Любовь в эпоху «Яндекс.еды» - почему мы начали пожирать друг друга
Сегодня строить отношения — это как попытаться снять квартиру на Airbnb на десять лет. Дорого, муторно, да и просто абсурдно. Разлюбленные и не готовые полюбить; боящиеся потратить больше чувств, чем получить; оберегающие свои личные границы с овчарками и сторожевыми вышками — Полина Аронсон на примере блога Эволюции показывает, как гибнет само понятие «отношения».
Теплый вечер, мы с подругой сидим на террасе летнего кафе. В липах шелестит ветер, из сквера через дорогу доносится музыка, розовое охлаждено строго до нужной температуры — но мне не до него. Батарейка моего телефона разряжена до 2%, а в мессенджере тикает часовая бомба: последнее мое сообщение — «скажи тогда, где и во сколько» — прочитано абонентом, но не отвечено. Подождать еще, не строить планы на завтрашний день? Недостойно независимой женщины. Еще раз уточнить планы? Подумает, что я за ним бегаю. Я доливаю себе вина; телефон начинает вибрировать — шесть сообщений в родительском чате. Экран вспыхивает — и тут же погасает насовсем.
«Вот и хорошо, — говорит подруга. — Значит, не судьба. Вот я лично всегда с человеком как в последний раз. Это очень помогает. Когда ты не думаешь, что увидишь его еще раз, тебе гораздо проще. Я всегда помню, что мой шанс еще раз увидеть Леню — 50 на 50. Он мог в кого-то влюбиться, я могла в кого-то влюбиться или мы могли друг другу тупо надоесть. Но это о'кей. Мы оба имеем на это право». Это говорит мне подруга — успешная, красивая, молодая женщина.
«В этом и есть свободные отношения, — продолжает она. — Мы ничего друг другу не должны. Если я влюблюсь в кого-то другого, я просто сольюсь. Я всегда так делаю. Просто пропадаю. Тут нет позиции. Может быть, сейчас мы нет, а через месяц — снова да. Может быть, мне надо подумать. А может быть, я хочу на месяцок отвлечься на что-то другое. Спишемся потом — вдруг ты еще да и я еще да».
Я слушаю ее, вертя в руках разрядившийся телефон. Я понимаю: она постигла что-то такое, чего не постигла я. Она в авангарде человечества, а я непонятно где, плетусь, опутанная привязанностями, от которых — будем честны — больше головной боли, чем радости. Мне неловко от самой себя и хочется немедленно отправиться на «перековку» — к коучам, психологам, гуру селфхелпа, мастерам художественного слова о правильной самооценке и здоровой психике. К Михаилу Лабковскому — он быстро объяснит мне, почему любить кого-то больше, чем любят тебя, — это невроз. На семинар по семейным расстановкам — там я пойму, что все мои проблемы оттого, что прабабушку бросил муж. А еще лучше — в блог Эволюции, приобщиться к тайнам науки психоалхимии — учения о том, как жить, не привязываясь, не имея никаких ожиданий и опираясь только на себя.
Для неподготовленного читателя столкновение с Эволюцией может быть несколько болезненным.
Большинство рядовых сограждан — таких, как я, — с точки зрения Эволюции, являются «рапанами»: существами, не имеющими личных границ и бесконечно «липнущими» к другим людям (в любви ли, в работе или в дружбе). Главная проблема «рапанов», «слизью растекающихся на территорию других людей», — в том, что они верят в договоренности: воображают зачем-то, что партнер им может быть что-то «должен», и полагаются на обещания.
«Представьте на одну только минуту, что значит вот это шаблонное “договориться на берегу” по поводу чувств. Это значит, что вы вообще не допускаете спонтанности происходящего, убеждены, что можете контролировать все свои эмоции и заранее планировать, что с вами будет происходить. Вы настолько по-хамски относитесь к жизни, считаете себя хозяевами времени и событий, что нет ничего удивительного, почему вы сидите в такой яме. Вы не можете договориться ни о любви, ни о верности, ни о вашей высокой значимости для человека, ни о его влечении к вам, ни о его хорошем настроении, ни о чем вы не можете договориться», — пишет Эволюция в одном из своих программных постов, тем самым суммируя важнейший принцип сегодняшней эмоциональной культуры: отказ от каких-либо взаимных обязательств — не только институционализированных (допустим, в форме брака), но и совсем интимных и неформальных.
Блог Эволюции (в миру Марина Комиссарова) — один из самых читаемых в русскоязычном сегменте ЖЖ (почти 23 000 читателей в Фейсбуке, 36 000 во «ВКонтакте» и 8000 постоянных подписчиков в ЖЖ). Ее книга «Любовь. Секреты разморозки» вышла тиражом 5000 экземпляров и была мгновенно раскуплена.
Блогер Марина Комиссарова
Привлекательность Эволюции во многом держится на ее фантастической эрудированности (в одном посте она может процитировать блаженного Августина, Петра Щедровицкого и Сергея Есенина), а главное — на ее кажущейся научности. Аудитория Эволюции (как становится очевидно из комментариев) — люди с высшим образованием и нередко даже остепененные, квалифицированные специалисты, предприниматели, успешные экспаты. Им не нужны женские тренинги и курсы пикапа. Им нужно другое — исчерпывающая система понятий, объясняющая мир во всей его полноте. И Эволюция дает им ее, на пальцах объясняя, как из «рапана» сделаться сначала «рыбой» — а потом, если повезет, то и «рыбаком»: повелителем чужих душ, магнитом любви, хозяином своей жизни.
«Рыбак» — это айнрэндовский атлант, расправивший плечи и снисходительно — но без излишнего энтузиазма — пролистывающий Тиндер. Сложится — хорошо. Не сложится — есть дела поважнее (например, «прокачка ресурса “имидж”»). Одно известно точно: «рыбак» никогда не даст другому больше, чем другой готов дать ему. Только «рапан», дурашка, «скармливает себя».
Сегодня, когда представления о правильном и неправильном транслируются уже не через литературу, а через массмедиа, блог Эволюции — с его жизненными историями, псевдосериалами, тестированиями читателей и даже службой знакомств — становится той самой энциклопедией русской жизни. И это понятно: социолог Энтони Гидденс назвал селфхелп — жанр, в котором работает Эволюция, — «фундаментальными текстами нашего времени». Селфхелп и поп-психология — это инструменты создания рефлексивной личности, постоянно оценивающей себя и адаптирующей себя к меняющейся социальной реальности.
В таком случае «рыбак» — это не просто случайный образ, а герой нашего времени, образец того, как вписаться в новый поворот культуры чувствования: в переход от эмоционального капитализма генрифордовского извода к эмоциональному капитализму «Яндекс.Еды». Первый предполагал совместную долгосрочную — хотя и добровольную — работу «партнеров» над общим продуктом: близостью и взаимопониманием. Второй предполагает навык оказываться в нужное время в нужном месте и с нужным продуктом.
Совместная вирусная реклама Яндекс.Еды и Delivery Club была воспринята многими как случайное фото влюбленной пары курьеров
Еще лет 15—20 назад предшественники Эволюции — Михаил Лабковский, доктор Курпатов, доктор Щеглов и авторы колонок в многочисленных глянцевых журналах — учили свою аудиторию договариваться: «давайте партнеру фидбек», «озвучивайте свои переживания». С точки зрения классической триады exit, voice andloyalty постсоветский человек, привыкший — и не по своей воле — к принципу loyalty (безусловной лояльности определенной системе производства и потребления), впервые обретал способность к voice — буквально «гласности»: озвучиванию своих претензий — к государству ли, любовнику или родной матери — для оптимизации отношений. Однако эта наивная модель себя исчерпала, так же как исчерпала себя наивная демократия ельцинского образца. Ее место заняла вертикаль власти — и именно ее в своей спальне строит «рыбак».
«Рыбак» ни с кем ни о чем не договаривается. Напротив: попытка говорить с партнером о своих чувствах, о состоянии отношений рассматривается им как «слив» личных границ, как понижение своей позиции. Никому не нужны тирады о вашей «боооооли», пишет Эволюция. Прямой разговор — так горячо рекомендованный терапевтами, еще живущими понятием voice, — это внедрение в чужие границы, вынос мозга и просто инквизиторская пытка. Если нужно объяснять, то не нужно объяснять — хватайте вещи и на выход, не липните к ручке двери. «Дорогой, что случилось с нашей любовью?» — «Она утонула». Наступила эпоха exit.
Блог Эволюции, нравится он нам или нет, — это пособие по выживанию в мире, где континуум любви стал континуумом ее же завершения. «Почему любовь заканчивается» — так называется последняя книга Евы Иллуз, одного из самых проницательных современных социологов. Ее предыдущая книга называлась «Почему любовь доставляет боль» — и вместе они составляют идеальную, исчерпывающую модель современной эмоциональной культуры. Любовь доставляет боль — потому что она заканчивается. Заканчивается не в смысле «исчерпав себя»: пройдя взлет и падение и разбившись, как водится, «о быт», об измену, об упрямство или просто сойдя на нет. Нет, любовь заканчивается прямо в процессе своего развития: «заканчиваемость» стала основным, главным, свойством любви.
И дело не в том, что у нас закончились чувства, — а в том, что закончился срок годности понятийного аппарата, которым еще до недавнего времени мы пользовались для того, чтобы их описывать. «Выбор», «договор» и «отношения» — категории, рационализирующие чувственный опыт с наступлением позднего модерна, — сегодня устарели так же, как с приходом психотерапии устарели чудные мгновенья, кометы и метели. Мы прибыли в следующий пункт назначения: в эпоху «невыбора», «недоговора» и «неотношений».
Начнем с невыбора. Невыбор — это не отсутствие альтернатив. Напротив: это привилегия не отдавать предпочтение ни одной из альтернатив, чтобы сохранить максимальную автономию на максимально же долгий срок. Выбор — это поэма Маяковского «Кем быть?», это устремления ради понятного результата. Станешь плотником — получишь рубанок. Летчиком — самолет. Доктором обычным — градусник. Доктором философии — кафедру марксизма-ленинизма. В общем, налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — смерть свою найдешь. Альтернативы могут быть и не очень хороши, но они ясно очерчены, прописаны, и их стабильность гарантирована теми или иными институтами.
Сегодня же на всех придорожных камнях написано «пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Ульрих Бек называл это состояние «обществом риска», Иллуз называет его «обществом неопределенности», Зигмунд Бауман говорит о «текучем обществе». От овладения профессией мы движемся к овладению набором скиллов. От стремления приобрести тот или иной социальный статус — к присвоению той или иной идентичности и связанных с ней привилегий и санкций.
В условиях неопределенности выбор противопоказан — а показана, напротив, способность накапливать потенциал, применимый разными способами в разных обстоятельствах на условиях того, кто этим потенциалом обладает. Если выбор — это сознательное ограничение возможностей, то невыбор — это самая выгодная позиция в обществе, где неограниченные возможности считаются абсолютным благом. Именно к этой позиции и стремится «рыбак», «прокачивающий ресурсы», но не спешащий их никуда вложить.
Из невыбора следует недоговор. Контрактность человеческих отношений себя исчерпала — хотя по привычке мы все еще к ней стремимся. Перформативность договорности повышается и усложняется (взять хотя бы специальные приложения, в которых сексуальные партнеры могут галочками отметить взаимное согласие на те или иные практики перед тем, как снимать с себя трусы), но суть ее уже давно искажена до неузнаваемости. Иллуз пишет об этом так:
«Для того чтобы заключить друг с другом договор, требуется единство в понимании его условий; договор является выражением четко определенных воли и целеполагания; он должен включать в себя объяснение процедур выполнения договора и процедур наказания за невыполнение. Наконец, договор по своему определению должен включать в себя пункты, призванные защитить стороны от неприятных сюрпризов. Эти условия для договорных отношений близости в сегодняшнем мире стали невозможны».
Из невыбора и недоговора вытекают, наконец, неотношения, потому что какие могут быть отношения между лицами, стремящимися не делать выбор и не вступать в договор? Могут быть только случайные связи (situationships), иногда, правда, длящиеся годами, но всегда готовые распасться.
Сегодня строить «отношения» — это как попытаться снять квартиру на Airbnb на десять лет. Дорого, муторно — да и просто абсурдно. Атлантоподобный «рыбак» усвоил твердо: нет ничего важнее, чем умение вовремя смотать удочки.
Разбор писем, приходящих Эволюции для публичного анализа на предмет совершенных «ошибок», сводится именно к тому, чтобы уличить авторов в попытке найти хоть какой-то смысл, какой-то прообраз договора и отношений в связях, становящихся все более случайными. Наивные! У них есть ожидания. Они предполагают причинно-следственную связь между своими поступками и поступками другого. Они искренне верят если не в возможность привязанности, то в возможность диалога. Они — противоположность «рыбакам»; они — «слизь, липнущая к другим людям».
При этом в историях Эволюции чаще всего «рапан» — женщина, поэтому именно на женщину возлагается обязанность «держать себя в границах» и быстро уходить из отношений, где она любит больше, чем ее. Кажущаяся эмансипаторной риторика Эволюции — «вернуть себе локус контроля», «взять ответственность за свою жизнь», «выстроить опоры» — на деле прекрасно вписывается в старый добрый русский народный патриархат.
«В России мужчина больше всего боится двух вещей — что ему будут выносить мозг и что его заставят жениться. Он пробивает огурцы в “Азбуке вкуса” и холодеет от мысли, что кассирша захочет женить его на себе. А дома его ждет мать или подружка, и они тоже только и ждут момента, чтобы влезть ему в голову. Поэтому я дала себе зарок: никогда ни при каких обстоятельствах ничего у мужчины не спрашивать и ни о чем его не просить. Но это не помогает, потому что злая тетка в бигудях у них у каждого в голове, и они всю жизнь разговаривают с ней, а не с тобой», — продолжает моя красивая-молодая-успешная подруга.
Стать «рыбачкой», возвышающейся в водонепроницаемом костюме над кишащими в ногах земноводными, — это не стать счастливой. Это получить власть и удерживать ее, руководствуясь трехчленной лагерной формулой — «не верь, не бойся, не проси».
Не верь — не верь в готовность людей к взаимопомощи, к тому, чтобы прощать чужую (и свою) уязвимость. В Бога тоже не верь — маленький и слабый, ты ему не нужен: даже Бог, оказывается, готов иметь дело только с «рыбаками». Не верь в то, что любят чаще всего слабости, а не достижения. Что маленькие человеческие придури, называемые Эволюцией «багами» (склонность, допустим, командовать, оправдываться или быстро огорчаться), — это фичи, которые в глазах любящего человека — и особенно человека, обладающего чувством юмора (а вам нужен без чувства юмора?), — превращаются в родинки на шее, в щелочку между зубами, в шрам на плече.
Нет. Не верьте, исходите из того, что мир смотрит на вас взглядом патологоанатома, взглядом атланта, расправившего плечи. Вы лежите перед ним голышом, на холоде, и нет в вас никакой милоты — только особые приметы.
Не бойся — не бойся, что тебя бросят, предадут, обидят. Чего бояться — это случится со стопроцентной гарантией. Этого не надо бояться. К этому надо готовиться: «прокачивать ресурсы», не скатываться в «минус» (любить кого-то больше, чем любят вас), следить за личными границами.
Не проси — ничего вообще никогда не проси. «Если вы чего-то не можете дать себе сами, молча, значит, оно не в ваших границах». А раз не в границах — нечего зариться. «Просить невыгодно (очень невыгодно), потому что это делает вашу позицию ниже. Вы получаете какую-то мелочь, без которой могли бы обойтись или сделать это сами, и теряете за это позицию». «Столько просьб у любимой всегда — у разлюбленной просьб не бывает», — писала Ахматова сто лет назад. Сегодня мы все — разлюбленные.
Разлюбленные и не готовые полюбить; боящиеся потратить больше чувств, чем получить; оберегающие свои личные границы с овчарками и сторожевыми вышками — мне жаль нас.
Мы ездим на убере в коворкинг для фрилансеров; мы пользуемся Тиндером; мы покупаем биткоины — и это мы стремительно превращаемся из эмоционального пролетариата (работающего над отношениями) в эмоциональный прекариат (инженеров-испытателей своего счастья). Мы очень, очень хотим эволюционировать из «рапана» в «рыбака» — просто чтобы нас не съели.
Но есть одна новость. Последние исследования в области теории эволюции утверждают: единицами естественного отбора являются не отдельные, автономные животные или растения, а так называемые холобионты — системы организмов, находящихся в тесном функциональном взаимодействии. Типичный холобионт — симбиотические партнеры: например, макроорганизм и населяющие его микробы. Для подлинной эволюции личные границы могут оказаться не очень хороши. Океан умрет без мутной взвеси на его дне. Атлант не выживет без слизи в кишечнике. Растекаясь по камням на берегу океана, сливая свой генетический код прочь из личных границ, глупый маленький рапан продолжает делать жизнь на Земле возможной.