Год назад ушел из жизни Гия Канчели

Вечером памяти композитора - знаком уважения к его памяти - откроется в пятницу в московском историко-культурном центре "Соборная палата" фестиваль классической музыки Musica Al Dente. Ценителям классической музыки композитор известен прежде всего как один из лидеров европейского академического авангарда. Музыканты называли его великим "маэстро тишины". Юлиан Милкис, российский и американский кларнетист, для которого композитор написал несколько произведений, - они дружили много лет - поделился воспоминаниями о Канчели, его отношении к композиторству и к славе.

Как трудно сочинять

- Гия Канчели - один из самых исполняемых за рубежом композиторов - был очень дотошный. Говорил, что композиторство для него - тяжелый труд. Удивительно, но это так: сочинять для него это было мукой и пыткой, но он не мог не писать, в нем это сидело. Но не как у Моцарта, который просто брал и сразу записывал свои симфонии, причем почти без помарок. Для Канчели это был сложный процесс, он все стремился довести до совершенства. Взять, например, "Миниатюры для фортепиано и кларнета" - не знаю, сколько раз я это играл, но каждый раз он вносил какие-то поправки. А с "Письмами к друзьям" еще забавней. В 2019 году я готовился к премьере "Писем" в Петербургской филармонии. Приехал к нему в Тбилиси с партитурой, репетировал с грузинским оркестром, а он сел и стал все менять, вот прямо при мне. И многое поменял, в основном регистры. Я говорю: "Гия Александрович, как это, мы же репетировали, премьера в России уже вот-вот через пару дней!". А он отвечает: "Ничего страшного, тебе сегодня вечером в гостиницу принесут ноты".

И принесли. Вторая репетиция. Опять меняет. На третий день я улетаю. В Петербурге пришел в филармонию за час до репетиции, а там библиотекарь встречает словами: маэстро для меня передал изменения. И после премьеры он тоже внес какие-то коррективы. Думаю, эта редактура могла продолжаться бесконечно.

Он не любил кларнет

- Но нельзя сказать, что он был постоянно недоволен результатом. Наоборот, он был очень благодарным человеком. "Миниатюры" мы часто играли вместе с Полиной Осетинской, и он тоже постоянно что-то менял. Он никогда не звонил: привет, как дела? Он звонил и спрашивал: "Юлик, когда ты увидишь Полину? Пусть она мне позвонит". Она начала переживать: наверное, сыграла не тот ритм, он будет недоволен... Позвонила, а он: "Полина, дорогая, я когда вас слушал, у меня было впечатление, что именно вы пишете музыку". И потом передал мне, что хотел бы, чтобы мы играли с Полиной чаще, потому что у нас фантастический ансамбль.

В сентябре мы должны были выступать в Петербурге с этим произведением. И в программе концерта был фильм о нем - он называется "Я не любил кларнет". (Кстати, эту фразу он произнес при нашем знакомстве, так и сказал: "Я ненавижу кларнет"). Но концерт перенесли. Надеюсь, и фильм когда-то покажут. Сейчас из всего цикла концертов, которые мы должны были играть в России в память о Канчели, остался только один - в Соборной палате. Там мы играем с Полиной Осетинской и Максимом Новиковым.

Грустная музыка счастливого человека

- Канчели нельзя поставить в ряд каких-то известных композиторов, он занимает среди них особое место. Это вообще ключевой композитор и человек, оказавший на меня очень сильное влияние. Я даже по-другому стал играть на инструменте благодаря ему. Он начинает говорить, и ты понимаешь: это великий человек. Мудрый и скромный. Не любил, когда его хвалят, все время говорил: "Ну о чем вы, ну кто я, когда уже были Бах, Шуберт, Бетховен, - смешно сравнивать".

Ему говорили - "гений", а он спокойно отвечал, что всерьез об этом можно будет говорить только лет через 50. "Если меня в будущем играть будут, то тогда да, можно об этом говорить. Но вполне вероятно, что меня и мою музыку забудут. И тогда вообще очень обидно, что я этим занимался. Лучше бы с друзьями во дворе кофе пил".

Когда я пришел к нему домой в последний раз и осознал, что больше его не увижу, я понял, что должен сказать ему самое важное. Я сказал тогда, что ему не надо думать о том, что будет через 50 лет, потому что его музыку будут играть и через 100, 200 лет. Пока есть человечество, музыка Гии Канчели будет звучать. И я почувствовал, как для него было важно это услышать. Он не был позером. Его волновало, что будет после того, как его не станет.

А больше всего он ценил те несколько мгновений тишины в концертном зале, когда музыканты перестают играть и публика еще не взорвалась аплодисментами. Маэстро тишины - только он умел эту тишину наполнить смыслом.