Как Славутский-младший примирился с несовершенством близких
Пьеса Макдонаха «Королева красоты» могла оказаться прорывной для театра им. Качалова, но нет
Спектакль по пьесе знаменитого ирландца Мартина Макдонаха на своей малой сцене Качаловский театр показал еще в самом конце прошлого сезона. Однако летняя премьера прошла почти незамеченной. И вот на первый показ режиссерской работы Ильи Славутского уже этой осенью специально для читателей «БИЗНЕС Online» отправился театровед из Санкт-Петербурга Владимир Кантор.
Неизведанное театром пространство современной драматургии
Недавняя премьера Ильи Славутского на малой сцене театра им. Качалова «Королева красоты» поставлена по пьесе Мартина Макдонаха. История о ненависти двух самых близких людей в одночасье сделала безвестного ирландского драматурга популярным и «оскароносным». Сегодня Макдонах — живой классик современной драматургии, чьи пьесы востребованы по всему миру. Казалось бы, такая постановка для репертуара, состоящего в подавляющем большинстве из спектаклей по проверенной классике XIX и XX веков, могла стать прорывом в новое, почти неизведанное театром пространство современной драматургии. Однако же «Королева красоты» сохранила все черты традиционной постановки в русле психологического театра.
Из нескольких имеющихся на русском языке переводов «Королевы красоты» Большой драматический театр им. Качалова выбрал достаточно грубый перевод Хитрово-Шмырова. Здесь ругань героев, конечно, до мата не доходит, но нельзя сказать, что персонажи стесняются в выборе выражений, когда градус споров достигает предела. Экспозиция пьесы заметно порезана, поэтому действие начинается фактически с места в карьер. «Причесан» всегда важный для ирландской драматургии спор об английском языке, вытеснившем ирландский. И понятно почему. В Казани проблема вытеснения государственным языком РФ национального существует, но, видимо, автор спектакля посчитал, что русский театр не то место, где такие вопросы должны звучать остро.
Сын худрука театра Александра Славутского поставил добротный актерский спектакль на общечеловеческие темы с актерской же режиссурой, главная цель которого не столько поднять локальные социальные проблемы, сколько порассуждать о вечном, а главное, дать большие роли двум талантливым актрисам — Антонине Ивановой и Елене Ряшиной. (Они не остались в долгу и играли с большим чувством.) Дело это, конечно, благородное и благодарное — публика (в основном среднее и старшее поколение) довольна, но все-таки при обращении к такой известной пьесе, которая, кстати, в Казани много лет шла в «Театр.Акте», ждешь от спектакля (и уж тем паче на малой сцене — пространстве изначально экспериментальном) большей принципиальности в режиссерском решении, а не иллюстрации текста.
Основная проблема спектакля
Основная проблема этого спектакля — в отсутствии образности, благодаря которой типичная история приобретает воздух и объем смыслов. Есть особая прелесть театрального искусства в возможности зрителя завершить картину самостоятельно. Так почему бы постановщику не дать публике такую возможность, не навязывая и разжевывая, а аккуратно подводя к мыслям, заложенным в пьесе или в замысле режиссера?
В «Королеве красоты» подробный быт становится фоном спектакля. Еще до начала действия публика рассматривает детали обстановки среднестатистической современной студии в европейской провинции (история разыгрывается у Макдонаха в ирландской глуши). Гостиная, объединенная с кухней, приглушенная цветовая палитра, никаких ярких пятен. Скучная декорация вторит серой и беспросветной жизни сварливой матери и ее взрослой дочери. Она как бы призвана вывести на первый план артистов.
Но вот спектакль начинается, и, когда в зале гаснет свет, над зрительным залом загораются крошечные огоньки, напоминая о звездном небе, о том, что существует и другой мир, свободный, открытый и не зависящий от наличия или отсутствия плиты, камина и прочих признаков комфорта. Настроенная на поэтический лад публика наблюдает сцену проповеди-молитвы ирландского пастора — флегматичного отца Уэлша (его в несколько усталой манере играет Владимир Леонтьев) в сопровождении хора. Надбытовые проповеди отчаявшегося на что-либо повлиять в жизни своих прихожан священника в спектакле еще повторятся, хотя в дальнейшем выглядят они как вставные номера и слабо соотносятся с главным действием. Смысл, который вложен в уста отца Уэлша, считывается и без них. Это неудивительно, потому что фигуры отца Уэлша нет в «Королеве красоты», он пришел в спектакль из другой популярной пьесы Макдонаха — «Сиротливый запад». Видимо, режиссеру Славутскому-младшему хотелось сгладить этими сценами накал страстей основного сюжета, дать зрителю отдохнуть от склок престарелой матери и ее 40-летней дочери, но смотрятся они довольно фальшиво.
В игре Ивановой — полное попадание в образ и подлинный драматизм
В центре сюжета биография Морин (Ряшина) и Мэг (Иванова). И эта биография, конечно, никакая не сентиментальная история, как заявлено в программке, а чистый детектив с неожиданным финалом — в лучших традициях английской литературы. Две женщины стали заложниками друг друга. Мать не может полноценно существовать без дочери, а дочери, чья личная жизнь не сложилась, некуда деваться. Так они и живут в одном доме, не щадя друг друга. Морин только и делает, что мечтает о смерти мамаши, а Мэг ведет сложную игру и пытается всеми силами удержать дочь при себе, чтобы не оказаться в доме для престарелых.
Опытнейшая актриса Иванова создала отменный образ мерзкой старухи. У ее Мэг не просто болят ноги, как в пьесе, в спектакле она прикована к инвалидной коляске. Весь спектакль актриса играет сидя, но это одна из самых действенных и удачных ролей в постановке. Мэг плетет интригу, с первых минут костерит свою дочь и всех остальных героев на чем свет стоит, она задает тон и всеми силами мешает дочери использовать последний шанс, чтобы создать свою семью. Но Мэг будет еще и главной жертвой всей истории. Это сложный момент роли — вызвать у зрителей сострадание к персонажу, которого добрую половину спектакля воспринимать иначе как полнейшее исчадие ада сложно. Но актриса мастерски строит свою роль, вначале создавая образ отталкивающей, откровенно злой дамы, а к финалу постепенно раскрывает боль и одиночество старой, беззащитной и слабой женщины, испытывающей настоящий ужас от мысли остаться в полном одиночестве.
Эта перемена в Мэг впервые чувствуется в сцене, когда мать предлагает дочери съездить купить новое платье для праздника. В голосе Мэг совершенно неожиданно появляется теплота, а в ее кажущемся застывшим взгляде остервенение сменяется на сострадание — глаза оживают. Нужно отметить, что все это актриса делает в основном малыми средствами, поскольку движения героини ограничены инвалидной коляской, поэтому только взгляд, жест, интонация, ракурс. В игре Ивановой — полное попадание в образ и подлинный драматизм, благодаря которому Мэг у нее получилась живой и совсем неоднозначной героиней. Возможность сыграть ее одной краской была бы оправданной, но актриса выбрала самый сложный путь и победила.
Возникает тишина и камерность, так подходящая пространству малой сцены
Ее визави — дочь Морин — простушка. При всей вспыльчивости и взаимной ненависти, которую Морин не стесняется демонстрировать даже на людях, актриса Ряшина, супруга режиссера казанской «Королевы красоты», наделяет свою героиню не только громким голосом. Сквозь грубость и порывистость ее движений проглядывает мягкость сострадательной женщины, способной простить многое и умеющей по-настоящему любить. Последняя молодость Морин стремительно уходит, мы видим красивую, но замотанную жизнью женщину, которая все еще верит в себя, но вера эта почти иссякла. Ей гораздо сподручнее враждовать с матерью, чем освободиться от этой привычной жизни, вырваться из колеи. И все же она решается совершить отчаянную попытку изменить свою судьбу. В романтической сцене с безвольным и нерешительным Пато (Марат Голубев), своим старым знакомым, она включает все свое обаяние и кокетство, соблазняя его.
И на следующее утро Морин Ряшиной появляется совсем другой. В героине актрисы возникает женственность. Конечно, Морин идет ва-банк, но судьба сыграет с ней злую шутку, убежать от себя не получится, спасительное, как ей кажется, преступление, на которое идет героиня, оборачивается полным крахом. Реальность и мечты оказываются катастрофически несоединимы. Финал своей роли актриса играет на высокой драматической ноте. Из ее игры уходит подчеркнутая театральность подачи текста и поз. Возникает тишина и камерность, так подходящая пространству малой сцены. Ряшина вглядывается в зал, и уверен, что этот взгляд, в котором сосредотачивается вся драма ее Морин, останется в памяти всех зрителей, смотревших постановку.
Итог спектакля прост. Все, что нам остается, — это беречь друг друга, примиряясь с несовершенством близких. Одиночества и смерти все равно не избежать никому, но быть чуточку добрее друг к другу можно, и это чуть ли не единственное, что способно по-настоящему облегчить нашу жизнь.
Владимир Кантор