ДЕНЬ ОСВОБОЖДЕНИЯ СУХУМА. РАДОСТЬ ПОБЕДЫ И ГОРЕЧЬ СТРАДАНИЙ

АИААИРА–26

Когда Абхазия широко и торжественно отмечала 20-летие Победы абхазского народа в Отечественной войне, на страницах нашей газеты появилось много самых разных публикаций: воспоминания ветеранов войны – абхазских и пришедших им на помощь добровольцев, очерки о них, документальные сведения, фотографии. Написала и я. И в самом названии моего материала – полное соответствие его содержанию. А называется он – «Незабываемое, или несколько картинок из жизни в оккупированном Сухуме». Картинки эти и рисуют суть того времени.

Жизнь распорядилась так, что мы с моей 86-летней мамой вдвоем остались в захваченной грузинскими «гвардейцами» столице Абхазии, и нам выпало испытать на себе весь ужас того, что могла дать и дала оккупация. А это и неожиданные ночные «визиты» боевиков – истинных воров и бандитов, которые под предлогом, что ищут абхазских партизан, радистов, присматривались, где, у кого и чем можно поживиться, а уж после них – нашествия грабителей, но грабили они абхазские дома и квартиры и без предлогов, в открытую, и днем, и ночью, нагло, грубо, запугивающе; это – избиения и исчезновения людей; унижение человеческого достоинства, постоянно проявляемое к лицам негрузинской национальности; это – «прогулки» по сухумским улицам танков и мчащиеся вездеходы, облепленные полуголыми пьяными и обколотыми наркотой вояками, мало что соображающими и стреляющими вверх автоматными очередями. И невозможно было не замереть от страха, не думать, что пьяная рука вдруг пошатнется, и пули полетят не только вверх.

... 413 дней, прожитых в войну. Минувшие годы, конечно, сохранили в моей памяти немало, но что-то стерли, что-то удалили безвозвратно. Но день первый и день последний этой войны – неподвластны времени. Они впечатаны в меня навсегда.

И сегодня, 26 лет спустя, мне очень захотелось воскресить события того последнего военного дня в столице нашей Абхазии. А этот день большинство местного населения, по разным причинам оставшегося в оккупированном грузинскими боевиками Сухуме, ждало как чуда пробуждения от страшного сна, как избавление от человеческих злодеяний, как манны небесной. Но воскресить не для себя, нет, а для тех, кто, к великому счастью, не соприкоснулся, не знает, не ощутил на себе страшное – войну! И, дай Бог, чтобы никогда ни в чью жизнь она больше не входила. Но то, что пережила твоя Родина, твой народ, надо знать, надо запомнить. Это – история каждого из нас.

Последние дни сентября 1993-го. В рядах оккупантов, до сих пор чувствовавших себя в Сухуме по-хозяйски вольготно, уверенных в своем окончательном вторжении сюда, становятся очень заметны не только напряженность, беспорядочные передвижения, нескрываемое озлобление, но и растерянность тоже. Понимаем, что это очень обнадеживающие для нас симптомы. Обмениваемся друг с другом фактами и наблюдениями. По телефону, конечно. Для нас, сухумчан, телефон в период оккупации был настоящей отдушиной, формой общения (телефонная связь в городе сохранялась боевиками, естественно, не для нас, она была необходима им самим для связи, для руководства боевыми действиями и т.д.), в разговорах анализируем и оцениваем вести, поступающие с фронтов – Гумистинского, Восточного, отмечаем и нервозность, суматоху, возникшие в сухумских грузинских семьях, до этого тоже чувствовавших себя хозяевами положения, сообщаем разные, но очень важные новости, например, многие учреждения, созданные пришлыми грузинскими властями, опустели, кабинеты не заперты, на столах валяются какие-то бумаги, возможно, еще вчера они были документами. Но тогда появилось еще одно, и не просто очень значимое, а поддерживающее, заменяющее глоток свежего воздуха. Это – предчувствие. Оно говорило: «Правое дело побеждает. Ждать уже недолго». Такое предчувствие появилось у многих. Все происходившее тогда и собранное воедино, и изменило внутренний настрой, больше года сковывавший наши души. У людей стал исчезать страх, появилась вера в собственные силы и, главное, убежденность: война подошла к своему концу, мы – победители.

Но «пир во время чумы» подтвердился и в нашем сентябре. Так называемые гвардейцы, почуяв, что финал их действий близок, совсем распоясались: участились факты грубого обращения с местными жителями, квартирные кражи, да и среди них самих стало намного больше пьяных ссор, драк. Но нас этим было уже не запугать. Числа 25-го просочилась информация: через два дня – наступление на Сухум. Эта информация подтверждалась и лихорадочными действиями боевиков, сразу потерявших свой уверенный, победоносный вид. Мы дождались!

26-е число. С улицы доносятся какие-то крики. Выглядываю из окна. Вижу грузовик. Около него суетятся и кричат две женщины. Кричат по-грузински, но ругательные эпитеты трем мужчинам в военной форме они эмоционально адресуют по-русски. Ситуация крайне неприглядная: мужики, которые в форме, пытаются вытащить из кузова чемоданы, положенные женщинами, и загрузить вместо них свои тюки. Женщины сопротивляются. Свои со своими! Не хочется на это смотреть.

Ночь с 26-го на 27-е сентября. Мои соседки решили провести ее у нас, на 4-м этаже. Мы рассчитали, что, если грузины будут противодействовать наступающим абхазским частям танками, то до 4-го этажа снаряды не достанут – высоко, а если подключат авиацию, то бомба с неба до 4-го не долетит, застрянет где-нибудь раньше. Вот таким опытом обогащает война даже женщин, далеких от ее сути. Сегодня те наши стратегические расчеты, конечно, вызывают только улыбку и добрую усмешку. Но в ту ночь, поверьте, нам было совсем не до веселья.

27 сентября. Со стороны Маяка слышна стрельба. Но не сильная. На улицах ни души. Полдень. В наш двор входят идущие со стороны Маяка первые отряды Абхазской армии. Все оставшиеся в нашей и соседней девятиэтажках, а это, в основном, женщины, выходят к ним, плачут. Мы плачем от вида заросших, уставших, но счастливых наших солдат, плачем от пережитого горя, плачем от радости. Среди вышедших из домов и несколько старушек, они, бледные, истощенные, какие-то безликие. Глядя на них, кто-то из ребят-воинов говорит: «Да они же голодные». И, как по команде, все стали доставать из вещмешков консервы, хлеб, сахар. К ним потянулись руки. Мы заставили ребят немного посидеть во дворе, передохнуть, напоили их водой, искренне поблагодарили за освобождение нашей родной столицы.

Пока ребята отдыхали, их командир (помню, его звали Лесик) попросил проводить его на крышу нашей девятиэтажки, он хотел посмотреть на город. С одной из моих соседок мы вместе с ним поднялись наверх. Командир в бинокль стал осматривать город, мы тоже пристроились к нему, но он мгновенно схватил нас за плечи и резко оттолкнул к стене: «На крышах домов снайперы могут быть! Здесь стоять опасно!» – почти закричал он. «А вы сами как? Вам можно?» В ответ: «Я – солдат».

Когда командир спустился во двор, отряд встал, готовясь к дальнейшим действиям. Мы каждого обняли, благословили, пожелали удачи и, главное, остаться живыми. Впереди наших воинов еще ждали бои за освобождение всей Абхазии, за воцарение на ее земле мира. А последний бой, он, говорят, трудный самый.

Солдаты направились к центру Сухума. Оттуда изредка доносились звуки стрельбы, но тоже не сильной. Как вскоре выяснилось, противник просто бежал. Боевой, ратный дух патриотизма Абхазской армии оказался ему не по силам.

Сухум взят! Сухум свободен! Вечером небо над столицей перерезали салютные автоматные очереди. Ликованию не было предела!

Понадобилось еще три героических дня, чтобы надо всей Абхазией взвилось Знамя Победы!

Это наши самые светлые, самые грустные и самые счастливые дни.

Лилиана ЯКОВЛЕВА