, джентльмен смотрит на фуфу, подперев слюни шоколадной рукой в золотой оправе. Всё готово к сочетанию.
 В этот трогательный момент одной из нас захотелось банально узнать время. На моё "кель-ёр-итить" не реагировал решительно никто из окружающих - ни улитки, ни фуфу, ни джентльмен. И тогда одна из нас решительно встала, отставила свой примус, и без всяких виноватых улыбок взяла шоколадную руку джентльмена за золотую оправу. Слюни лишились опоры, джентльмен лишился самообладания. Глаза его форсировали золотую оправу очков и выразили покорность и ужас векового колониального рабства. Сами очки спрыгнули в тарелку к фуфу, в поисках убежища, видимо. Было ясно, что потерпевший давно готовился к покушению на свои котлы и репетировал это в неоднократных снах, но то, что их снимет женская музунгу, да ещё в знакомом ресторане и в присутствии фуфу...
 В общем, время мы узнали и никуда не опоздали, ибо достигли таки западного руандийского рубежа - города Гисеньи.
 Вот он, прикрепляю ниже.
 Зы; а что сталось с джентльменом и фуфу я уже и не помню.

Хочу на время оставить вас без эпизодов буквами. Мышцы мозга устали, бегать на такую длинную дистанцию.
 Пока посмотрите картинки, а я соберусь силами, схожу в холодильник.

Гисеньи это уютный курортный городок посреди Африки. Самобытная руандийская Ривьера.
 Картинки ниже объясняют, почему руандийская и почему самобытная.

Но молодых руандийцев не носят на голове.
 Их носят за пазухой спины. Никто не возражает.

Навыками аристократки должна обладать королева каждой Ривьеры. Гисеньи не исключение.
 Если у местной королевы нет в руках зонтика, то на голове у неё будет корона. Вот, как в данном ниже примере, с инкрустацией спелыми ананасами.
 Кстати, королевы моего журнала... Кто-нибудь пробовал примерять на себе корону из 25 двухкилограммовых ананасов?
 А затем пройтись лебёдушкой?

Продолжаю знакомство с руандийским сервисом.
 Отлично развита транспортная система. Обычно в ней заняты мужчины. Когда они вообще чем-нибудь заняты.
 Такси системы "бода" домчит вас куда угодно, хоть до конголезских рубежей.
 Дёшево и с ветерком.

Фотоуслуги в Гисеньи встречаются также неимоверно часто.
 Фотограф на фотографе и фотографа фотографирует.

А вот ещё один шедевр салонных услуг. Попробуйте догадаться, (Антон, привет!) почему Тура стала сукой.

Маленькие девочки Руанды. Украшение поста, я считаю.
 Не хочу желать им ананасов на голову... уж лучше зонтик в руку, а ещё лучше - службу в банковском секторе.

Пацаны Руанды.
 Похожи на взрослых руандийцев тем, что ничем не заняты.
 Но отличаются чрезмерным любопытством и перемещаются по улицам глазастыми шоколадными гроздьями.

Чтобы гроздья пацанов из любопытства не перемахнули через забор, заборы украшают зеленью.

Но этому джентльмену не повезло совсем по другой причине. Он никогда не носил золотых котлов, да и на заборе так не порежешься.
 Просто двадцать лет назад он был таким же пацаном Руанды.
 А в то время смерть устроила здесь 100-дневный карантин.

Но сегодняшний пост не об этом. Кому интересно, отправляйтесь в подборку рейтерс, к примеру. 
 Геноцид в Руанде легко гуглится, но трудно помещается в голову. А мне бы собственный пост поместить в вас, со всеми оставшимися воспоминаниями. Ибо геноцид слова и русского языка в целом.
 Но скажу немного. Всё таки это труднопроходимо мимо.
 Двадцать лет назад в этой стране случился забой людей. Судя по всему, скотом.
 Ибо за сто дней не стало одного миллиона человек. По 10000 в день. По 400 человек в час. Круглосуточно. Гроздями.
 Без оглядки на возраст, пол и виноватые улыбки. На всей небольшой и выпуклой поверхности изумрудной страны.
 Повторяю, ровно двадцать лет назад бойня была в самом разгаре.
 Лучше никогда не иметь разума, чем однажды его потерять.

Теперь включаю следующий эпизод. Непроданные воспоминания, три.
 Вечер. Ресторанчик нашего мотеля. Белёные стены, тяжёлая мебель... пятна вечернего света на скатертях и бутылках початого примуса. Уют и Руанда.
 После короткого совещания с группой, на своём условном французском пытаюсь донести информацию до девочки-администратора. Девочка кивает и переспрашивает, искренне улыбаясь не-буду-повторять-как, но понять меня категорически не может. У бедняжки отсутствует должная лингвистическая интуиция. Но мне обязательно нужно попасть завтра к шлагбауму в Конго (который в 300 метрах отсюда), попасть вовремя и позавтракав.
 И когда мне кажется, что границу в Конго я буду переходить натощак, густой бас из тёмного угла приходит на помощь и доносит информацию. Разворачиваюсь, вглядываюсь в источник. За пивом сидят двое.
 - Вы что, понимаете по-русски?
 - Ага. И не просто понимаю - говорю, - отвечает один без намёка на акцент.
 Вот тебе и раз, африканские глубины, думаю. Или рядом с Конго возможно всё?
 Оказалось, что дяденька долго учился в России, а потом ещё три года преподавал(!) русский где-то в Мордовии (в лагерях?!).
 - Так что ребятки, если вдруг захотите обругать местных, будьте осторожны. Здесь могут знать русский язык.
 И он загрохотал своим отменным басом, довольный шутке.
 Должен сказать, что ни до, ни после я нигде не встречал такого хорошего русского у африканцев. Это я помню отчётливо.

Итак, почему Ривьера самобытна и руандийска вы поняли, посмотрите ниже и вы поймёте, почему это Ривьера и парадайз.
 Сосны и пляж это необязательно Юрмала. Это может быть и посреди Африки.
 Мало?

А так?
 Вид с террасы одного из ресторанчиков.

Тёплые воды озера Киву руандийские мужчины используют почти по назначению.
 Когда они не сидят где-нибудь ещё, они сидят прямо в Киву, либо просто задницей в песчаном пляже.
 Научиться плавать они не могут, ибо в этом случае им придётся работать, руками и ногами одновременно.

Но иногда они выходят на рыбалку. И даже приходят с неё.

И тогда на причальный рынок осыпается ивовый листопад мелкой сушёной рыбёшки.
 На радость мухам и королевам Ривьеры.

В некоторых местах подросшие пацаны остаются любопытными неподросшими. Как здесь, на общем городском пляже города Гисеньи.
 Пацанам любопытно узнать, как устроена женская музунгу. Делают они это дистанционно, но без всяких виноватых улыбок.

Последний факт сыграл в пользу закрытого платного пляжа для купания.
 Такие есть на далёких руандийских берегах. С пивом, забором и шезлонгами.

Правда забор вовсе не мешал гроздьям руандийских королев и трутней удовлетворять своё любопытство. Уверен, что укрась этот забор положенной зеленью, это не помешало бы им наковырять дырочку и посмотреть как устроены музунгу в костюмах для загорания.
 Я стоял в пяти метрах и сделал серию подобных кадров-в-упор, пока они заметили меня.
 Было много виноватых улыбок, ага.

А наблюдали они за нами. Не думаю, что за ней.
 Да, в некоторых местах Африки подросшие пацаны музунгу остаются всё такими же любопытными, как и в детстве.
 Разве что иногда способны порозоветь, по самую бандану.

А когда затихал этот маленький зелёный улей Гисеньи, мы возвращались на просторный городской пляж и откупорив свои души-и-не-только смотрели африканскую ночь.
 Это был последний из сервисов, который могла предложить нам Руанда.
 Чёрная ночь, звёзды, песчаный пляж посреди Африки.
 И мы, как вкопанные.

За мной остался ещё один, последний эпизод. Назову-ка я его Неоднозначным.
 Итак, автовокзал в Кигали, обратный отсчёт до старта в Кампалу.
 Я уже сижу в автобусе, смотрю наружу и рыдаю внутрь, расставаясь с Руандой. Вокруг чад и автовокзал, снуют матату, как взбесившиеся. Обычное африканское явление, которое я не буду повторять. Под открытым окном автобуса гуляет дедушка, добывает пищу. У меня не осталось ни сантима, последние руандийские деньги я отсыпал ему же, при входе в автобус.
 Но вот он останавливается, прямо подо мной... Смотрит молча. У него одна из тех страшных болезней, которые я не встречал нигде, кроме своих африк. Кажется, это слоновья, но отягощённая чем-то ещё. С такой болезнью человек становится похож на космическую ракету протон - сопла вместо ног. Только не четыре, а два, и ступни их босые это кровь, гниль и ад, пропудренные рыжей пылью.
 У меня на коленях лежали пирожки, обычные такие, кажется с капустой. Я протягиваю ему один в окно. Он явно не ждал такого, но видно, что доволен. Откусил.
 Но позади него сидела гроздь парней, из тех, что постарше. Они дружно заржали, увидев пирожок и что-то сказали дедушке.
 Автобус тронулся, я смотрел на старика, он на меня. Я поднял руку, прощаясь. Он попытался улыбнуться, получилось неловко, но он взмахнул рукой с пирожком, собрался, и выдохнул прощальное, дрожащее, под гогот за своей спиной:
 -Фф-ф... Ффак йюю...