Преступная поспешность. Чем обернулась приватизация квартир

Спустя 25 лет недостатки жилищной приватизации становятся все более и более заметными и непосредственно влияют на текущую жилищную политику. Проведение поквартирной приватизации вне принципа единства домового пространства и земельного участка оказалось преступно неосмотрительным

Из трех видов приватизации, проводившейся в первой половине 90-х годов — «большой» (ваучерной), «малой» и жилищной — последняя, пожалуй, вызывала меньше всего претензий, и порождала наибольшее общественное одобрение. Люди почти даром получали в полную собственность квадраты, которые могли продать, завещать, обменять и т.д.

Однако сегодня, спустя четверть века, недостатки избранной формы приватизации становятся все более и более заметными и непосредственно влияют на текущую жилищную политику. Проведение поквартирной приватизации вне принципа единства домового пространства (и земельного участка) было преступно неосмотрительным, путем в тупик, куда мы и зашли в итоге.

В мире известно три основных формы владения многоквартирными домами (а именно они составляли большую часть жилого фонда к моменту распада СССР) — муниципальная, частновладельческая («доходные дома») и совместная («кондоминиумы»). Разумеется, это некоторое упрощение, но все многообразие правовых форм сводится именно к этому набору. «Муниципальные» дома могут принадлежать армии, благотворительным обществам, корпорациям и т.п., но суть их не меняется — это обеспечение недорогим жильем тех, кто не может или не желает его покупать. Вторые теоретически могут быть не частными, но преследовать целью получение прибыли от сдачи в аренду. В третьем же случае люди владеют домом «для себя».

В России в результате приватизации возник вид собственности, нигде в мире более неизвестный — так называемые «конгломераты», как их называют известные исследователи Владимир Самошин и Сергей Глазунов. Их отличительной особенностью является то, что в одном здании могут быть и частные, и не частные квартиры. Жильцов ничего не объединяет кроме факта совместного проживания, а формально решения принимает некое «собрание собственников», не имеющее даже юридического лица.

Плохо это не тем, что нарушает «мировые стандарты», а тем, что препятствует эффективной жилищной политике. Мы уже писали о таких негативных следствиях — продолжение массовой высотной застройки социалистического времени, причем не только в центре городов, но и за их пределами— как в Подмосковье. Московская реновация в итоге означает снос и замену пятиэтажных хрущевок высотными жилыми домами, то есть дальнейшее уплотнение городского пространства, увеличение нагрузки на территорию — там, где проживало условно сто человек, теперь будет жить триста и более.

Продолжает искусственно поддерживаться социальное перемешивание («сантехник и профессор в одном подъезде») — в новостройки въезжают т.н. «муниципалы», которым квартиры покупает/предоставляет мэрия, да и среди покупателей за свои деньги есть самая разная публика — и дети богатых родителей, желающие погромче повеселиться; провинциалы, приобретшие жилье в большом городе на перспективу или местные, с инвестиционными целями, — и те, и другие пока не планируют жить сами, а хотят сдавать квартиры. В итоге жильцов ничто не объединяет, интересы у них разные, управлять домом они не хотят и не способны. Каждый воспринимает как «свое» только квартиру. Продлевается господство массовой и довольно однотипной застройки, домов-«муравейников», как их называют специалисты, со всеми пороками городских кварталов — отчуждением людей друг от друга и от природы.

При этом достаточно посмотреть на любой западный мегаполис — хоть Лондон, хоть Нью-Йорк — чтобы убедиться, что большинство людей там проживает в 1-2 этажных домах, лишь в самом центре жилые здания в 5-7 этажей. В России же с ее избыточными земельными ресурсами из-за нынешней градостроительной политики абсурдная ситуация — в загородной зоне идет активное возведение многоэтажного жилья, тогда как в перенаселенных Великобритании и Нидерландах 83% и 70% населения соответственно, живет в 1-2 этажных домах.

При этом речь не идет о «рублевских» особняках. Нет, в той же Англии преобладают т.н. terraced houses, называемые у нас по недоразумению «таунхаусами». Опять-таки, в России таунхаусы — это элитное жилье, а в Британии — место проживания рабочего класса. В США дома на одну семью — совсем скромные постройки, вовсе не новорусские виллы.

Обычно в ответ на подобное недоумение, защитники «муравейников» приводят соображения о высокой стоимости малоэтажного жилья, о трудностях прокладки коммуникаций, о северном климате России и т.п. Однако подробных и достоверных расчетов никто не приводит. Хотя можно задуматься, сколько стоит подача воды на 25-й этаж или строительство подземного гаража под этим домом? А тот же Самошин в книге «Создадим свой дом сами» (автор — вовсе не теоретик, а практик с почти пятидесятилетним опытом) вполне убедительно доказывает обратное. Да и в тех же Швеции, Норвегии, Финляндии, расположенных севернее Москвы, процент домов на одну семью составляет от 50 до 77% от всего жилья. И как-то они отапливаются.

В данном случае и бизнес, и власть, и потребитель предпочитают не ломать голову, не задумываться, а идти по пути наименьшего сопротивления, решая проблему «здесь и сейчас», и откладывая все неприятные вопросы «на потом», иными словами — на своих детей, которым придется жить в застроенном многоэтажками Подмосковье или в еще более высотной и переполненной Москве.

Но что можно сделать сейчас? Приведем ряд неотложных, на наш взгляд, мер.

1. Законодательный запрет на дальнейшее строительство и регистрацию конгломератов.

2. Перевод ныне существующих конгломератов (возможно и ТСЖ с ЖСК) в статус кодоминиумов.

3. Обязательный выкуп в них сохраняющихся неприватизированных квартир.

4. Запрет на многоэтажное жилое строительство за пределами городов. Ориентация сугубо для одной либо двух семей (detached и semi-detached houses). Многоэтажки — только муниципальное жилье, доходные дома и немногочисленные элитные «кондо» в центре.

5. Запрет выдачи ипотечных кредитов под квартиры в «муравейниках». Ипотечный заем выдается только под собственные дома или долю в «таунхаусе».

6. Запрет на покупку жилья в качестве социальной помощи.

7. Обязательное и нормативное строительство муниципального арендного жилья для малоимущих и молодежи.

Сделаем пояснения к этим тезисам.

Сегодня очевидно, что никакой необходимости в поспешной приватизации в начале 90-х годов не имелось. На первом этапе вполне можно было ограничиться переводом в муниципальный фонд ведомственного жилья. Создается впечатление, что, как и в случае с большой приватизацией, решались проблемы совсем не те, что обозначались открыто. В данном случае было важно предложить «плебсу» какой-то реальный кусок собственности (чем он был обделен в других приватизациях) — не важно, потянет он его или нет, и к каким экономическим и юридическим последствиям это приведет. То есть задача была в первую очередь политическая. Кроме того было необходимо попутно дать толчок рынку недвижимости, а также предоставить первоначальный капитал мелкому бизнесу (через продажу квартир, их залог и т.д.)

Что касается самого процесса приватизации, то проводить ее нужно было совсем иначе. В Польше или в Эстонии, например, не могло быть и речи о «добровольности». Если приватизировался дом, то все квартиры без исключения. Владельцы обязательно становились членами соответствующих кондоминиумов и принимали участие в управлении. Разумеется, это делалось не с кондачка, проводились специальные курсы, издавалась методическая литература.

В России же даже владение недвижимостью в доме с ТСЖ не приводит к автоматическому вступлению в товарищество собственников. Решение Конституционного суда от 1998 года о добровольности вступления в ТСЖ придало юридическому абсурду характер высшей легальной мудрости.

В любой стране мира вступление в кондоминиум (а ТСЖ — его российский аналог) неотъемлемо от покупки в нем собственности. Точнее, кондоминиум — это само владение, а вот управляет им homeowner association (HOA), которую и избирают владельцы. В России же собственность и участие в управлении ею разделяются. Психологические проблемы постсоветского человека в итоге консервируются — нежелание сотрудничать, неумение договариваться.

Стоит отметить для точности, что самые известные жилые высотки Нью-Йорка, наподобие «Сан-Ремо», где Деми Мур продала свою квартиру за $45 млн, не кондоминиумы, а кооперативы. Но в данном случае их можно рассматривать в одном ряду, ибо суть и там и там совпадает — полное самоуправление владельцев жилья, различается лишь отношение к собственности. В новой же редакции Жилищного кодекса РФ даже ликвидировали само понятие кондоминиума. А домами-конгломератами по-прежнему управляет местная власть — через назначение управляющих компаний.

Что касается ипотеки, то ее сравнительная доступность провоцирует спрос именно на низкокачественное жилье, застройку все новых площадей уродливыми кварталами. В мире же ипотека в первую очередь выдается именно под собственные дома. В США получить ипотечный кредит на квартиру в кондоминиуме или кооперативе — большая головная боль. Она начинается с согласия правления дома на приобретение. Далее банки придирчиво смотрят состав будущих соседей, им важно, чтобы не менее половины реально проживающих были именно владельцами, и чтобы никто не владел более чем десятью процентами квартир.

Вообще, безудержная ставка на ипотеку как основной метод приобретения жилья отражает желание государства скинуть с себя бремя социальной заботы. В то время как России жизненно необходим закон по подобию французского закона об HLM — недорогом арендном жилье, частном либо государственном. Во Франции по закону 2000 года в каждом городе должно быть не менее 20% жилья относящегося к HLM.

Что касается российской практики приобретения в собственность квартир малообеспеченным, то этому также трудно найти аналоги. Это развращает с одной стороны, побуждая полагаться на подачки от государства, с другой — порождает встречную социальную несправедливость, ибо всем купить невозможно. Но основное зло заключается в том, что власть не работает над строительством именно социального жилья, где бы и могли проживать нуждающиеся.

Поспешной поквартирной приватизацией был нанесен тяжелый удар по рынку аренды жилья. На долгие годы фактически единственной ее формой стала сдача квартиры или комнаты в ней ее владельцем. Доходные дома не возникали и не развивались. Права арендаторов никак не защищались, тогда как на Западе они стоят во главе угла. Ситуацию можно сравнить с развалом таксопарков в 90-е, когда каждый желающий заработать мог объявлять себя таксистом и подвозить пассажиров. Налоги не платились, безопасность и комфорт пассажиров не обеспечивались, такси как институт деградировало, пребывая в самом диком состоянии.

Жилищная политика в России требует своего решительного изменения. Рынок цивилизованного и комфортного жилья и его аренды ожидает решительного рывка в сторону повышения стандартов, сознательного изменения общественных запросов. Задача же власти заключается в создании новых правил игры через соответствующее изменение законодательства.

Точка зрения автора статьи может не совпадать с позицией редакции