Как славяне выбирали дерево для строительства
Хорошо известно, что для древних славян деревья были не просто строительным материалом. Наши языческие пращуры видели в них таких же, как и они сами, детей Земли и Неба, притом обладающих ничуть не меньшим правом на жизнь, – «Свободные, зелёные народы», как говорится в том же стихотворении Николая Гумилёва.
Из дерева, согласно некоторым легендам, были сотворены самые первые люди, – значит, деревья древнее и мудрее людей. Срубить дерево – всё равно что убить человека. Но ведь и избу надо строить! Как поступить?
Конечно, даже и речи не шло о том, чтобы поднять руку на дерево, пользовавшееся почитанием, «священное». О почитании деревьев уже упоминалось в главе «Лес и Леший», здесь же отметим, что священными могли считаться как целые рощи (их называли «заповедными», то есть «запретными»), так и отдельные деревья, привлекавшие внимание необычайными размерами, возрастом или особенностями развития. Как правило, с такими деревьями были связаны местные легенды. До нас дошли сказания о праведных стариках, на закате дней превращённых Богами в деревья. Мыслимо ли замахнуться на них топором?
Никогда не решился бы древний человек срубить дерево, выросшее на могиле. Ещё в конце ХIХ века крестьяне показывали учёным-этнографам большую сосну, выросшую якобы из косы загубленной девушки; а что, если в дереве поселилась человеческая душа? Верным признаком этого в Белоруссии считали издаваемый деревом скрип: в скрипучих деревьях, согласно поверьям, плакали души замученных людей. Тот, кто лишит их пристанища, наверняка будет наказан: поплатится здоровьем, а то и жизнью.
В некоторых местах России очень долго держался строгий запрет на рубку вообще всех старых деревьев. По мнению крестьян, грешно было отнимать у лесных патриархов право на естественную, «стихийную» смерть от ветровала или просто от старости. Покусившийся на подобное дерево неминуемо должен был сойти с ума, покалечиться или умереть. Грехом почиталась и рубка «молодика» – молодого, недозрелого леса. В этом случае мифологическое воззрение основывалось на вполне естественном стремлении сберечь молодые деревья, не достигшие наилучших кондиций. По отношению же к «лесным старцам» действовал закон мифологического мышления: старший – значит, главный, значит, почитаемый, значит, священный.
Как тут не вспомнить, что в «цивилизованной» Америке порою валили древние величественные секвойи… на дрова!..
Деревья с аномалиями развития – большим дуплом, вросшим в ствол камнем или другим каким-либо предметом, с необычной формой ствола, с удивительным переплетением корней – также рубке не подлежали: «не такие, как все» – мало ли какая сила могла в них затаиться!
В разных областях существовали и запреты на рубку некоторых пород. В первую очередь, конечно, это относилось к «про ’ клятым» деревьям, таким как осина и ель. В главе «Лес и Леший» сказано, между прочим, что эти породы энергетически неблагоприятны для человека, «выкачивают» из него жизненную энергию, и это свойство сохраняют даже предметы, сделанные из их древесины. Так что нежелание наших предков жить в еловом или осиновом доме было опять-таки не лишено оснований. С другой стороны, человек, срубивший вполне «доброжелательную» липу, должен был непременно заблудиться в лесу. Это убеждение стойко держалось, в частности, на Вологодчине. По всей видимости, Боги сурово вступались за дерево, веками обувавшее, а то и одевавшее народ…
Не годились для строительства мёртвые, сухие деревья. Оно и понятно: такие деревья не имеют в себе жизненных сил, на них печать смерти – чего доброго, занесут её в дом. И даже если в доме никто не умрёт, «сухотка» привяжется обязательно. В ряде мест по этой причине избегали рубить деревья зимой, когда они лишены соков и «временно мертвы».
С представлениями о смерти, загробном мире связан и запрет, налагавшийся на деревья, упавшие при рубке макушками в северную сторону, «на полночь»: эту сторону света наши предки ассоциировали с вечным мраком, зимой, безжизненным холодом – словом, потусторонним миром. Вставь такое дерево в сруб, и люди в доме долго не проживут!
Особая и очень опасная разновидность запретных деревьев – это «буйные», «злые», «прокудливые». Такое дерево как будто стремится отомстить человеку за свою гибель: может придавить лесоруба, а вытешут из него бревно для избы – того и гляди, обрушит весь дом на голову жильцам. Даже щепка от подобного дерева, нарочно подложенная злым плотником, способна была, по мнению русских крестьян, разрушить новый дом или мельницу. Если же «буйную» лесину рубили на дрова – следовало опасаться пожара!
Белорусы называли «буйные» деревья «стояросовыми». Вот откуда наше выражение «дубина стоеросовая», означающее глупого и недоброго человека.
«Буйные» деревья, согласно поверьям, чаще всего вырастали на заброшенных лесных дорогах, в особенности – на перекрёстках таких дорог. Дело в том, что славяне приписывали дороге большой мифологический смысл, притом отрицательный. Дорога, уходящая вдаль, по мнению наших предков, уводила в конечном итоге на тот свет – ибо за пределами племенной территории, как известно, начиналось царство неведомых сил и была близка граница между мирами умерших и живых. А кроме того, дорога мыслилась язычниками как своего рода «горизонтальная проекция» Мирового Древа, соединявшего миры. Не случайно сохранились загадки о дороге, типа: «Когда свет зародился, тогда дуб повалился; и теперь лежит», а учёные-этимологи утверждают, что слова «дерево» и «дорога» в русском языке восходят к одному корню.
Может быть, уместно упомянуть здесь один способ погребения, который бытовал в языческие времена на Руси. Умершего предавали огню, после чего прах его в особом погребальном сосуде устанавливали «на столпе на путех». «На путех» – то есть близ дороги. Что касается выражения «на столпе» – возможны разные мнения, начиная от специально вкопанного столба до финно-угорского «домика мёртвых» на высоком древесном пне или вовсе на дереве. Так или иначе, связь дерева, дороги и погребения очевидна.
Существовал и запрет на использование в строительстве деревьев, посаженных человеком. В первую очередь садовых деревьев, притом находящихся внутри ограды усадьбы. Учёные считают, что дело тут в мифологическом осмыслении таких противоположностей, как «свой» – «чужой», «природный» – «культурный», «дикий» – «домашний». Дерево, взятое в лесу и используемое для строительства человеческого жилья, непременно должно было претерпеть «смену качества»: из «чужого» сделаться «своим». С садовым деревом такого превращения заведомо произойти не могло, а кроме того, садовые яблони и вишни были для наших языческих предков едва ли не членами семьи. Отзвуки подобных представлений прослеживаются в русских сказках: там с плодовыми деревьями разговаривают, советуются. За ними ухаживают и в ответ на ласку ждут урожая. Как срубить родное дерево?
…Витой ствол, закрученный против солнца, не внушал доверия язычникам. В главе «Даждьбог Сварожич» подробно рассказано о магическом смысле движения «посолонь» и «противосолонь»: всё направленное против движения солнца так или иначе связано со злым колдовством…
Если первые три дерева, намеченные к рубке, по какой-либо причине оказывались непригодными, то в этот день лучше не браться за дело: не будет добра.
Но вот дерево выбрано. Привлекая этнографические материалы, касающиеся соседей славян, а также народов, до сих пор придерживающихся аналогичных воззрений, мы можем представить себе, как поступали с ним наши прапрадеды. В отличие от большинства современных людей, древние славяне твёрдо знали: когда дерево рубят, оно плачет от боли. Кстати, научные исследования подтвердили языческое убеждение. Цветок в горшочке буквально «сходит с ума» от ужаса, когда к нему приближается человек, только что погубивший другое растение: об этом поведали учёным электронные приборы, подключённые к его листьям. Стало быть, рассуждали наши предки, следует объяснить дереву, что ты не выродок, скуки ради замахнувшийся топором. Надо снять перед ним шапку, поклониться земным поклоном и рассказать о нужде, заставившей покуситься на его зелёную жизнь. А ещё – положить рядом с деревом угощение (например, кусочек хлеба с маслом), чтобы древесная душа выбежала из ствола полакомиться и не испытала лишних страданий.
Так поступали на глазах исследователей африканские дровосеки; отголоски подобных же верований сохранились и в украинском обычае оставлять на земле хлеб-соль и денежку при начале сбора лекарственных трав.
Когда же дерево срублено, следует посмотреть, не легло ли оно макушкой на север (об этом см. выше) и не повисло ли на ветвях соседей: это знак – ищи другое место в лесу и начинай дело заново. И не худо также (согласно верованиям сербов) на свежем срезе пенька тем же самым топором срубить голову курице – на случай, если дерево всё-таки окажется «буйным»: эта жертва отвлечёт от человека внимание разгневанной древесной души…
И уж конечно, вернувшись из леса, непременно следует попоститься и тщательно вымыться: лучше всего – очистить себя банным потением, чтобы души деревьев «потеряли след» и не разыскали обидчика. (Точно так же, заметим, поступали после охоты на опасного зверя или убийства врага.) В некоторых африканских племенах после рубки железного дерева пищевые запреты, аналогичные нашим постам, соблюдались в течение целого года! Всё это время «деревоубийцы» жили в отдельной хижине и не смели войти в общий дом, сесть к очагу, чтобы ненароком не навлечь беду на родных!
Мало, однако, было свалить дерево и перетащить ствол к месту строительства. Древние правила предписывали тщательно осмотреть приготовленное бревно: нет ли в нём какого опасного изъяна, к примеру «пасынка» – сучка, идущего из глубины, при выпадении которого остаётся скошенное отверстие? Ещё в ХIХ веке у славян от Польши до Алтая бытовало убеждение, что подобное бревно в срубе вызовет скорую смерть хозяина дома. Недаром в Польше такое бревно называли «волком», а также «свечой».
Но вот брёвна благополучно выбраны и привезены к месту строительства. Всякое ли место годилось для возведения дома?
Данные сведения приведены из книги Марии Семеновой "Мы-Славяне"