Прототип подпольного миллионера Корейко
Как «Золотой теленок» восходит к ветхозаветному «Золотому тельцу», так и главный отрицательный персонаж знаменитого романа Ильфа и Петрова – советский подпольный миллионер Корейко – имеет вполне конкретный прототип. И этот прототип для сатириков из СССР был почти столь же «ветхозаветным», то есть дореволюционным.
Ровно 110 лет назад, в 1909 году, на Невском проспекте Петербурга, главном финансовом центре Российской империи, появилось новое кредитное учреждение – «Банкирский дом русской промышленности». Шикарный офис нового банка располагался в том же здании, где работал секретариат Съезда представителей промышленности и торговли. В царской России эта организация, являвшаяся аналогом современной Торгово‑промышленной палаты, по праву считалась весьма влиятельной и авторитетной.
У первых клиентов и посетителей «Банкирского дома русской промышленности» не оставалось сомнений, что банк самым тесным образом связан с этим солиднейшим съездом.
В реальности всё было пылью в глаза – за богато обставленным офисом с авторитетным соседством скрывалась откровенная афера. Внушительный фасад со множеством печатных машинок (последнее слово техники той эпохи!) скрывал крошечную «банковую контору» с уставным капиталом 700 руб. Она даже не была зарегистрирована Минфином, как это требовалось для крупных кредитных организаций, ограничившись необходимой для мелких контор такого рода регистрацией в Петербургской купеческой управе. Создателем банкирского дома, а точнее, внушительного фасада был некто Константин Коровко, 33‑летний инженер, выпускник Санкт-Петербургского технологического института. Инженером Коровко был неплохим, но аферистом оказался еще лучшим. Начинал он с честной торговли велосипедами (еще одно последнее слово техники той эпохи!), продолжил различными спекуляциями и аферами, торгуя на Северном Кавказе якобы нефтеносными участками земли.
Успех в провинции подвиг инженера Коровко продолжить дело в столице на новом технологическом уровне. Так и возник пышный фасад «Банкирского дома русской промышленности», сопровождавшийся массированной рекламой в крупнейших газетах Петербурга. Новоявленный банк привлекал вкладчиков и клиентов внушающей доверие информацией о якобы успешных инвестициях в нефтяные, соляные и иные высокодоходные производства. На средства первых легковерных клиентов Коровко арендовал различные участки земли, вагоны, склады, оборудование, создавая видимость бурной промышленной деятельности и тем привлекая новых вкладчиков…
К весне 1912-го, когда Коровко арестовали, через его «банк» прошли миллионы, однако в кассе на Невском проспекте обнаружили аж… 18 копеек! На суде ловкий мошенник вдруг оказался рьяным патриотом. Выставляя себя невинной жертвой иностранных конкурентов, Коровко уверял, что «действовал во имя русского народного хозяйства». «Я хотел создать на русские деньги чисто русское предприятие для борьбы с иностранными предпринимателями…» – прямая цитата из речи подсудимого Коровко.
По приговору у афериста конфисковали имущество, но дали лишь три месяца тюремного заключения. Странную мягкость публика тех лет объясняла неявными связями Коровко с крупными банкирами – так, среди конечных выгодоприобретателей ряда его «промышленных» афер числился Санкт-Петербургский международный коммерческий банк, второй по объемам капитала в Российской империи.
Последующие годы Коровко вел жизнь мелкого афериста, уже при советской власти был ненадолго осужден за хищения, а в 1923-м бежал из СССР через румынскую границу, преуспев там, где неудача постигла литературного Остапа Бендера.