Из бабушкиного сундука
Говорят, что в жизни случаются такие странные вещи, что никакая фантазия не в состоянии подобное придумать. Совершенно с этим согласен. Вот вам, для примера, такой жизненный "анекдот".
В "старые добрые" семидесятые, жила в маленьком заштатном райцентре одна бабушка. Бабушка как бабушка — полола огород, тетёшкалась с внуками, стояла в очередях за всяческим дефицитом. Только мало кто знал, что на войне та милая старушка была снайпером, дослужилась до звания старшего сержанта и за зоркий глаз да твёрдую руку получила именную снайперскую винтовку — тогда подобные награды были в ходу. А винтовочка была ещё 30–х годов выпуска, с ореховой ложей и с оптикой немецкой фирмы "Цейсс" — мы в то время ещё с германцами дружили.
Потом, после Великой победы, всё именное да наградное оружие у фронтовиков быстренько поизымали бдительные "внутренние органы", а наша бабуля как поставила свой привезённый с фронта "винтарь" в шкаф, так о нём и позабыла. А может, и не позабыла, может, просто жалко стало отдавать потом и кровью заработанную награду — кто знает. Но только отличная снайперская винтовка "образца 1891 дробь 30–го г." тихо пылилась в углу шкафа, за старым пальто. Интересно то, что бдительное НКВД про этот ствол как–то запамятовало, а может, и не знали наши "органы" о нём — после войны–то много
оружия по рукам ходило, за всем не усмотришь. Короче — и на старуху бывает проруха, в прямом и переносном смысле.
И вот уже лет тридцать после победы прошло, как вдруг, как–то совершенно случайно, удивительная весть о том, что хранится в старом шкафу, неведомым образом просочилась за пределы бабушкиного дома. Как это вышло — о том, как говорится история умалчивает. То ли сама бабушка–снайпер потеряла бдительность и сдуру соседкам сболтнула, то ли досужие внуки затеяли в прятки в шкафу играть, да наткнулись на странную вещицу — про это нам неизвестно. Зато достоверно известно, что как–то чудным летним вечером, в час небывалого жаркого заката, в бабулину калитку постучался некий очень приятный молодой человек, представившийся младшим научным сотрудником местного краеведческого музея. И стал этот приятный молодой человек лить бальзам на раны бывшего старшего сержанта и знатного снайпера — дескать, делаем мы в своём музее новую экспозицию, посвящённую героям–землякам, вот и про вас хотелось бы что–нибудь туда поставить. Надо же подрастающему поколению знать о героических делах своих предков!
Бабушка, конечно, растаяла, усадила дорого гостя на почётное место, напоила чаем с плюшками, а потом из заветного тайничка и припасённую четвертинку достала. Рассказы про боевую молодость, да ещё подогретые стопочкой–другой — тут кто хочешь в штопор войдёт. Вот бабуля и не удержалась, принесла пыльную винтовку с потускневшей пластиной на прикладе, где было написано, что старший сержант Зюкина награждается командованием за то, что самолично истребила 148 немецко–фашистских солдат и офицеров.
Гость, в свою очередь, вежливо поудивлялся, а потом возьми и предложи: а давайте мы включим в экспозицию и ваше оружие — ведь это ж как орден, этим же гордиться надо, а не от людей скрывать. Мы, говорит, только же на время, пока экспозиция будет работать, а потом вернём, конечно, нам, мол, чужого не надо.
Ну как тут устоишь против таких доводов? Старший сержант Зюкина ещё, может, и устояла бы против соблазна, а вот бабушка Маша уже не смогла. Говорят, говорят же умные люди, что грех тщеславия присущ всем, и не доводит он до добра!
Следующим утром приятный младший научный сотрудник прикатил в чёрной "волге" с табличкой "Музей" на стекле. За сим он живенько написал расписку, заставил бабушку её подписать, бережно погрузил драгоценную винтовку в багажник, сделал на прощание ручкой — и отбыл.
Несколько дней бабка Маша крепилась (о, грех тщеславия!), а потом не удержалась и пошла в музей посмотреть на стенд о своей фронтовой юности. Глядь — а никакого стенда–то и нет. Она — к директору, а у того глаза на лоб:
наш сотрудник? Ваша винтовка? Экспозиция?
Потом директор, как теперь говорится, фишку просёк и стал звонить в милицию. Пока он про бабушку, да про не существующий стенд толковал, милиция сдержано посмеивалась, но вот когда речь зашла про винтовку, мужикам враз стало не до смеха. Мигом доложили начальнику РОВД. Тот покурил, поел валидола, запил стаканом водки и, в свою очередь, стал звонить в КГБ — в таких вещах всегда лучше подстраховаться.
В КГБ тогда тоже деньги не зря получали — мигом сообразили, что к чему — снайперская, боевая, оптический прицел да дальность боя до километра — это уже не шуточки. Вы что, ребята, про Кеннеди уже забыли? А если у нас тут доморощенный Освальд объявился? Да ежели он с этой чёртовой винтовкой в Москву подастся, революцию делать?! Может, ему лавры Савинкова покоя не дают! Короче, труби, трубач, общий сбор!!!
И тут началось! Понаехало из центра всяческих комиссий да проверок — как грязи — злодея–то пока ещё поймают. а виноватого уже сегодня под топор нужно сунуть.
Крайними, как водится, оказались стрелочники: бабка Маша — как незаконно утаившая боевое оружие, подлежащее сдачи, и местный участковый — за то, что у него на участке террористы завелись, а он их вовремя не извёл.
Пока искали крайних, между делом пробовали ловить и злоумышленника. Сначала нашли "музейную" машину — она уже с пол года в угоне числилась. Потом стали музейщиков трясти — откуда, мол, негодяй про все ваши повадки знал? Но повсюду следствие ждал тупик — что за парень, откуда, кто ему про оружие рассказал и как он вообще сквозь плотные кордоны КГБ и милиции с винтовкой просочился — одни вопросительные знаки. Вы смотрели фильм "День Шакала"? Так вот, тут было примерно то же, но с поправкой на национальный менталитет и погодные условия русской провинции.
В общем, участкового того из милиции уволили, из партии исключили и потом ещё долго мурыжили по всяким инстанциям — пока он не плюнул на всё и не уехал в какое–то глухое лесничество, работать егерем. Разочаровался человек в благах советской цивилизации и решил стать ближе к природе.
Бабушку Машу чуть не посадили за незаконное хранение оружия, но потом вспомнили, что винтовка была всё–таки наградная, потому с учётом боевых заслуг ограничились строгим выговором по партийной линии. Да она и так в скорости померла, старушка.
А начальника милиции в обкоме так отрихтовали, что он потом неделю отпивался водкой, с наслаждением бил посуду и даже на полном серьёзе заявил жене, что по его мнению, бабка Маша на войне "не в тех стреляла".
Что же касается винтовки, то она "всплыла" только через много лет, в самый разгар перестройки, когда из неё "завалили" какого–то бандитского туза или тузика. Знакомый криминалист, рассказавший всю эту историю, говорил, что, судя по всему, "снайперка" поменяла много хозяев, повоевала и в Абхазии, и в Приднестровье. Винтовку кто–то отлично отладил, вывесил ствол "на три точки", как это принято у снайперов, и отрегулировал спуск. Приклад был изрезан зарубками, а на наградной пластинке, которую никто из владельцев почему–то так и не удосужился снять, цифра 148 была исправлена. Там было написано — 319.
В "старые добрые" семидесятые, жила в маленьком заштатном райцентре одна бабушка. Бабушка как бабушка — полола огород, тетёшкалась с внуками, стояла в очередях за всяческим дефицитом. Только мало кто знал, что на войне та милая старушка была снайпером, дослужилась до звания старшего сержанта и за зоркий глаз да твёрдую руку получила именную снайперскую винтовку — тогда подобные награды были в ходу. А винтовочка была ещё 30–х годов выпуска, с ореховой ложей и с оптикой немецкой фирмы "Цейсс" — мы в то время ещё с германцами дружили.
Потом, после Великой победы, всё именное да наградное оружие у фронтовиков быстренько поизымали бдительные "внутренние органы", а наша бабуля как поставила свой привезённый с фронта "винтарь" в шкаф, так о нём и позабыла. А может, и не позабыла, может, просто жалко стало отдавать потом и кровью заработанную награду — кто знает. Но только отличная снайперская винтовка "образца 1891 дробь 30–го г." тихо пылилась в углу шкафа, за старым пальто. Интересно то, что бдительное НКВД про этот ствол как–то запамятовало, а может, и не знали наши "органы" о нём — после войны–то много
оружия по рукам ходило, за всем не усмотришь. Короче — и на старуху бывает проруха, в прямом и переносном смысле.
И вот уже лет тридцать после победы прошло, как вдруг, как–то совершенно случайно, удивительная весть о том, что хранится в старом шкафу, неведомым образом просочилась за пределы бабушкиного дома. Как это вышло — о том, как говорится история умалчивает. То ли сама бабушка–снайпер потеряла бдительность и сдуру соседкам сболтнула, то ли досужие внуки затеяли в прятки в шкафу играть, да наткнулись на странную вещицу — про это нам неизвестно. Зато достоверно известно, что как–то чудным летним вечером, в час небывалого жаркого заката, в бабулину калитку постучался некий очень приятный молодой человек, представившийся младшим научным сотрудником местного краеведческого музея. И стал этот приятный молодой человек лить бальзам на раны бывшего старшего сержанта и знатного снайпера — дескать, делаем мы в своём музее новую экспозицию, посвящённую героям–землякам, вот и про вас хотелось бы что–нибудь туда поставить. Надо же подрастающему поколению знать о героических делах своих предков!
Бабушка, конечно, растаяла, усадила дорого гостя на почётное место, напоила чаем с плюшками, а потом из заветного тайничка и припасённую четвертинку достала. Рассказы про боевую молодость, да ещё подогретые стопочкой–другой — тут кто хочешь в штопор войдёт. Вот бабуля и не удержалась, принесла пыльную винтовку с потускневшей пластиной на прикладе, где было написано, что старший сержант Зюкина награждается командованием за то, что самолично истребила 148 немецко–фашистских солдат и офицеров.
Гость, в свою очередь, вежливо поудивлялся, а потом возьми и предложи: а давайте мы включим в экспозицию и ваше оружие — ведь это ж как орден, этим же гордиться надо, а не от людей скрывать. Мы, говорит, только же на время, пока экспозиция будет работать, а потом вернём, конечно, нам, мол, чужого не надо.
Ну как тут устоишь против таких доводов? Старший сержант Зюкина ещё, может, и устояла бы против соблазна, а вот бабушка Маша уже не смогла. Говорят, говорят же умные люди, что грех тщеславия присущ всем, и не доводит он до добра!
Следующим утром приятный младший научный сотрудник прикатил в чёрной "волге" с табличкой "Музей" на стекле. За сим он живенько написал расписку, заставил бабушку её подписать, бережно погрузил драгоценную винтовку в багажник, сделал на прощание ручкой — и отбыл.
Несколько дней бабка Маша крепилась (о, грех тщеславия!), а потом не удержалась и пошла в музей посмотреть на стенд о своей фронтовой юности. Глядь — а никакого стенда–то и нет. Она — к директору, а у того глаза на лоб:
наш сотрудник? Ваша винтовка? Экспозиция?
Потом директор, как теперь говорится, фишку просёк и стал звонить в милицию. Пока он про бабушку, да про не существующий стенд толковал, милиция сдержано посмеивалась, но вот когда речь зашла про винтовку, мужикам враз стало не до смеха. Мигом доложили начальнику РОВД. Тот покурил, поел валидола, запил стаканом водки и, в свою очередь, стал звонить в КГБ — в таких вещах всегда лучше подстраховаться.
В КГБ тогда тоже деньги не зря получали — мигом сообразили, что к чему — снайперская, боевая, оптический прицел да дальность боя до километра — это уже не шуточки. Вы что, ребята, про Кеннеди уже забыли? А если у нас тут доморощенный Освальд объявился? Да ежели он с этой чёртовой винтовкой в Москву подастся, революцию делать?! Может, ему лавры Савинкова покоя не дают! Короче, труби, трубач, общий сбор!!!
И тут началось! Понаехало из центра всяческих комиссий да проверок — как грязи — злодея–то пока ещё поймают. а виноватого уже сегодня под топор нужно сунуть.
Крайними, как водится, оказались стрелочники: бабка Маша — как незаконно утаившая боевое оружие, подлежащее сдачи, и местный участковый — за то, что у него на участке террористы завелись, а он их вовремя не извёл.
Пока искали крайних, между делом пробовали ловить и злоумышленника. Сначала нашли "музейную" машину — она уже с пол года в угоне числилась. Потом стали музейщиков трясти — откуда, мол, негодяй про все ваши повадки знал? Но повсюду следствие ждал тупик — что за парень, откуда, кто ему про оружие рассказал и как он вообще сквозь плотные кордоны КГБ и милиции с винтовкой просочился — одни вопросительные знаки. Вы смотрели фильм "День Шакала"? Так вот, тут было примерно то же, но с поправкой на национальный менталитет и погодные условия русской провинции.
В общем, участкового того из милиции уволили, из партии исключили и потом ещё долго мурыжили по всяким инстанциям — пока он не плюнул на всё и не уехал в какое–то глухое лесничество, работать егерем. Разочаровался человек в благах советской цивилизации и решил стать ближе к природе.
Бабушку Машу чуть не посадили за незаконное хранение оружия, но потом вспомнили, что винтовка была всё–таки наградная, потому с учётом боевых заслуг ограничились строгим выговором по партийной линии. Да она и так в скорости померла, старушка.
А начальника милиции в обкоме так отрихтовали, что он потом неделю отпивался водкой, с наслаждением бил посуду и даже на полном серьёзе заявил жене, что по его мнению, бабка Маша на войне "не в тех стреляла".
Что же касается винтовки, то она "всплыла" только через много лет, в самый разгар перестройки, когда из неё "завалили" какого–то бандитского туза или тузика. Знакомый криминалист, рассказавший всю эту историю, говорил, что, судя по всему, "снайперка" поменяла много хозяев, повоевала и в Абхазии, и в Приднестровье. Винтовку кто–то отлично отладил, вывесил ствол "на три точки", как это принято у снайперов, и отрегулировал спуск. Приклад был изрезан зарубками, а на наградной пластинке, которую никто из владельцев почему–то так и не удосужился снять, цифра 148 была исправлена. Там было написано — 319.