Память блокады: Мария Ягодницына вспоминает детство в осажденном Ленинграде
Мария Давыдовна приехала из Белоруссии, чтобы почтить память жертв блокадного Ленинграда и рассказала о том, как переживала те страшные дни.
Подавляющее большинство жертв в блокаду — 97% — было не от бомб и снарядов, а от холода и голода. Самой страшной была зима 41-42 годов, та самая, когда были минимальные нормы продуктов, 125 блокадных граммов хлеба. При этом в городе не работал ни транспорт, ни водопровод и стояли страшные морозы. По традиции в конце января в Петербург съезжаются жители блокадного Ленинграда из других городов и стран. Из Белоруссии приехала Мария Давыдовна Ягодницына. Когда началась блокада ей было 11. Отец и брат ушли ополченцами на фронт, с которого так и не вернулись. В блокадном городе девочка осталась вдвоем с мамой. Она помнит ту самую страшную зиму. Пятый канал публикует рассказ Марии Давыдовны.
— За Апраксиным двором был цех в каком-то из домов. Такие девчонки, как я — мне уже было 11 с половиной лет — мы пришивали тесемочки. Бомба взорвалась в соседнем доме и нас всех приглушило. И машинки, и все засыпало. И с тех пор мы уже больше не работали.
Приходилось ходить за водой. У меня были саночки и два небольших бидончика. А как за водой пойдешь — так это на целый день. Почему? А потому что, упадешь, поскользнешься — прольется вода и опять возвращаешься. Бывало, что идешь по улице и видишь, лежит припушенный снегом холмик. А это покойник.
У нас оставался один венский стул. Ну и вот в «буржуйку» положишь одну ножку, она потлеет, погорит, вытащишь — и в снег, чтобы осталась на следующее время, на следующий день.
Но чтобы даже получить этот хлебушек, надо было отстоять с вечера в очереди. Вот придешь, очередь займешь, а тебе на ладошке написали номер. Идешь домой погреться, приходишь — ой, новая очередь! Опять новый номер на ладошке. И так к утру у тебя уже обе ладошки переписаны номерами.
Уже к весам подходила, положила карточки хлебные. Она стала, продавец, вырезать карточки. Взвесила мне хлебушек. Рука через мое плечо — на весы, забирает этот хлеб и впихивает к себе в рот. Короче говоря, тут его люди стали пинать ногами — это был мужчина, худощавый, большого роста. Ну, в общем, я пришла домой, и мама говорит: «А где же хлебушка?» Ну, в общем, в тот день, у меня мамы не стало.
Она лежала на половинке ватного одеяла, второй я ее прикрыла. Скакалками обвязала — за шею, возле ног. На саночках спустила. В это время уже стояла машина. Уже собрала покойников много. И двое мужчин взяли за санки, бросили в машину. Я говорю: «Куда?». Они говорят: «На Пискаревку»
Лед на Ладоге стал таять в первых числах апреля. И нас всех, кто в это время был, отправили по «Дороге жизни» Так нам повезло — перед нами машина с ремесленниками угодила в воронку, под лед. Прямо на глазах. Наш водитель немножко в сторону отвернул, и мы до коммуны доехали благополучно. После войны, когда мы вернулись, только 13 человек нас вернулось в Ленинград.
Ранее Пятый канал рассказывал об уникальном блокадном дневнике, опубликованном только сейчас.