«Поэты – самый поганый народец», «Мало выйти на сцену со своими стихами – нужно обладать духом»: что еще сказал Константин Сперанский из «Макулатуры» «ВН» в интервью, которое разлетится на цитаты

Середина этой недели ознаменовалась в Великом Новгороде концертом группы «Макулатура». Их можно было бы назвать рэперами, но они отрицают свою связь с русским рэпом, вдохновляются серьезной литературой и сами пишут книги. При этом видеоряд на их концерте был полон жестких, остро социальных и даже трешевых картин. Кто они – музыканты из «Макулатуры, как стали собой, чем восхищаются и что ненавидят – об этом «Ваши новости» поговорили с Костей Сперанским, одним из двух вокалистов и авторов текстов группы. 

«Ваши Новости»: Как я поняла, вы во многом вдохновлялись литературой, и ваш рэп ощущается как более поэтичный. Почему тогда важно выходить на сцену, доносить до людей идеи в такой форме, а не, например, сборники стихов печатать? 

Константин Сперанский: Есть и книжки. Просто это разные формы подачи. Когда поешь рэп, ты участвуешь в каком-то действии, по-другому себя начинаешь открывать, по-другому слышать свои строчки. Да и это весело – ездить по городам. А вообще, кому нужны эти сборники стихов? Всяким филологам, которые себя поэтами считают? Это самый поганый народец вообще. Лучше свою нащупывать дорожку. 

ВН: К современным поэтам не очень хорошо относитесь? 

К. С.: Из современных Михаил Гронас нравится, это такой еврейчик академический. Седакова нравится. А все эти люди, которые гастролируют со своими стихами – полный мусор, помойные голуби. Они тоже нужны, наверно. Но это не поэзия, это гниль, перегной. 

ВН: Что отличает хорошие тексты от посредственных? 

К. С.: Это внутреннее чувство поэтического. Поэзия – это не тексты, это дух. А залы сейчас собирают всякие люди... Вот, Никонов – нормальный парень. А еще Дима Гусев. Это уже фигуры. Недостаточно просто выйти со своими стихами – нужно обладать духом. 

ВН: Харизмой? Идеей? 

К. С.: Нет, это именно дух. Харизмы у всех достаточно, чтобы выйти на сцену. А духа нет практически ни у кого. Ты чувствуешь, есть ли реальные переживания за тем, о чем человек говорит. Какие-то мысли, соображения. Или это просто блевотина. 

ВН: Вы сами решаете, куда поедете, или у вас есть менеджер? 

К. С.: Мы сейчас направляемся в тур 43 городов. Если бы мы сейчас занимались контактами с организаторами, мы бы свихнулись. У нас есть менеджер. 

ВН: Начинали вы в начале двухтысячных, примерно тогда же, когда и те, кого относят к старой школе русского рэпа. Как получилось, что вы пошли совсем в другую степь? 

К. С.: Да я «реп» никогда не слушал особо. Группа «Рабы лампы» мне нравилось в детстве. Я пробовал, конечно, слушать «реп». Но это было невозможно, это очень быстро надоедало. Но «Рабы лампы»... Чувствовалось, что они на самом деле умеют говорить. Может быть, каким-нибудь дегенератам, которые писали свой «реп», тоже было что сказать, но они не умели говорить. А эти люди умели. 

Для нас форма рэпа оказалась простой, над ней не нужно было особо усердствовать. Оказалось, что легко ее взять и использовать для выражения себя. Не нужно было даже на гитаре уметь играть. Можно было просто своровать биты и записать на это стихотворение. 

ВН: Каким вы были в детстве? Агрессивным подростком? Книжным мальчиком? Как и когда получилось, что вы поняли важность самообразования, ценность чтения? 

К. С.: Я наверно никогда не был таким уж агрессивным, маргиналом. Я не был особо книжным мальчиком. Был обычным ребенком – все, наверно, так взрослели. Таким же, примерно, как сейчас, если поделить мой возраст, скажем, на пять, отнять опыт. Обычный подросток. Насчет чтения – так все читают. Мне интересно читать, чувствовать контекст в культуре. А когда ты что-то пишешь, интересно почитать, что пишут и современники. За современной русской литературой я следил, знал. А сейчас понял, что там ничего интересного не происходит. 

ВН: Зарубежная лучше? 

К. С.: Нет, лучше давно мертвые писатели и поэты. 

ВН: Классики? Старинные? 

К. С.: Мне не нравится слово «классики». Просто давно мертвые люди часто лучше живых. Я считаю так. 

ВН: Творчество может влиять на то, что происходит за пределами клубов? За пределами залов? На социальную действительность? 

К. С.: Мне кажется, это друг от друга неотрывно. Нельзя оторвать творчество от социальной действительности. Это какая-то постановка вопроса примерно уровня советских писателей – что творчество должно менять действительность или отражать ее правдиво, или как-то взаимодействовать. Творчество, которое ты из себя исторгаешь – это и есть действительность. Мне кажется, мы сейчас живем в темные века. Почему кто-нибудь типа поэта Соя собирает залы? Потому что люди не понимают, что такое поэзия, не могут двух слов связать вместе. И они смотрят на человека, который может это делать, да еще и в рифму, и офигевают. Почему Oxxxymiron считается великим как стихослагатель? Потому что люди глупы, сейчас темные века, никто не знает ничего. 

ВН: А как вам, к примеру, Хаски? 

К. С.: Не нравится. Худшее, что случилось с российским «репом». Моя любимая группа – это «Ленина пакет». Это единственная группа, которая, как мне кажется, останется в истории. Это те люди, которые умеют работать со словом, знают его цену. Хаски – это просто фрик. 

ВН: Но он ездил на ту же Украину, помогал людям. Его творчество точно влияло на действительность, и он знает, о чем говорит. Все равно? 

К. С.: Какая разница, что он делал. Как это должно повлиять на отношение к нему? Я должен быть благосклонным? А то, что он человек сердобольный – так ведь таких много. Почему-то никто о них не говорит? 

ВН: Не самый стандартный рэп, не самая стандартная музыка. Как ее лучше слушать: в наушниках, на концерте? Для кого она? 

К. С.: В залах и на концерте все по-разному. У нас недавно был концерт в Гродно (Беларусь). Мы выпили изрядно, это был примерно 40-й город. И мы не смогли много «петь реп». У нас программа обычно полтора часа идет, а тут было 40 минут. Многие стали возмущаться, требовать, чтобы мы вернулись и пели. Но было видно, что это эмоциональный всплеск. Это все – часть происходящего. Ты сам, когда выходишь на сцену, не знаешь, что произойдет. Ты не просто оттарабаниваешь то, что человек и так может в наушниках услышать. Это каждый раз какое-то неожиданное событие – как для тех, кто пришел на концерт, так и для нас. А когда ты слушаешь в наушниках – это уже совсем другое, другой опыт. 

ВН: У вас был совместный проект с группой «ПТВП». Почему именно с ними? Как получилось работать вместе? 

К. С.: У нас и у ребят из ПТВП был общий менеджер, наш общий друг. Мы стали вместе проводить время и подружились с Лешей. Первая песня назывался «Гражданин Кантона Ури». Это была Лешина идея, мы ее записали. Потом, на альбоме 2016 года тоже есть песня с Лешей: «Свобода – это гетто». Просто мы часто пересекаемся, когда в Петербурге бываем. Можно сказать, дружим. Он кажется интересным человеком, собеседником. И поэт он хороший, в плане, что он тоже знает цену своим словам. В его текстах много поэзии. 

ВН: И о будущих планах – будущих концертах, турах, альбомах. 

К. С.: Не очень люблю говорить о планах. Может, ничего не будет. Может, это последний концерт. «Планы – это же отстой», как говорит Джокер.