В Пушкинском музее открылась выставка "Тату"
Проект, посвященный искусству татуировки, ее приключениям на границах традиционных культур и Старого Света, миграции из древности в сегодняшний день, жизни в современных субкультурах и современном искусстве, был показан в Париже, в музеях Канады, Америки, Китая. В Москве проект расширен не только благодаря работам из ГМИИ им. А.С. Пушкина, но и экспонатам из Эрмитажа и Кунсткамеры, ГИМа и РГБ, частных коллекций.
Идея посмотреть на историю татуировки через призму искусства оказалась на редкость плодотворной. Хотя само слово "тату" перекочевало из таитянского языка, где обозначало "рану", "отметку", в интернациональный лексикон и пошло гулять по миру с легкой руки капитана Кука, первое представление о татуировках дали именно художники. К слову, в экспедиции Кука их было девять! Наряду с естествоиспытателями они были такими же важными членами команды, как судовой врач и кок. Иногда рисунки мог делать и сам исследователь. Так, на выставке мы видим орнаменты татуировок туземцев, которые Миклухо-Маклай зарисовал на острове Новая Гвинея. Более того, он попросил сделать ему татуировку и привез в Россию инструменты, с помощью которых она была сделана.
Если путешественники видели в татуировках свидетельство экзотической культуры, то художники частенько смотрели на объект своих штудий через призму античных образцов. Участники экспедиции Крузенштерна, первого российского кругосветного плавания, так описывали жителей острова Нуку-Хива Маркизских островов: "Красивые люди. Каждый дикарь может служить новым образцом Аполлона Бельведерского". Сравнение "дикаря" с Аполлоном подчеркивало красоту "естественного человека". Но также и то, что плавание воспринималось как синоним путешествия в древность. Кто-то раскапывал Геркуланум и Помпейские фрески, кто-то - отправлялся на Маркизские острова. Парусник оказывался машиной времени, на которой можно было приплыть к "истокам цивилизации". Туземцы и статуя Аполлона равно принадлежали "детству человечества".
Пройдет пара столетий. И давнее сравнение оживет в работах современного итальянского скульптора Фабио Виале. Но - в прямо противоположной интерпретации. Белый мрамор скульптурных копий Венеры и античного мужского торса он покроет рисунками русских криминальных наколок и японских татуировок в стиле ирэдзуми, которые ассоциируются с группировками якудзы. Татуировка станет знаком современной субкультуры, возникшей в маргинальном социуме, но заимствованной массовой культурой. Античные торсы - символами европейской классики. А их объединение - провокативным жестом художника, работающего со штампами элитарной и массовой культур.
Впрочем, сегодня мастера татуировок работают отнюдь не только с экзотикой маргинализированных субкультур. Источником вдохновения может быть что угодно - от гравюр укиё-э до работ супрематистов. Так, канадец Ян Блэк охотно использует в своих тату образы наивного искусства, оттеняя их характерными цитатами из экспрессионистов, супрематистов и русских конструктивистов. Неудивительно, что татуировка, исполненная Яном Блэком на силиконовой модели мужской руки, на выставке соседствует с карандашным портретом Михаила Матюшина, выполненным Казимиром Малевичем, и эскизами супрематических композиций Николая Суетина. А рядом татуировка на мужском торсе (разумеется, силиконовом) от немецких мастеров Симона Пфаффа и Волко Мершки. Дизайнеры и фотографы по первой профессии, они, увлекшись тату, разработали свой стиль реалистик трэш полька. У них леттеринг, дадаистские приемы и мотивы готической субкультуры мирно уживаются на спинах клиентов. Представлены и специально сделанное для выставки произведение отечественного мастера Александра Грима, увлеченного эстетикой средневековой рыцарства.
Мостики от древности к современности, которые перебрасывает выставка, создают не только неожиданные переклички, но и ставят вопрос о теле человека как медиуме, посреднике между самыми разными мирами. Тут можно вспомнить французского Робинзона, матроса Жана-Батиста Кабри. Кабри после кораблекрушения оказался на острове в Тихом океане, где выжил, женился на дочери вождя, выучил язык местных жителей (чуть ли не забыв родной французский). И - был украшен татуировками, как каждый уважающий себя островитянин. Таким его и обнаружила русская экспедиция Крузенштерна. С ней он добрался до России, а затем вернулся во Францию, выступая в цирке и варьете в костюме с перьями, играя "дикаря". Ему, почти как герою французской комедии "Татуированный" (1968), предлагали продать кожу с татуировками. Бедняжка испугался и перед смертью договорился с клиникой, что его похоронят тайно. А вот Тима Штайнера, которому сделал татуировку современный художник Вим Дельвуа, сходное предложение немецкого галериста не испугало. Договор был подписан. А пока Тим экспонирует работу Дельвуа, сидя в зале в австралийском Музее старого и нового искусства в Хобарте в качестве живого произведения.
Прокладывая маршруты, соединяющие города и страны, материки и острова, выставка превращается в захватывающую кругосветку, в которой язык тату становится родом linqua franca. Языком захватывающим и завораживающим, который человек может присвоить и использовать, даже не зная тонкостей "диалекта". Так, например, этнограф из Канады стал носителем татуировки вождя, чья мумия была найдена на Алтае. Тело оказывается ресурсом, который возобновляется и гарантирует "передачу данных".