Почему эти картины стоят миллионы долларов? Я знаю ответ
Такие вот картины продаются иной раз за очень много денег. «Отчего так? Почему?», — возникают резонные вопросы в головах рационально мыслящих людей. Мне кажется, что я знаю ответ.
Александр Никанорович и его юный друг медленно шли вдоль по улице. Они только что отобедали в ресторане, и в душе у них была весна, несмотря на пасмурный, осенний денек. Поводом для небольшого застолья была проведенная сегодня, 5 октября 1915 года, выставка знаменитого художника, которая оставила в душе этих двух художественных критиков очень положительные эмоции.
Разморённые наливочкой, раковым супом с расстегайчиками и прочими «Тестовскими» кулинарными изысками, они степенно шагали по Охотному ряду, ведя неторопливый разговор о тенденциях в изобразительном искусстве.
— Видите ли, коллега, — сквозь пышные усы, добродушно говорил Александр Никанорович, своему молодому товарищу, — современное искусство переживает сейчас не лучшие времена. Поиск нового слова в живописи толкает художников совершенно на безумные вещи. Меня это сильно беспокоит в последнее время. Если раньше наш брат критик зачастую становился активнейшим участником художественного процесса, а иногда вставал в авангарде художественного движения, вспомним хотя бы старину Стасова, то сейчас нам совершенно некуда вставать. Не можем же мы встать в авангарде таких новомодных течений, как кубизм, например? Как Вы считаете, голубчик. А?
— Абсолютно с Вами согласный, уважаемый Александр Никанорович, — заискивающее соглашался Петечка, начинающий критик, которого взял под свое крыло убеленный сединами мэтр, — этот кубизм совершеннейшая безвкусица и безобразия.
— Вот, вот. Если так дальше пойдет, от классической живописи не останется и следа.
Так рассуждая, они потихоньку продвигались к дому Александр Никаноровича.
В аккурат перед домом знаменитого критика маляру было дано задание покрасить забор. Забор был высокий, под три аршина, сколоченный из толстого горбыля и почерневший от времени. Маляр уже заканчивал свою работу и в заключении решил немного позабавить себя. Он устал каждую доску красить только в одном направлении, так как ощетинившиеся от старости древесные волокна не давали работать кистью туда-сюда, он решил класть краску поперек. Для начала покрасил верх забора. Оставив небольшое пространство, покрасил низ. В итоге у него остался черный прямоугольник на светло-зеленом фоне. Решив немного отдохнуть, маляр уселся на торчащий рядом пенек и закрутил козью ножку.
В это время и остановились возле него мило беседующие знатоки искусства. Количество выпитой наливочки располагало Александра Никаноровича к игривому настроению и он решил немного пошутить.
— А вот посмотрите, коллега, я нисколько не удивлюсь, если при современных тенденциях развития, люди станут восхищаться вот такого рода искусством. Если приглядеться, то в этом даже есть определенный смысл. И то, что мы видим перед собой — это есть готовое полотно супрематизма! Вспомните, дорогой Петя, оперу «Победа над солнцем», которую мы посетили с вами пару лет тому назад?
— Да, да, конечно помню, — согласно закивал головой Петечка, — Вы тогда еще так хорошо сказали, мол: «Авторы пытаются скинуть Пушкина с парохода современности».
— Вот, вот. Сейчас же мы видим перед собой продолжение мысли, высказанной в той опере. Приглядитесь, голубчик, какая мощная, ни с чем не сравнимая образно-пластическая экспрессия в этом «холсте». Это может стать своеобразной иконой футуризма. Если кубисты в своих картинах дробят реальные объекты на стереометрические примитивы, то здесь мы видим перед собой чистое искусство. В своей первозданной наготе, так сказать. А если продолжить сематическую последовательность таких вот квадратов, играя цветом, расположением и размером, то это же будет ого-го, революция в искусстве, скажу я Вам, разлюбезный мой Петя. Впрочем, мы заговорились. Пора и до дому. Нет, нет, не провожайте меня, тут шагнуть осталось пару шагов. Всего доброго.
— До свидания, Александр Никанорович, передавайте нижайший поклон Анне Федоровне.
— Всенепременно, голубчик, а вы уж в свою очередь матушке своей от меня поклонитесь — и взаимно раскланявшись, маэстро направился в сторону своего подъезда.
Петя же в задумчивости уставился на забор. В его голове заметались шальные мысли: «кубизм», «супрематизм», «экспрессия», «революция», «старик сошел с ума»… Через несколько минут все это месиво сформировалось в законченную конструкцию: «Если даже Александр Никанорович положительно отозвался об этом, то почему бы не встать в авангарде, а заодно сделать приятное старику». Решено.
Маляр к этому времени покончил с цигаркой и хотел уж взяться за работу.
— Постой, любезный, — остановил его Петечка, — как тебя звать?
— Казимиром кличут, — нехотя отозвался мазун.
— Шляхтич, значит.
— Ну шляхтич, токмо киевские мы, а опосля курские.
— А в Москве то как? Впрочем, это не важно. Слушай, Казимир, ты ведь сможешь нарисовать такой же квадрат, как у тебя на заборе, только на холсте?
— Да что ж тут сложного то? – усмехнулся малярыч.
— А знаменитым хочешь стать?
— Барин наверно шутит?
— Постой, постой, не перебивай. Нарисуй много квадратов на разных холстах. Квадрат горизонтальный, квадрат вертикальный, квадрат «ромбиком», квадрат красный, квадрат белый, квадрат черный… В общем, много, много разных квадратов. А я тебе выставку твоих работ устрою…
…
Проснувшись, как обычно в 11 часов утра, Александр Никанорович последовал в столовую, где его уже ждала чашка ароматного китайского чая и утренняя газета. На первой полосе красовалось объявление большого формата с фотографией: «Сегодня, 19 декабря 1915 года, состоится грандиозная выставка нового слова в искусстве, одобренная нашим уважаемым критиком и гением современности, Александром Никаноровичем.» На фотографии красовался маляр на фоне своих работ: кругов, крестов и черных квадратов. Старый критик хоть и с трудом, но узнал в «художнике» того маляра. И сразу вспомнился двухмесячной давности разговор.
— Боже мой! – в сердцах воскликнул мастер, схватившись за голову, — ведь я тогда П О Ш У Т И Л !
К слову сказать, выставка прошла очень успешно. Каждый, кто хоть немного имел отношение к искусству, да и городская знать, спешили отметиться на этой выставке и выразить свое восхищение. Ведь сам мэтр высказался о ней в положительном ключе!