Возвращение в зону отчуждения: почему туристам открыли доступ к радиоактивным территориям
33 года назад, в 1986 году, произошла самая страшная техногенная катастрофа XX века — авария на Чернобыльской атомной электростанции. Ноябрь того же года стал месяцем настоящего подвига — ликвидаторы, идущие на верную смерть, возвели саркофаг над радиационной химерой. Корреспондент «Вечерней Москвы» отправился в Гомельскую область Белоруссии, где сегодня открыли туристическую зону на пораженной радиацией территории.
33 года назад, в 1986 году, произошла самая страшная техногенная катастрофа XX века — авария на Чернобыльской атомной электростанции. Ноябрь того же года стал месяцем настоящего подвига — ликвидаторы, идущие на верную смерть, возвели саркофаг над радиационной химерой. Корреспондент «Вечерней Москвы» отправился в Гомельскую область Белоруссии, где сегодня открыли туристическую зону на пораженной радиацией территории.
Вокруг ни звука. От этой сквозящей тишины и безмятежности кружится голова и звенит в ушах. Невозможно поверить, что именно здесь происходили страшные события 33-летней давности. Слишком спокойно… Увидеть Чернобыльскую АЭС отсюда, с белорусской стороны, можно лишь забравшись на смотровую вышку исчезнувшего навсегда населенного пункта Масаны. Таких деревень на 30-километровой зоне было почти сто. Вот Борщевка, Лесок, Радин, Погонное, Дроньки… На этой территории никто уже никогда не сможет жить.
— Только не снимай респиратор, воздух на этой высоте вредный, — кричит мне начальник управления по проблемам ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС Дмитрий Рутковский. Он знает здесь каждую пядь и не даст отклониться от точного маршрута. Маршрут разрабатывали долго и тщательно. Во многом поэтому Беларусь так долго не открывала эту зону для туристов. На вопрос, почему сам Рутковский без защиты, начальник лишь отмахивается.
— Мне не страшно, я уже насквозь радиоактивный, — говорит Дмитрий усмехаясь. — Вы знаете, что Украина давно на этом зарабатывает? Это белорусы скромные. Только сейчас открыли «зону» для туристов.
Прижимаю маску к лицу, оборачиваюсь на 180 градусов и вижу ее — ту самую АЭС. Всего 15 километров, и вот он, эпицентр катастрофы, атомный монстр — серые глыбы, от которых разит страхом, горем и болью. С этой высоты израненная взрывом и радиацией земля выглядит словно выжженная равнина — седой мох, пожухшая трава, иссохшие деревья с искореженными ветвями, мертвое, кажущееся бездыханным озеро… И в самом низу, в 15 метрах от вышки, — могильник, залитый намертво бетоном, а сверху заваленный огромными плитами. Здесь похоронены главные источники радиации — легковые автомобили, машины заграждения, гусеничные транспортеры, машины скорой помощи, бытовые принадлежности людей, покинувших эту территорию, собранные со всей территории ликвидаторами. Кое-где пробивается пихта, как крохотный источник жизни, которая на этой территории продолжается, несмотря ни на что, вопреки всем мыслимым и немыслимым законам физики и химии.
Облученная Родина
Жители Полесья в конце апреля 1986 года в одночасье поняли, что их дома, почва под ногами, кружки, тарелки, кровати, игрушки — все пропитано насквозь радиацией. Но что это на самом деле такое, совершенно не осознавали. Роковое чернобыльское облако было умозрительным и неосязаемым. Но нужно было срочно уходить с близких сердцу мест. Спасать нажитое времени не было.
Дозу радиации в Беларуси получили и Витебская, и Могилевская области, но именно Гомельская буквально захлебнулась в этом облаке — зона поражения, по сути, составила 17 тысяч квадратных километров. Притом что вся площадь региона составляет 40 тысяч «квадратов». Мало кто знает, что после взрыва выброс радионуклидов с осадками продолжался еще десять дней, покрывая атомными пятнами тогда еще живую, плодородную землю.
…Напротив бетонного обелиска, похожего на лист с именами погибших, — памятника скорби по загубленным поселкам, в сохранившихся и пригодных для жизни Хойниках — кладбище. Как напоминание о халатности людей, не сумевших предотвратить катастрофу.
В моем кармане лежит специальный накопитель — радиационный «калькулятор». Он покажет, какую дозу я получила за свое 4-часовое путешествие в «зону». Мы уже проехали 15 километров в сторону АЭС, туда, где Беларусь граничит с Украиной.
Заповедник на страже
Мы надеваем такую же форму, какую носят сотрудники заповедника. Передо мной табло, расположенное на улице рядом с КПП, с указанием радиационного фона на сегодняшний день (каждый день его проверяют и меняют показатели) — 0,46 микрозивера. Это уже в два раза больше нормы.
— Дальше поедем, будет и в 10, и в 15 раз больше. Не переживайте, — смеется руководитель заповедника. — За четыре часа дозу получите не больше, чем при обычном полете на самолете. Или вашего обычного дня в столице. А вы думали, что радиации в вашей повседневной жизни нет? Как бы не так. Она везде.
Здесь начинается деревня Бабчин. Точнее начиналась. От нее осталось одно название. Мы, столичные журналисты, переживаем, как здесь можно находиться постоянно и не потерять при этом здоровье.
— У тех, кто здесь работает, очень серьезный контроль за здоровьем, и работа не длится больше 12 дней в месяц. При этом многие работают больше 10 лет — текучки кадров у нас нет. Пришел в заповедник — и остался, — рассказывает директор Полесского государственного радиационно-экологического заповедника Михаил Рубащенко.
Путешествие тем временем продолжается. Яркое осеннее солнце слепит глаза, воздух наполняет легкие, клены разливаются сочными красками — так и просятся на фотографию. Настроение у всех отличное, словно впереди нет 30-километровой зоны, и это обычная прогулка по лесам и полям.
— Здесь все так, как было 33 года назад. Мы не вмешиваемся в естественные процессы, — продолжает Михаил Рубащенко.
А взгляд цепляется за табличку с красноречивым: «Внимание! Здесь начинается радиационная зона».
Вот улицы бывшей деревни Борщевка — в свое время тут жило чуть больше 700 человек. Теперь здесь заброшенные дома, окна, наспех заколоченные фанерой зияющие пустотой окна. Когда-то за ними кипела жизнь людская, теперь — другая, первобытная, которая с наследием и воспоминаниями человека не церемонится. Это природа берет свое, отвоевывая утраченное некогда пространство, — корни деревьев безжалостно разрушают основания жилищ, пробиваясь через бетон и камни.
В сохранившихся пока что домах проводят экскурсии. Неторопливо, с опаской заходим в один из них. Воздух спертый, на полу валяются брошенные в суматохе куклы, на веревках сушатся забытые вещи. Печка, склянки, пузырьки от лекарств… Полустертый временем отпечаток прошлого. Хранит его и школа, в которой мы оказались после. На стене плакат — «Нет ядерному взрыву!». А под ногами — тетрадки с решенными по математике задачками из учебников 80-х годов, записями про комсомольское бюро, различные обязанности и правила советской молодежи и покрытые несмываемым слоем пыли грампластинки, которые никто никогда не послушает. «Комсомольцы являются инициаторами проведения тематических вечеров» — аккуратным почерком выведено в старой тетрадке, которая валяется под ногами. «Осенью ребята трудились на полях колхоза», — рассказывал юный школьник на страничках другой. «Мой труд вливается в труд моей республики…» На стенах нацарапано, видимо, любителем экстрима: «Здесь был один из сумасшедших, кто приезжал в Борщевку». На раскуроченной парте лежит гербарий…
Сотрудники заповедника, наблюдая за нашей реакцией, смеются — какие, мол, впечатлительные! Признаются — многое здесь сделано для антуража, для атмосферы постапокалипсиса. Любят люди страшилки, насмотревшись современного кино. Особенно всякие истории про ядерных мутантов.
— Двадцать лет работаю здесь — ни разу не встречал ничего сверхъестественного, хотя в интернете и желтой прессе пишут всякое. Придумывают. Нет тут мутантов, — будто извиняясь говорит директор заповедника.
— Кстати, японцы сюда часто приезжают для обмена опытом. После Хиросимы и Нагасаки у них сильные проблемы начались с этими территориями, — рассказывает Жанна Чернявская, заместитель председателя Хойникского райисполкома, хозяйка Хойников, как называют ее местные. — Тогда нам тоже казалось: мир перевернулся. Но мы адаптировались, вернулись, любим свою землю. А там считается, что если ты из тех мест, то как прокаженный — скрывают это и удивляются, почему белорусы вернулись на свои земли вопреки всему.
Именно японцы первыми рванули в Беларусь, в «зону»: ходили тут везде в полной экипировке с дозиметрами, делали удивленные глаза, цокали языками и задавали, как правило, лишь один вопрос — все ли жители Хойников заболели раком? Ответ на него интересовал нас не меньше.
— Чтобы вы не устраивали психоз вокруг радиации — в Гомельской области такой же уровень заболеваемости раком, как и везде, — подчеркивает начальник областного управления по преодолению последствий чернобыльской катастрофы Дмитрий Рутковский. — Была вспышка рака щитовидной железы после катастрофы. Но никто не умер — вылечили всех до одного.
На поле заповедника пасутся лошади — здесь разводят уже много лет русских рысаков. Кормят их, кстати, местным кормом. Вот красавица Балтика — скоро ее продадут. Сам президент Беларуси Александр Лукашенко уже купил в этом заповеднике жеребца Витаса. И, как говорят, приметил для себя еще одного скакуна.
— Здесь рысачкам — воля, и мы ухаживаем за ними тщательно, — говорит Елена Болдырева, ведущий зоотехник заповедника. — Никаких отклонений у них из-за радиации нет.
Белорусская рачительность и хозяйственность поражает. Вот Масаны — самая близкая к АЭС точка в Беларуси — брошена жителями, но не местными учеными, которые постоянно живут здесь в вахтовом режиме. Они проводят исследования — следят, как меняется радиационный фон, природный ландшафт, воздух, показатели накоплений радионуклидов в почве, воде, даже в чешуе рыб из местных водоемов.
... Дозиметр показывает превышение в 20 раз. А мы стоим на смотровой башне. На душе немного неспокойно.
— Ну, слетали, подумаешь, на самолете 20 раз туда-обратно, — бравирует кто-то из коллег.
— А я собаку здесь встретила, живет с учеными. И кота. Не удержалась — всех погладила. А они ведь здесь постоянно живут. Наверное, «радиационные», но выглядят отлично, здоровыми, — подхватываю я.
На обратном пути нас проверили в пункте дезактивации. Не «фонил» никто.
Особая ситуация
В 1988 году после катастрофы на пострадавшей территории был образован Полесский государственный радиационно-экологический заповедник. Оказаться здесь человеку со стороны было просто невозможно — все охранялось от посторонних глаз. Только в этом году именно на эти километры пришлись катастрофические выбросы цезия (30 процентов от всей территории страны), стронция (примерно 73 процента) и плутония (97 процентов). И если с цезием и стронцием научились «воевать» — рекультивировать землю и насыщать убойными дозами фосфора и калия, то так называемые трансплутониевые соединения не вытравить ничем. Период полураспада америция, который образуется при соединении тех самых трансплутониевых, составляет от одной до семи тысяч лет. Причем его проникновение в почву увеличивается из года в год.
Эти земли уже точно невозможно будет использовать. По прогнозам ученых, в ближайшие 30 лет ситуация лишь усугубится. В Беларуси под «обстрел» радиации попали почти 270 тысяч гектаров земель. Только 19 тысяч из них удалось, как выражаются аграрии, вернуть в оборот — они как раз пригодны для выращивания зерновых, которые используются для кормовой базы животных. Именно эту территорию охраняют сотрудники заповедника, чтобы радиация никуда дальше не распространялась.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Александр Рожко, директор республиканского научно-практического Центра радиационной медицины и экологии человека:
— В радиационной медицине есть понятия внешнего и внутреннего облучения. Внешнее — человеку, чтобы он облучился, надо дать такую колоссальную дозу, что при туристической экспедиции получить ее просто невозможно. Внутреннее облучение, приводящее, к примеру, к раку щитовидной железы, можно получить через пищу. Это непонятно даже, сколько надо есть продуктов постоянно, которые содержат серьезную дозу радионуклидов. И важно понимать,Чернобыль — это лишь один процент от всей радиации на Земле. Вы на улицу в своем городе выходите и получаете дозу из космоса и окружающей среды.
Читайте также: Британец обнаружил сумку со смертельной дозой радиации в Чернобыле