Эпштейн
Вот уже несколько дней живу в волнении. Это когда вдруг находишь ответ на какой-то свой детский вопрос, понимаешь, наконец, весь его смысл. При этом не можешь до конца передать этот смысл своим сыновьям.
Впервые фамилию «Эпштейн» я узнал совсем маленьким, когда только начал ходить на хоккей. Отец и его друзья, следившие за матчами ярославского «Торпедо», только начавшего карабкаться из второй лиги, часто повторяли: «Эпштейн посоветовал», «Это всё Эпштейн». Говорили с каким-то особым трепетом, уважением.
Чуть позже, когда подрос, попытался выяснить – в чем связь нашей команды с человеком, который в списке игроков и тренеров не значился? Мне рассказали, что раньше он тренировал Сергея Николаева, который теперь наш главный. Что он консультирует Сеича (иногородним читателям поясню – так в Ярославле уважительно зовут Сергея Алексеевича Николаева). Что в нашу команду по советам Эпштейна приезжают бывшие хоккеисты «Химика» – его воспитанники. Начала прослеживаться какая-то связь между «Торпедо» и «Химиком», между Эпштейном и Николаевым.
Потом я ещё многое узнал про Николая Семёновича – что это он создал «Химик». Команду, которая не боялась авторитетов из больших городов, как сейчас говорят, команд – олигархов, и умело с ними играла. Что он дважды приводил «Химик» к бронзе чемпионата СССР – для маленького подмосковного городка случай невероятный. Что это он воспитал Игоря Ларионова, Валерия Каменского и многих великих. Что он придумал особый стиль игры, который позволял обыгрывать ЦСКА, «Спартак», «Динамо» и других грандов советского хоккея.
С годами становишься умнее, жаль, что многое узнаешь слишком поздно. Завтра я поеду в Воскресенск – на хоккей своего сына. Увижу легендарный стадион, памятник Эпштейну и другим основателям воскресенского хоккея. В ожидании поездки полез читать книжки и интернет. Какой человек, какая хоккейная судьба – от 1953 до 2005 года, какие истории!
Вот, например, 1953 год. Николай Эпштейн приезжает в Воскресенск, тогда еще не город вообще, а рабочий посёлок. Уже через четыре года его команда оказывается в высшей лиге советского хоккея. Но вопрос в другом: почему Воскресенск? Почему, прошу прощения, по тем годам полная дыра? А потому что еврей. По этой причине его не брали на тренерскую работу в Москве, отказали взять на работу в Электростали – там хоккейная команда принадлежала закрытому военному заводу. Директор воскресенского химического комбината на этот бред внимания не обратил. Кстати, тоже деталь – этот директор, без которого в Воскресенске не случилось бы хоккея и не построили бы в те годы ледовый дворец, начинал свою карьеру токарем Ярославского автомобильного завода. Я всегда знал, что токари на Ярославском моторном заводе лучшие – вот еще одно подтверждение. Но вернусь к хоккею.
Ещё одна история. Все знают Анатолия Владимировича Тарасова. Ну кто не знает его атакующие и непобедимые ЦСКА и СССР? Николай Семенович Эпштейн придумал, как обыгрывать ЦСКА. Тарасов страшно ругался и обзывал эпштейновский хоккей непрогрессивным, порочащим советский атакующий стиль. Так от Тарасова и закрепилось: Эпштейн и сам не играет, и другим не дает. А всё не так было. Да, игра от обороны, да, прессинг и вязкие действия в защите. Но – командная и индивидуальная импровизация, основанная на понимании игры. Эпштейн говорил: «Наш девиз: «пятеро в движении». Умный хоккей. Жизнь, к слову, показала, что хоккей Эпштейна живее всех живых, что он приносит победы и в Континентальной хоккейной лиге, и на уровне сборных, и даже в Национальной хоккейной лиге. В Канаде вообще тренд: каждый игрок на поле должен уметь играть на любой позиции, в любом амплуа. Чисто по-эпштейновски: пятеро в движении. Умный хоккей. Но вот в чем парадокс. Вспоминая великую историю советского хоккея, радуясь нечастым, но все-таки имеющим место победам хоккейной России, называют кого угодно – от Боброва и Тарасова до Быкова и Знарка. Эпштейн? Кто это?
Или вот, 1975 год. Николая Семеновича снимают с поста главного тренера «Химика» (про причины не будем, рано или поздно нас всех увольняют или мы увольняемся). Он попробовал тренировать другие команды – не получилось. Позже вспоминал: «Уход из «Химика» дался, конечно, тяжелее всего. Такое было чувство, что с ума схожу. Долго отходил. И не сразу, конечно, но выяснилось, что я и в хоккее однолюб. Кто-то может по-другому, я же не смог». Одна команда на всю жизнь – сегодня так не бывает. Говорим «Эпштейн» – слышим «Химик». Это как с ярославским тренером Николаевым: говорим «Николаев» – слышим «Торпедо». Кстати, про Николаева. Эпштейн вспоминал: «Потом он Ярославль тренировал, позвал меня консультантом. Руководство ярославское ко мне втихаря: «Давайте, Николай Семеныч, вы у нас главным тренером станете». «Вы что, – отвечаю, – ополоумели? Человек меня сюда пригласил, а вы – «тренером»! Такая вот важная деталь.
И последнее, что просто вообще. В конце жизни Николай Семенович страдал провалами памяти. Ушел утром со своей дачи погулять и пропал. Нашли его через неделю – в заброшенном доме, обворованного, простуженного, в одних трусах. На руке, к слову, был браслет с фамилией и телефоном. Видимо, фамилия «Эпштейн» тем, кто его обворовывал, ничего не сказала. Отвезли в больницу, но было поздно. Это был август 2005-го. В этот же год город Воскресенск обворовали – местный «Химик» перевезли в Мытищи и потом переназвали «Атлантом», а потом забросили и «Атлант». Из последнего интервью с ним, опубликованного уже после смерти. Журналист: «Вот так и прожили, ничего не получив…» Эпштейн: «Ну и хрен с ним, что не получили. Зато след свой оставили!»
Я нашел для себя ответы на вопросы, которые появились ещё в детстве. Кто такой Николай Семенович Эпштейн? Для меня он теперь на одной линии с Сергеем Алексеевичем Николаевым. Может быть, даже чуть выше. Жаль, что так поздно. Через два месяца – 100 лет со дня его рождения.