«Люди здесь умирают от ВИЧ и убийств». Исповедь русского пленника Филиппин

Год назад инженер Юрий Кирдюшкин был задержан в аэропорту Манилы по подозрению в транспортировке кокаина. До сих пор россиянин находится в местной тюрьме — СИЗО Metro Manila District Jail, где ожидает решения по предварительному расследованию. В случае обвинительного приговора, максимальное наказание, которое грозит Юрию — пожизненное заключение, или смертная казнь, если на Филиппинах будет снят мораторий на нее.

Корреспондент АиФ.ru записал рассказ Юрия о быте филиппинского арестанта, сокамерниках, рационе и погромах в тюрьме.

Предыстория

В прошлом году мой друг Иван попросил меня об одной услуге — помочь его знакомым из Таиланда. Надо было съездить в Перу, привезти оттуда в Бангкок народное лекарственное средство — эссенцию из кактуса, за что знакомые оплачивали перелет и проживание в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии. Иван тогда сказал мне, что уже ездил по этому маршруту, ничего криминального в этом нет. Я с ним очень давно знаком, и причин сомневаться в его искренности у меня не было. На тот момент я работал старшим менеджером отдела продаж в Научно-производственном предприятии в Санкт-Петербурге. В мои обязанности входили продажи зарубежным клиентам. Зарплата зависела от объема продаж, и внезапное предложение показалось привлекательным, появлялась возможность изнутри увидеть рынки сбыта продукции, установить контакты с потенциальными клиентами. Я увидел собственную выгоду в этом предложении. Однако сомнения все-таки вкрадывались. Правда, когда я выразил их Ивану, он мне дал понять, что билеты уже куплены и если я теперь откажусь, придется вернуть деньги за билеты — 100 тысяч рублей. И я полетел.

В Перу я встретился с женщиной, которая передала мне несколько коробок с продуктами в производственной упаковке и две бутылки с сиропом. Точно такие же продукты с такими же логотипами я видел в местных магазинах, поэтому у меня даже сомнения не возникло, что в них что-то криминальное.

А через несколько дней из Перу я отправился в Бангкок через Дубай и Манилу с остановками в нескольких городах Бразилии, но до точки назначения не добрался — в Маниле меня задержали. Когда на ленте багажа я увидел свой чемодан, он был вскрыт и замотан скотчем. До сих пор не знаю, вскрывался ли он при понятых и с видеофиксацией, как положено. В итоге оказалось, что в моем чемодане — 8 килограммов кокаина. Хотя до прибытия в Манилу со всем изначальным содержимым мой багаж подвергся тщательному досмотру в трех международных аэропортах Латинской Америки. Там нелегального содержимого выявлено не было. Одновременно со мной задержали двух граждан Китая, в их багаже тоже был наркотик, суммарно около 19 кг.

Я пытался найти Ивана, чтобы он приехал на Филиппины и выступил свидетелем в моем деле, но как ни старались мои родные найти Ваню, он исчез.

Про условия содержания

Из аэропорта меня привезли в изолятор PDEA detention facility, где удерживали в течение полутора месяцев. Там в камере площадью 35 кв.м. я находился с 65 заключенными, часть из которых были разносчиками туберкулеза и ВИЧ.

Через полтора месяца меня привезли в городскую тюрьму по округу Пасаи с плотностью в 90 человек на камеру площадью в 40-45 метров и только оттуда еще через неделю в СИЗО Metro Manila District Jail, где я нахожусь до сих пор.

Здесь несколько бараков, в каждом из них по 10 камер. Площадь камеры — 50 кв.м., и находится в ней по 75-80 арестантов. Чтобы все уместились на такой небольшой площади, внутри камеры оборудованы специальные конструкции: металлические уголки с перегородками, которые делят помещение на комнаты. Получается двух-трехуровневая система. Более-менее народ помещается, но все равно друг на друге. Много людей спят в коридоре, в проходе между камерами. Бывало, когда в камере находилось более 90 человек. Хорошо, что есть вентилятор, разгоняет воздух и есть чем дышать. Стоит отойти от него, сразу чувствуется влажность и становится тяжело.

Для понимания, как живется в таких условиях, расскажу, что было этим летом. Самое жаркое время года здесь с марта по май, температура ниже +30 градусов не опускается, в среднем +35 градусов днем. При такой температуре часто выходит из строя трансформаторная подстанция, отключаются вентиляторы и свет. И ты оказываешься в полной темноте в парилке — температура в камере +50 градусов, высокая влажность и буквально нечем дышать. Электричества у нас не было две недели. Словами очень сложно передать, что это было — кожа покрылась какими-то непонятными волдырями, и я был в таком состоянии, что не понимал, что происходит. Тогда руководство тюрьмы открывало бараки ночью, чтобы люди, кому совсем тяжело и кто постарше, могли спать на улице, на земле.

Как устроен день арестанта

Подъем начинается рано утром, в 5.30, когда открываются ворота нашего барака и заключенным можно выбраться на территорию, прогуляться в течение часа. Ну, это если ты смог выбраться из своей камеры и пробраться через тела арестантов, лежащих на полу, и висящих в гамаках вдоль коридора.

В 6.30 начинается разнос еды, специально оборудованной столовой у нас нет — мы едим прямо в камерах. После завтрака начинается обход: приходят охранники, закрывают бараки, считают заключенных. В районе 8.30 часов бараки открываются заново и арестанты вольны заниматься чем угодно до 15 часов дня — время можно проводить в камере, можно на территории. Но снаружи находиться тяжело — обычно во дворе заключенные готовят еду на открытом огне, и для того, чтобы его развести, они часто используют пластик. Выходишь на улицу и оказываешься в дымовой завесе. Я предпочитаю проводить время у себя в камере — у меня шалаш на третьем уровне, я более-менее отгорожен от соседей. Здесь я читаю, пишу, общаюсь с родными, когда есть такая возможность. В интернете сидят единицы, потому что это очень опасно — телефон в камере считается контрабандой. Если поймают, то как минимум отправят в изолятор на две недели, как максимум — переведут в СИЗО более строгого содержания.

В 15 часов снова приходят охранники: снова закрывают бараки, снова пересчитывают заключенных, а потом снова открывают ворота, до 19 часов. Потом нас опять загоняют в бараки, закрывают дверь. Следующий, и последний пересчет дня — в 23.30, потом отбой. И так каждый день по кругу.

Здесь есть библиотека с неплохой подборкой — много книг по техническим дисциплинам, по менеджменту, финансам, языкам. Своих книг у меня порядка 20, недавно я перечитал «Братьев Карамазовых», постоянно читаю Новый завет. Есть у меня Библия и на английском языке.

В свободное время также можно заниматься спортом, есть баскетбольные, волейбольные площадки, площадки для гимнастики, где есть самодельные гантели, штанги и проч.

Про сокамерников

В основном, мои сокамерники — это люди, которые распространяли или употребляли наркотические вещества. Здесь эти вещества называются шабу, у нас — амфетаминами. В большинстве своем это молодые люди из бедных семей, выходцы из сельской местности. В городах они устраивались на низкооплачиваемую работу таксистами или продавцами уличной еды, и чтобы поддерживать в себе силы для работы по 18-20 часов в день, мои сокамерники начинали употреблять шабу. В итоге их поймали так называемые «отряды смерти» — действующие с прошлого года в рамках антинаркотической кампании президента Родриго Дутерте. Эти ребята не оказали сопротивления «отрядам смерти», поэтому оказались здесь, а те, кто оказали, были убиты. Местные говорят, что с момента, как Дутерте пришел к власти, количество арестантов на Филиппинах увеличилось в пять раз. Когда меня привезли сюда, в нем было 1800 человек, а за полгода до этого — 600. Здесь очень много «подставных» дел, и это сейчас выясняется все чаще, людей стали выпускать пачками.

Вторые по популярности преступления — это дела по похищению людей. По ним проходит очень много полицейских, я свой шалаш делю с сокамерником, который как раз был правоохранителем. Еще со мной в камере четверо граждан Индии, у них «семейное дело» — они похитили своего обеспеченного дядю и требовали выкуп, а дядя смог выбраться и убежать, подал на них суд. В итоге арестовали всю большую семью.

Разделяются здесь люди по статусу. Например, если ты способен вносить в общак сумму, эквивалентную 10 рублям в день, то ты освобождаешься от обязательных работ по камере. Людей здесь много и периодически нужно мыть, подметать, красить, выносить мусор, чистить туалетную комнату и заполнять бочки водой. Все эти работы распределены между сокамерниками, но те, кто способен вносить деньги в общак, от них освобождаются. Поскольку я иностранец, мне сразу был предложено спать в отдельном шалаше и делать взносы на общие нужды взамен на освобождение от работ по камере. Я согласился, но вообще уборка камеры ничего криминального из себя не представляет, это то же самое, что мы делаем у себя дома. Но с другой стороны, если бы все убирались, то не было бы общих денег, а они очень важная часть существования нашего коллектива — очень часто у нас возникает необходимость в совместных расходах.

В одних камерах содержатся и местные и иностранцы. Помимо индусов и меня, здесь еще есть гражданин Голландии, он поступил буквально на днях. Единственные, кто живут отдельно — это китайцы, они на привилегированном положении. Считается, что это люди, приобщенные к синдикатам по производству и распространению шабу. У них отдельный барак и, как я понял, там все за деньги, даже на улицу чтобы выйти, нужно заплатить. В нашем бараке, например, 10 камер, в каждой минимум по 70 человек, получается около 700 человек на весь барак. В «китайском» бараке меньше сотни арестантов.

Население бараков отличается не только по социальному и национальному статусу, но и по сексуальной ориентации. Здесь есть люди мужского пола, которые, не стесняясь, носят юбки и платья, делают себе подобие искусственной груди.

Про отношение к иностранцам

Я не первый и не последний иностранец здесь. Отношение строится не по национальному признаку, а, как и в любом коллективе по тому, как ты себя проявляешь. Допустим, пришли к тебе посетители, принесли много еды, ну просто, потому что они приходят раз в месяц-два. А сокамерникам кажется, вот иностранцу столько всего принесли, а у нас ничего нет. И в воздухе всегда повисает напряжение. Когда заключенный делится едой, арестанты сразу же понимают, что человек адекватный, сочувствующий. Они видят, что ты ешь с ними ту же самую еду, что и они.

Охранники тоже хорошо относятся, когда видят, что у тебя нет контрабанды, они понимают, что ты нормальный человек, заложник ситуации, в которой ты оказался, а не являешься частью синдиката, мафии.

В большинстве своем люди здесь сочувствуют, относятся по-человечески, понимая, что очень нелегко, когда твои родные находятся за 8000 километров от тебя.

Про погромы

Вместе с нами содержатся и ВИЧ-инфицированные арестанты, все об этом знают. Их изолируют только в том случае, если болезнь заходит в крайнюю стадию. Оттуда они не всегда возвращаются.

Еще здесь без труда можно добыть наркотики, заключенные употребляют их, чтобы забыться, задурманиться. В итоге раз в месяц один-два человека в каждом бараке умирают от передозировок.

Люди умирают от туберкулеза, умирают от убийств. Арестанты убивают друг друга. Территория лагеря поделена между различными группировками, внутри которых существуют свои законы, правила. И если между группировками начинается конфликт, это стенка на стенку, с камнями, заточками и т.п. Такой погром был, когда у нас не было две недели света, тогда убили двоих человек. Я все это видел своими глазами, слава Богу, мне удалось остаться от этого стороне.

После этого администрация усилила безопасность — наварили дополнительных решеток, провели инструктаж с охранниками, а еще заменили оборудование, которое постоянно выходило из строя. Произошел сбой электричества, произошел погром с жертвами, а руководство осталось на своих местах. Они просто сослались на то, что оборудование не выдержало нагрузки, жары, но на самом деле руководство не хотело платить долги за свет и восстанавливать оборудование.

Про филиппинскую судебную систему

Вообще филиппинская пенитенциарная и судебная системы находятся в запущенном состоянии. Здесь решения по своему делу можно ждать по 10 лет. И может получиться так, что приговор будет оправдательный. Представьте, сидит человек 10 лет, дожидается суда, а ему говорят: «Все, иди домой, ты не виновен». Я здесь видел людей, которые 8 лет провели в СИЗО, которых оправдали. Связано с очень ограниченным количеством сотрудников в судах. Они получают маленькие деньги и очень медленно работают. Допустим, у арестанта нет возможности нанять частного адвоката, он попадает к публичному адвокату, у которого 200-300 подопечных арестантов. Каждый судья ведет до 5 000 дел.

Слава Богу, моим делом начало интересоваться российское консульство и у меня свой адвокат.

Про языковой барьер

Со своим адвокатом я общаюсь на английском. Порядка трети заключенных, особенно старшее поколение, очень хорошо говорят на английском. Это люди, чьи родители помнят времена, когда Филиппины были колонией США. А вот молодое поколение, эти ребята из малообеспеченных семей, по-английски не говорят совсем.

Что касается филиппинского языка, в бытовых моментах я уже все понимаю, что люди хотят мне сказать, понимаю, что где написано. Могу сказать откуда я родом, как меня зовут, сколько мне лет, могу посчитать до пяти. Но говорить на этом языке меня не тянет.

Про арестантский рацион

Кормят арестантов три раза в день. Завтрак нам приносят в 6 утра. Чаще всего это каша на рисе, она бывает сладкая, или обычная, с какими-то бобами, которые похожи по вкусу и консистенции на кукурузу, но это точно бобовая культура. Иногда дают рис с шоколадом, называется чапурадо. Это блюдо более-менее вкусное, есть можно. Еще часто приносят разваренную лапшу на мясном бульоне. Я такое на завтрак совсем не могу есть.

Где-то в районе 10 утра начинается обед. Сначала разносят рис отдельно. Рис этот самого низкого качества, иногда он бывает с песком. Дело в том, что блюда готовятся на маленькой кухне, а накормить надо 2500 человек. Скорее всего, времени на обработку риса, и кулинарные изыски там элементарно нет.

Третий раз кормят в 16 часов дня. Могут дать готовое блюдо, а могут сырую рыбу. Любопытно, что нам не разрешают есть еду из консервных банок, потому что из них можно сделать заостренный предмет. А вот газовый баллон, который тоже может быть опасным, легко можно купить в местном кооперационном магазине. На нем, собственно, и готовится сырая рыба. За деньги ты можешь позволить себе все, что угодно.

Возвращаясь к обеду: готовят рыбу либо в соевом соусе, либо в уксусе. Разносят ее практически каждый день. Еще на обед могут дать овощи на мясном или курином бульоне — есть тут такой Джекфрут, большой овощ, вживую я его никогда не видел, он по вкусу что-то среднее между кокосом и капустой. Второй вид похлебки — национальное блюдо «сердце банана», это не распустившийся цветок банана, похож на большую ягоду внешне, а по консистенции — на капусту. Его шинкуют, варят на курином бульоне с добавлением кокосового молока. По вкусу очень экзотично получается. Между 16-17 часами мы, так же как и в обед, получаем сначала рис, потом похлебку. Бывает, прозрачный бульон приносят, а в нем что-то нашинковано, они называют это «что-то» папайей, но это не похоже на папайю в нашем представлении. Это овощ между огурцом и кабачком, который сварен с рисовой лапшой на рыбном бульоне.

Я думаю, весь наш рацион рассчитан на самую минимальную норму калорий для взрослого человека. Но когда ты поел последний раз в 17 часов, а отбой ближе к полуночи, то вечером уже снова испытываешь чувство голода.

Про посетителей

Провизию мне привозят посетители — люди, которых я раньше не знал. Каким-то чудом обо мне узнало сообщество адвентистов, у нас их называют адвентистами седьмого дня, протестантами. На Филиппинах есть их международный университет, а при нем небольшое Русское сообщество. Однажды ко мне приехала семья Кэмиля Ялишева и привезли мне продукты и вещи. Поначалу мне показалось, что это как-то странно все, вдруг меня нашли какие-то люди, приехали ко мне. Я думал, что они связаны с теми людьми, из-за которых я здесь оказался. А потом понял, что все это мои предрассудки, и мои новые знакомые просто доброжелательные и открытые люди. У них принято раз в месяц-два навещать людей, находящихся в СИЗО и колониях, у которых нет других посетителей.

Про переосмысление ценностей

Когда я оказался в изоляторе, в чужой стране, пережил все, что я рассказал, я осознал, как важно просто держаться друг друга, своих близких людей, да даже иметь возможность поговорить на родном языке. Конечно, мне повезло, я пользуюсь телефоном, общаюсь, но не хочу докучать своим друзьям. Я благодарю Бога, что у меня есть возлюбленная, которая всегда на связи, поддерживает общение.

Когда я вижу новости из дома, что один человек избил другого до смерти, мне кажется, что люди просто не пережили чего-то действительно глубокого, не осознают истинных угроз и цены жизни. Я бы хотел пожелать людям ставить себя на место других и дорожить друг другом.