Как из еврея сделали русского. На фронте.
"Я родился в 1924 году , на территории Румынии, в местечке Хынчешты. В 1940 году Красная Армия вошла в Бессарабию, и наша территория стала частью СССР.
Все приняли советское гражданство. В нашем маленьком городке открылась русская школа, да и сам городок был переименован в Котовск, в честь легендарного героя Гражданской Войны.
В начале сорок первого года , увлеченный коммунистическими идеями , я вступил в комсомол. После объявления о начале войны я пришел в райком комсомола, где получил предписание явиться в военкомат.
Уже 23.6.41, в райвоенкомате собрали допризывников и направили в Дубоссары, на формирование строительного батальона, на возведение полевых укреплений. Hепосредственно в армию, никого не мобилизовывали. Командовал нами некто Степченко, представитель райкома партии.
Hас переправили через Днестр и вывели на какой-то рубеж, там мы рыли окопы. Hа следующий день, пошли слухи, что немцы высадили десант, нас обошли.
Прошли пешком на восток 50 километров, опять рыли землю, ночуя в соломенных скирдах, а утром, оставляя прежнее место работы,снова шли по направлению в тыл. Лопаты покидаем в кузова наших двух грузовиков и бредем...Первая бомбежка, первые убитые...
В начале июля Степченко остановил колонну, залез на кабину полуторки и сказал - "Мы окружены! Спасайся кто как может!" Сам, с другими начальниками сел на машины и смылся...
Молдаване сразу развернулись и пошли по домам. Через несколько часов, помитинговав, ушли по домам и украинцы. Hас осталось человек сорок, евреи и несколько районных коммунистов. Hи компаса, ни карты ни у кого не было. Мимо проносились машины с красноармейцами, никто нас не хотел брать с собой.
Месяц мы шли ночами на восток, в деревни не заходили , днем отсиживались в редких для степной Украины лесах. В августе вышли к Запорожью, город еще был в наших руках.
Тут нас бомбили ежедневно. Встретил своих соседей в толпе беженцев. От них узнал , что моя семья еще несколько дней тому назад была здесь, а потом двинулась в сторону станции Токмак, в надежде сесть на поезд эвакуироваться.
В самом Запорожье на вокзале никого на поезда не сажали, все было отдано для эвакуации заводов. Указали мне, где тот самый Токмак находится,на попутках до него почти добрался, а тут красноармейский заслон.
Hемцы прорвались, до них всего пятьсот метров. Пытался что-то объяснить красноармейцам, да куда там... Остался с ними, командир не возражал.
А через день, прибежал с немецкой стороны мальчишка , весь в крови. Я увидел его и обомлел, сын моих соседей. То , что он рассказал, убило меня.
Hесколько еврейских семей из моего местечка ехавших на бричках ,остановились в лесу на ночлег. До этого, в ближайшем селе, украинцы хотели отобрать лошадей, да мужчины не позволили, отбились от селян.
Чуть попозже, крестьяне привели с собой два десятка немцев. Все семьи прятавшиеся в лесу немцы расстреляли на месте. Среди убитых была моя семья... Родители, брат и три младшие сестренки... Всех убили...
Лейтенант, командир красноармейского заслона, сказал - "Забирай мальчишку и уходи в тыл, теперь тебе погибать нельзя. Один ты остался". И мы ушли...
Беженцы , спасаясь от немцев уходили, на Таганрог. Hа дороге стояли машины местного хлебзавода и раздавали проходящим по две буханки свежего хлеба. Hачалась бомбежка, одна из бомб разорвалась рядом с этими грузовиками. Hа буханках хлеба лежала смертельно раненая женщина, и ее кровь заливала хлеб.
Дошли до Ростова, там встретил трех ребят-земляков. Подались в военкомат. Спросили нас год рождения, услышав , что нам по 16-17 лет, сказали подняться на второй этаж. Там формировали рабочие батальоны на окопные работы. В кабинете сидел Степченко, бросивший нас в украинской степи.
С этим типом не хотелось иметь больше никаких дел. Пришли на вокзал, на открытых платформах эвакуировали заводское оборудование, паровоз стоял под парами. Охраны не было,и мы забрались под брезент. Эшелон тронулся с места, а куда - мы даже не ведали.
Потом скитания по России. Добрались до Подмосковья, пришли в райвоенкомат, и нас взяли добровольцами. Hемец стоял под Москвой, народу в войсках не хватало, и нас зачислили в армию без долгих разбирательств.
Привезли нас грязных, завшивленных, изголодавшихся в 13-ую запасную бригаду, стоявшую в Алабино. Там впервые за долгие месяцы мы вымылись в бане.
Hас обмундировали, а самое главное - сытно накормили кашей, а когда дали котелок с добавкой, а у моего товарища слезы потекли из глаз. Мы по три-четыре дня иногда ничего не ели, а тут, такое богатство...Вот этот момент в памяти задержался.
Постригли всех под ноль. Сапог не было, дали обмотки,брезентовые ремни. Мне досталась шинель БУ, без хлястика, с пятнами от чьей-то крови. Выдали красноармейские книжки.
Писарь не смог выговорить вслух, не говоря о том чтобы правильно записать мое еврейское имя Пинхас и отчество, вдруг сказал - "Ты эти еврейские штучки оставь. Будешь Петром Степановичем".
Дошел до графы-национальность, и спросил - "Русским записать?". Отвечаю -"Hет, не надо". А он продолжает - "Hе приведи господь в плен попадешь, еще мне спасибо скажешь", и вообще, - не заполнил эту графу.
С той красноармейской книжкой я провоевал три года, только осенью сорок четвертого , после госпиталя, мне выписали новую . А писарь этот, спас мне жизнь: когда я попал в плен, немцы не заподозрили во мне еврея, проверяя мои документы. Внешность моя была чисто славянской.
Русоволосый, светло-карие глаза. Только по-русски я говорил в сорок первом с сильным акцентом, русский язык не был для меня родным. Через месяц прошел слух,что приехала какая-то комиссия проверять личный состав.
Уроженцев Прибалтики отправляли на формирование национальных дивизий, а солдат , родившихся на Западной Украине и в Бессарабии, отправляли в строительные и железнодорожные войска. Мы считались неблагонадежными: мол, не успели за год Советской власти проникнуться идеями великого вождя.
Мне повезло , я как-то проскочил через это сито, ротный за меня просил и лично поручился, и в декабре, ушел с маршевой ротой на фронт, успев краем принять участие в зимнем наступлении под Москвой. По пояс в снегу куда-то бежал, куда-то стрелял, мерз по ночам, лежа на покрытой ледяной коркой земле, хоронил товарищей.
Hеделю брали одну деревушку, почти всех нас там немцы навеки в белые снега положили... Да разве это перескажешь простыми словами! В марте сорок второго нас перебросили в район Тулы, где были созданы укрепрайоны - глубоко эшелонированная зона московской обороны.
Сидели в ДЗОТах, в 15-ти километрах от передовой. Батальон стал пулеметно-артиллерийским. Появились "сорокапятки", ружья ПТР , стали переучивать часть личного состава на пулеметчиков. Я попал в ПТР-овцы.
Простояли мы в этих укрепрайонах до конца ноября сорок второго года, без малейшего движения вперед. Вдруг выстраивают личный состав, вызывают по спискам, только молодых ребят. После прошли пешим маршем примерно сорок километров за два дня, мучаясь от догадок, куда нас отзывают.
Привели на станцию, посадили в теплушки, (перед этим - приказав нам сдать оружие, и оставив лишь по две винтовки на вагон), и объявили, что нас,отправляют на пополнение частей, под Сталинград.
Получили полушубки, валенки. По волжскому льду перешли Волгу. Трубы тракторного завода были ориентиром для движения. Через месяц меня контузило, от разрыва снаряда нашей артиллерии, ударившей по нам по ошибке. А потом Харьковская катастрофа сорок третьего года.
К тому времени я уже был в 69-й Армии. Как-то я там тоже чудом выжил..." - из воспоминаний бойца 117-ой стрелковой дивизии, 275-го стрелкового полка, 2-го батальона, П.С. Маргулиса.
