Про Семёна Львовича

Даже ведущая беспорядочную половую жизнь женщина иногда подсчитывает любовников. Убедиться насколько она востребована, но не перешла ли ещё к категории «*лядь».

Из поголовья любовников запоминаются самые-самые: труднее всего достался, весь в тату, мулат или поэт. Остальные идут штуками. Без отличительных признаков.

Ведущая беспорядочную трудовую жизнь (последние полгода) я наконец посчитала своих нанимателей или несостоявшихся нанимателей. По головам или локации заведения, или по системе «заплатил-не заплатил» - не важно.

Не считая атосовидного хозяина чудесной пирожковой, в велюровом мушкетёрском берете, который так и нашёл мне места под солнцем у себя, самым удивительным нанимателем всего Санкт-Петербурга был Семён Львович.

Познакомились мы заочно. На Авито.
Там Семён Львович пытался сэкономить деньги на услугах по размещению объявления о вакансии и, избави Боже – какие траты: на кадровом агентстве.
Вёл себя Семён Львович при телефонном знакомстве крайне джентельменски: представился достойнейшим образом, рассказал историю создания заведения, биографии сотрудников, сбросил ссылку на страницы заведения в соцсетях и рассказал о причине звонка:
Семён Львович потерял холодного повара, безвозвратно.
И добровольно – отпустил в отпуск на Черноморский курорт.
Работавшая в заведении с 2001 года (от окончания кулинарного училища и до отпуска) Люба встретила там, наконец, мужа: петербуржца-осетина. И по возвращении в Питер немедленно вышла замуж, по горячей осетинской любви.
Люба, как холодный повар, обладала толпой достоинств: жила рядом, а поэтому опаздывала больше всех; имела покладистый скандальный характер и сто пятьдесят сантиметров в бёдрах – при быстром движении на маленькой кухне задевались предметы, а поэтому Люба двигалась медленно, как во сне.
Муж-осетин, все свои тридцать лет искал именно такую: со стопятидесятью сантиметрами в бёдрах и страшно ревновал. Переживал, что этой красотой будет любоваться посторонний мужчина: Семён Львович (других в заведении не было, не считая кастрированного кота Мони).
Семён Львович, справивший семидесятилетний юбилей, давно относился к женскому персоналу заведения как к поступающим мясным полуфабрикатам: ну, есть вы и есть. А в молодости он любил худых и стервозных дам, он точно помнит.
Изнывающий от ревности и любви Любин муж запретил ей ходить на работу. И Семён Львович остался без повара.
Поговорив со мной полчаса Семён Львович попрощался и ничего не предложил.
Завтра он позвонил снова, в то же время:
- Добрый день! Это Семён Львович из вчера. Ну, как, вы ещё выбираете?
Промотавшись весь день по точкам питания о которых стыдно вспомнить я односложно ответила:
- Да.
- А я-таки без повара тоже, - сказал Семён Львович и попрощался.
Завтра всё повторилось.
Послезавтра, после слов Семёна Львовича «а я-таки без повара тоже», я заинтересованно спросила:
- Сёмен Львович, а что вы платите повару?
- Я слышу в ваших словах, наконец, интерес? Мне не кажется? Две тысячи, за которые он сидит Вконтакте, ест мою еду и немножко готовит.
Мне Нико**ский дворец, как последний официальный наниматель, десять дней после увольнения отдавал окончательный расчёт и поэтому я спросила:
- А как часто?
Семён Львович гордо сказал:
- Каждый день в пять часов – аккуратно как в швейцарском банке.
Любезно распрощавшись (и он мне снова ничего не предложил) я прочитала в Интернете всё что можно о Семёне Львовиче, заведении и коте Моне.
Почти двадцать лет назад бессменный управляющий треста столовых купил квартиру в ста метрах от станции метро зелёной ветки, пристроил к ней отапливаемую веранду и открыл заведение –для души.
Рестораном заведение было назвать нагло, а кафе – оскорбительно.
Кот Моня проник в заведение Семёна Львовича по схеме Чебурашки: в ящике с привезенными шампиньонами спал мелкий помойный котёнок. Человечный Семён Львович увидел в этом знак свыше и взял его на должность кота при заведении: Моню кормили и впускали спать на ночь в подсобку.
Выросший в пиратовидного котищу Моня был любимцем персонала и бездомных кошек района. Иногда мамы-кошки приводили к крыльцу выводок монеподобных котят. С надеждой на протекцию в жизни. Семён Львович принимал участие в судьбе детей Мони – раздавал друзьями персонала и друзьям друзей персонала.
Однажды к открытию Моня пришёл с размозжённой задней лапой – куда-то попал. И опечаленный Семён Львович перевёл его на должность кота в заведении: лапу ампутировали, Моню – кастрировали.
В обязанности Моне вменили спать в зале на специальном диванчике, радовать гостей присутствием и пахнуть котом в сухой кладовой, чтобы не наглели мыши.
Цены у Семёна Львовича были крайне демократичные.
Отзывы самые положительные – если опустить Монины селфи, то гости советовали друг другу объестся бизнес-ланчем за двести рублей или четырёхсот граммовой порцией блинов (с начинкой по выбору) за сто десять. Правда, сетовали на маленький зал и занятость Мони гостями («Ждали погладить Моню двадцать минут! Неслыханно! Кот у вас для всех гостей?»).
Сам Семён Львович вёл активную общественную жизнь – жертвовал приютам, дарил библиотекам, нанимал людей с ограниченными возможностями на раздачу флаеров у метро.
Но – не напоказ, для души: по-немножку.
Мне страшно захотелось побывать в заведении Семёна Львовича.
Тем более ехать от моей Чёрной речки всего - ничего.
А может – даже там работать.
И я позвонила ему сама: попросила о собеседовании.
Удивительно – но это единственное место в Санкт-Петербурге где меня ждали на собеседование все!
Весь маленький-маленький трудовой коллектив.
Администратор зала при входе спросила моё имя, и убедившись, что я - это я, повела садить меня в «красный угол» – к Мониному диванчику.
Семён Львович вышел сразу и, поздоровавшись, спросил:
- Что вы будете кушать? Блины будут только через полчаса. Наташа, Марковну привезли?
Заботливо рассаживавшая гостей администратор Наташа доброжелательно сказала:
- Да, Семён Львович, привезли. Она чай пьёт.
- Сразу поставьте возле неё вентилятор, а то будет как вчера! И не давайте ей кофе, у неё давление!
Семён Львович спросил у меня:
- Соляночки? Только сварили – хороша, я уже снял пробу.
Я скромно-скромно стала отнекиваться.
- Я вам что-то сделал? Или вы, избави Боже, в диете? Уверяю – попробуйте её до блинов. Моня, лодырь, поздоровайся с гостьей!
Толстенный трёзлапенький Моня лениво открыл один глаз, а мне принесли солянку.
Пока я ела, а Семён Львович рассказывал о художнике, расписавшем стены, из входа на кухню выглядывали женщины – рассматривали меня и делились полученными впечатлениями.
Гвоздём заведения были блины. С девятью начинками.
Ради них Семён Львович совершил джигитский поступок – украл из треста столовых Марковну, которой сейчас было очень под восемьдесят.
Жила Марковна неудобно – в Купчино. Поэтому на работу, к двенадцати, и с работы, в шесть, её возил специально закреплённый человек. В деньгах Марковна особенно не нуждалась и много раз порывалась уйти на покой – смотреть сериалы и скучать на лавочке. Но, Семён Львович проявлял чудеса убедительности и дипломатии: и она каждое утро замешивала двадцать литров блинного теста.
В самом лучшем углу кухни, сидя, на отдельной плитке, на двух сковородах, под вентилятором, Марковна шесть часов в день отпекала блины. Начинки в них заворачивал холодный повар – под руководством Марковны.
(Очень хорошие блины, я лично ела.)
Их любили гости (здесь - за сто десять и на вынос - за сто пятнадцать рублей), персонал, и даже вконец закормленный Моня, но – только с курицей.
К закрытию заведения блинов никогда не оставалось – сжирались.
Поговорив о чём угодно, кроме моих будущих прямых обязанностей, Семён Львович повёл меня смотреть кухню и персонал, биографии которых мне уже рассказал. Все работали здесь от создания.
В маленькой двадцатиметровой кухне были три человека и ежедневный Марковнин маленький скандал. Сегодня на тему молока.
- Сёма, здравствуй и не отдавай этой клуше денег за молоко, пусть несёт его домой! Она снова два раза ходила, ей сложно запомнить – белорусское, в коробках, я не могу работать говном!
- Здравствуй, Марковна и в чём дело? – спросил спокойнейший Семён Львович, - Вот возьму и отдам: куда ей пять литров молока? Мыться?
- А куда его денем мы? – парировала Марковна из-под вентилятора, не поворачиваясь, - Выльем на дорогу?
- Мы будем варить кашу на завтрак, всем, - уверенно сказал Семён Львович.
Остальной персонал – горячий повар и мойщица посуды спокойно занимались своими делами. Кто из них был той самой «клушей», купившей не то молоко, было не заметно.
- Сёма, ты выпил с утра? Что ты несёшь? Кашу? И кто её будет завтракать в твоём заведении? Хочу тебе сказать, что Монины внуки-помойники на заднем крыльце, и те хотят вчерашних котлет, - сказала легендарная Марковна и, наконец, обернулась.
- Здрассте! – скромно сказала я. (Вдруг придётся вместе работать.)
Ярчайший представитель своего народа и замечательная блинщица Марковна осмотрела меня от кед до макушки медленно и внимательно. И сказала Семёну Львовичу:
- Кого ты привёл? Ты думаешь она будет работать? Так не думай, она худейшая чем Любка, и быстрее найдет осетина. И кинет тебя. Будешь делать начинки сам. Запомни! – и отвернулась к сковородкам.
В первый раз в жизни мой сорок четвёртый размер одежды препятствовал получению работы!
- Хозяин здесь я, если что, - сказал Семён Львович кафельным стенам и мне, остальные знали и так.
Мне вдруг страшно захотелось гладить сонного Моню, спокойно делать сорок-пятьдесят салатов и заворачивать начинки под новости из радиоприёмника, кушать блины и получать две тысячи ровно в пять часов, как в швейцарском банке.
Но Марковна…
- Приходите в понедельник, - сказал Семён Львович прощаясь.
Пойду! А - вдруг получится.

© LelaMm