«ЧЕРДАК ОФИЦЕРА»
Максим Семеляк сидит на чердаке, соблюдает правила самоизоляции, докладывает о том, что происходит вокруг и внутри.
Автор иллюстрации: Катя Гендикова
День 1: «Чужое имя»
Предложение завести блог застало меня за просмотром белорусского фильма «Чужое имя» 1966 года выпуска — поскольку в блоге вроде бы принято говорить правду, то я и говорю как есть. Предложение было принято. Называться это всё будет «Чердак офицера» (он же санаторий под клепсидрой). Это как раз чужое имя — был у меня такой старинный товарищ Кац, а у него была группа «Чердак офицера», он года полтора назад умер, и я вот думаю посвятить этот блог ему (собственно, я и сам живу на чердаке).
О чём здесь пойдёт речь, я, честно говоря, пока и сам не знаю. Но мне видится что-то вроде дыр в стене, как у Фрица Ланга в «Министерстве страха», через которые пробивается микроскопический свет и куда более объёмный страх мира. Как давным-давно предположил Гийом Овернский, ничего связного вокруг нас нет, а есть только проходы и окна для потока первобытия. Пусть это и будет такой проходной, поточный, преломляющий блог. Короче, приступим, а там посмотрим, как говорил в годы моей молодости один геополитический философ.
Кадры из фильма «Министерство страха», реж. Ф. Ланг, 1944 г.
Итак — «Чужое имя». В главной роли — Саранцев, я его часто встречал на улице Черняховского, когда жил там, он ходил совсем уже старый, не снимался, никто его, кажется, кроме меня, не узнавал, а я всё хотел сказать ему что-нибудь хорошее, но так и не собрался.
Кадр из фильма «Чужое имя», реж. И. Шульман, 1966 г.
Фильм начинается с того, что прекрасный актёр Панков (вы его точно знаете по «Волшебной силе искусства» с Райкиным) встречает Клару Лучко в кафе с видом на автостраду и под магомаевскую «Голубую тайгу». А Саранцев как раз у него шофёр, и по фамилии он вроде должен быть первым мужем Лучко, но та его в упор не узнаёт, и тут начинается мутная история с присвоенным именем (за девять лет до «Профессии: репортёр», заметим в скобках), уходящая в партизанское прошлое (с неизменным Масюлисом в нацистской форме), но заканчивающаяся по справедливости. «Вот так всю жизнь у меня двойка по поведению», — сокрушённо резюмирует Саранцев в какой-то момент.
Кадр из фильма «Чужое имя», реж. И. Шульман, 1966 г.
Почему-то именно советские актёры дают простор сразу и для покоя, и для грёз. С одной стороны, они как никакие другие лицедеи преисполнены онтологической основательности. А с другой стороны — в них вечно гарцует вся семантика возможных миров. Ведь та же Лучко при ближайшем рассмотрении вообще могла бы стать кем-то типа нашей Сильваны Мангано — неплохо бы смотрелась, например, в «Татуированной розе» и вообще во всех фантазиях Уильямса, а не в одних только «Возвращении Будулая» да «Опекуне». Что до Панкова, так это просто наш Мельвин Дуглас, и где, спрашивается, его «Ниночка»? А мой бывший сосед Саранцев? В принципе, что-то от Эдварда Джей Робинсона в нём есть — ну или могло быть.
Интересно и про режиссёра. Этот фильм снял фронтовик Иосиф Шульман — у него сперва сын сбежал в Канаду, создав ему известные проблемы, в итоге он и сам уехал в Австралию, где и умер в 1990 году.
В сороковые он был тяжело ранен и потом снимал кино строго про войну (исключение — картина «Криницы») — например, у него был очень недурной фильм «Парашюты на деревьях» по книге другого белоруса и тоже героя войны Наполеона Ридевского. Наполеон Фелицианович его звали, если точнее. И сегодня я думаю его почитать на ночь.