Нет ни одной страны, о которой бы в Европе писали плохо в таких количествах, как о России. Диктатор-президент, неприязнь к прогрессу, отсутствие элементарных прав и свобод — вот неполный список того, что ставят нам в упрёк. Откуда же берутся подобные подходы к России, в чём причина современной русофобии в Европе?
Нападками на нашу страну занимались во все времена. Их можно обнаружить ещё в «Записках о Московии» Сигизмунда Герберштейна 500-летней давности. В XIX веке свой «вклад» в развитие идеи внесли английский политик лорд Генри Палмерстон, французский путешественник маркиз Астольф де Кюстин. Позднее им на смену пришёл немецкий политик Фридрих Науманн, затем настала очередь недавно почившего польского американца Збигнева Бжезинского…
Но в деятельности вышеозначенных личностей особо и не пахло попытками понять, почему же Россия — не такая, как Европа. Пожалуй, первым, кто попытался это сделать, стал первый президент Чехословакии Томаш Масарик в своём труде «Россия и Европа». Русофобом он не был, от крайних оценок России воздерживался (и даже приютил в межвоенной Чехословакии десятки тысяч русских иммигрантов), но всегда призывал чехов смотреть на Запад ввиду того, что на востоке для них ничего привлекательного нет.
Однозначно от Европы Масарик нас не отделял, но полноценной Европой не считал. Приведём ряд цитат из его книги. «Противопоставляя Россию и Европу, я сравниваю две эпохи; Европа не чужда России по своей сути, но всё же пока ещё и не совсем своя»; «Любовь к России не должна ослеплять нас и проявляться в отсутствии критики»; «Русская идея превращается в проблему власти, из куколки русского монаха выглядывает… царь!».
Работу над своим трудом Масарик закончил в 1910 году. Но вполне может показаться, что подобные строки европейцы могли написать и в 2010-м, и в 2017-м. Проблема источника власти — вот что разделяло нас тогда, разделяет и сегодня. В те времена в России был царь-самодержец, сегодня (как кажется многим европейцам) вся полнота власти сосредоточена в руках главы государства. Никаких сдержек-противовесов, как должно быть в Европе. И это — уже основание для критики.
Пожалуй, сегодня феномен европейской русофобии наиболее полно разобрали норвежский военный эксперт и политолог Ивар Нойманн в работе «Использование другого» и швейцарский журналист и политик Ги Меттан в книге «Запад-Россия: тысячелетняя война». Один из них долгие годы работал в структурах НАТО, другой — в западной прессе. Потому с вопросом создания из России образа врага оба, что называется, знакомы не понаслышке.
Оба эксперта уделяют большое внимание истории вопроса, подчёркивая, что предрассудки и стереотипы в отношении России появились не вчера, не с приходом к власти Владимира Путина, и даже не в 1917 году. Всё гораздо глубже. По мнению Меттана, неприязнь к России берёт начало ещё тысячу лет назад, когда наши предки выбрали православие, а не католичество. И едва Русское государство объявило себя преемником Византии, против него началась пропагандистская война.
Со своей стороны, Нойманн обращает внимание на то, что Запад не вполне понимает, как вести себя с Россией, ибо чёткой границы с ней нет. Ни в Европе, ни у нас самих так до конца и не осознали, принадлежат ли они к принципиально разным цивилизациям, или же составляют нечто единое. И данная неопределённость вызывает дополнительное озлобление и приводит всё к новым и новым нападкам на «отбившуюся от рук» Россию, которая вроде бы и не Европа, но и не Азия.
Оба эксперта единодушно отмечают, что России любят приписывать такие черты, как варварство, деспотизм и территориальную экспансию. Попытками «влезть в шкуру» нашей страны и объяснить её поведение с точки зрения разума занимаются единицы. Зато за многие века и в элите, и в обществе сформировался устойчивый спрос на «образ другого», на которого можно выливать ушаты помоев и о котором можно рассказывать всякие небылицы. Россия подходит на эту роль как никто другой.
Соответственно, основная задача отрицательных высказываний и публикаций о России — выставить нашу страну в невыгодном свете. Причём на её фоне выгодно могут смотреться все — исламские экстремисты в Чечне, радикальные националисты на Украине, угробившие самолёт с российскими детьми швейцарские диспетчеры (речь идет катастрофе самолета «Башкирских авиалиний» над Боденским озером 1 июля 2002 года — прим. EADaily)… И разумеется, наиболее выигрышно смотрится европейская политика и европейское экономическое правовое устройство, которому противостоит отсталая Россия.
Перечислять всё то, в чём виновата Россия, можно до бесконечности. И на Украине войну она якобы устроила, и у Грузии куски земли оттяпала, и перед Польшей и Прибалтикой никак не покается. В Сирии она поддерживает не того, с Ираном и КНДР не рвёт, с Кубой дружит. А в последнее время она до того «обнаглела», что своими хакерами подрывает основы западной демократии, а также открыто поддерживает «нерукопожатных» крайне правых и крайне левых политиков Европы.
Наконец, внутреннее устройство России тоже вызывает откровенную неприязнь. Церковь играет важную роль в жизни общества, однополые браки не разрешаются. Свобода прессы существенно ограничена, подлинная многопартийная система не работает, разделением властей не пахнет. Особое внимание уделяется личности Владимира Путина, у которого по европейским меркам слишком много власти, и распоряжается ею он не так, как следовало бы «просвещённому европейскому правителю».
Не будем уж совсем обелять нашу действительность. Есть вещи, которые нам в Европе можно позаимствовать. Уровень жизни и социальной защищённости там на порядок выше. Дороги лучше, лекарства доступнее. Управу на наглого начальника найти проще. Открыть своё дело не так трудно, число взяток, поборов и справок на несколько порядков меньше. Список можно довольно долго дополнять, а к критике в данной части можно и прислушаться.
Однако ругают нас чаще совсем не за то, что мы бы и сами с удовольствием исправили. Достаётся России за то, что она пытается отстаивать свои интересы на мировой арене — при Борисе Ельцине нас так не ругали. Доходит и до откровенных передёргиваний — президенту приписывают абсолютную власть, коей он не обладает. Нас обвиняют в клерикализме, в то время как у нас, в отличие от Европы, даже понедельник после Пасхи выходным не является. И геев с лесбиянками по российскому ТВ показывают…
В чём правы и Масарик, и Нойманн, и Меттан — так это в том, что мы — другие, и мы плохо вписываемся в строго очерченные европейские рамки. Так, у нас руководителей государства показывают в храме на Рождество и Пасху. В Европе же такое невозможно. Там доходит до того, что в кафедральный собор Берлина существует платный вход. Верующие люди там помещены в своеобразные гетто, а господствующей идеологией фактически служит атеизм (или антиклерикализм).
Смотрим дальше. Россия не отказывается от консервативного подхода к семье и однополым бракам. Для современной же европейской общественности, доминирующей в СМИ и политике, данный вопрос является принципиальным. В господствующей там идеологии постмодернизма даже пол ребёнка не предопределён — что уж говорить о том, с кем личную жизнь строить. Там строят новое общество, а Россия видится тем, кто культивирует «отсталость».
Роль национального государства в Европе принципиально ослабляется, приоритет отдаётся горизонтальным связям, а всё больше властных полномочий передают на уровень Евросоюза. Всё потому, что «государство — это зло». В России же, напротив, роль государства велика, оттого и влияние президента существенно, и вертикальные связи преобладают над горизонтальными. Так что и в этом смысле наша страна видится «отбившейся от рук».
В России очень много внимания уделяется исторической памяти. В Европе же господствует подход, что историю следует по максимуму перечеркнуть. Ведь в прошлом государства бесконечно воевали друг с другом, а о войнах надо забыть, и нечего пестовать мрачные страницы прошлого. А таковым объявляется почти всё, что имело место до 1945 года. Потому само почтительное отношение к прошлому (дело даже не в трактовке отдельных событий) воспринимается европейской элитой в штыки.
В том, что Россия — не совсем Европа, европейцы отчёт себе отдают. Как не включают они в историю единой Европы Византию. Однако считать её классической Азией мешает наличие тех же христианских корней (пусть от них европейцы демонстративно отказываются), вполне себе европейская внешность русских. К тому же в Евросоюз входят несколько славянских и православных государств. Следовательно, в том или ином виде «европейский» путь нам прописан.
А раз так, то Россия не имеет права на какое-то особое развитие. В отличие от Китая и Индии, она не является древней цивилизацией со своей системой ценностей. В отличие от кочевников-арабов, мы — народ оседлый, и отдельной религии, как ислам, у нас нет. Да и на Ближнем Востоке были свои древние цивилизации (которые отчасти наследовал ислам), Россия же появилась как государство позже, чем Германия или Франция, и примерно тогда же, когда и Польша.
Теперь посмотрим на тех, кто определяет общественную жизнь Европы. Среди них — или представители леволиберальной элиты с описанным выше набором ценностей, или крупный бизнес, для кого Россия — конкурент или же источник ресурсов, который хорошо бы контролировать. Им принадлежит подавляющее большинство СМИ, издательств, они преобладают в гуманитарных науках. Они же составляют значительную часть законодательной и исполнительной власти на европейском, и на национальном уровне.
Исторический набор стереотипов о России, связанный с православием и самодержавием, отлично наслоился на новые постмодернистские леволиберальные подходы, в соответствии с которыми нас шпыняют и за всё вместе, и за каждый аспект в отдельности. Россия, не желающая принимать все современные европейские установки, устойчиво заняла место того самого «другого», которого противопоставляют правильному «себе», и ради обуздания которого Европа должна сплотиться.
Китай и Индия — они какие-то совсем другие. Ислам — попробуй тронь, себе дороже может выйти. А Россия не так далеко, она более осязаема, она не так сильно отличается, и пинать её более безопасно. Инструментами, способными обезоруживать подобную идеологию на территории самой Европы, она пока не обладает. А раз так — то рассчитывать на ослабление антироссийской кампании нам пока не приходится. Чтобы это случилось — и нам надо становиться сильнее, и Европа должна измениться.
Вадим Трухачёв, кандидат исторических наук