Двадцать лет спустя
В нервные дни, когда Борис Ельцин, его администрация и «семья» решали головоломную задачу, пытаясь выбрать приемлемого председателя правительства, прикидывая, кто бы мог стать преемником и как в одночасье не уйти с политического горизонта («Банду Ельцина под суд!»), имел я разговор с одним осведомленным человеком. Знали мы друг друга давно. «Ну ты что, правда считал Примакова подходящим премьером? И видел его перспективу на президента? — удивлялся он. — Максимыч старый, с металлическими суставами. И вообще: посадить всех грозился. А нам надо, чтобы унаследовал». Я, конечно, телевизор смотрел и Сергея Доренко слушал. Но Примакова уважал. И задал собеседнику простой вопрос: допустим, Примаков не тот. Чего же вы за эти годы нужного человека не подыскали? Под заданные параметры.
Он вздохнул и развел руками: «Думаем, голову сломали!»
Действительно, над Кремлем тогда периодически маячили фигуры-призраки, которые какое-то время рассматривались «на перспективу». Но даже фамилии сейчас вспомнишь с трудом. Лидер агропромышленной депутатской группы Николай Харитонов, оценивая этот «севооборот», особенно наглядно отразившийся в лихорадочной смене премьеров, вспомнил рязановский «Жестокий романс», снятый по пьесе Островского «Бесприданница». Кандидатов, мол, соблазняли, как Ларису Огудалову, потом бросали, потом разыгрывали в политической рулетке: «Дай Бог, чтобы Владимир Владимирович, если сегодня пройдет, долго работал и не оказался в роли Ларисы Дмитриевны». С этим напутствием двадцать лет назад Госдума утвердила Путина премьер-министром — подавляющим большинством. Даже Владимир Рыжков был «за». И Григорий Явлинский. И СПС — когда дело до президентских выборов дошло. А вот Элла Памфилова уговаривала Владимира Владимировича не участвовать в «постыдном процессе государственной безответственности, которая навязывается сейчас нам кремлевской группой». Но Путин ее не послушал.
А кого послушал?
Уже гораздо позже Владислав Сурков связал факт появления Путина на высшей руководящей должности с Божьей волей. Ну, не знаю. В таких делах не эксперт. Конечно, Путин уступил решительно настроенному Ельцину. Принял предложение. Но вот в какой формулировке сам Борис Николаевич описывает данный кадровый вопрос: «Наконец я наткнулся (! — Авт.) на него, на Путина, и изучил его биографию, его интересы, его знакомых… Я понял, что он надежный человек, хорошо разбирается в том, что находится в его сфере ответственности. В то же время он обстоятельный и сильный, очень общительный и может легко входить в контакт с потенциальными партнерами. У него есть внутренний стержень. Он силен внутренне. И я сделаю всё возможное для его победы — законным путем, разумеется. И он победит».
Конечно, Путиным Борису Николаевичу были даны (и исполнены) твердые гарантии относительно «суда» и «банды». И вообще связь преемника с «передатчиком» была поначалу весьма ощутимой. Помню, Владимир Владимирович с уважением вспоминал, как Ельцин, отправившись за границу, легко решал вопросы, которые Путину, только набиравшемуся опыта, казались трудными: «Дед» поехал, по плечу похлопал, всё разрулил».
Но если кому-то казалось, что Путин — удачный выбор, поскольку им можно будет управлять, то иллюзии развеялись весьма скоро. Показательная история произошла с возвращением музыки советского гимна. Ельцин предпринял попытку не допустить обратной замены Глинки на Александрова. Назвал это ошибкой. На что Путин отреагировал в манере, которая скоро станет его фирменной: он заметил, что если и ошибается, то вместе с народом. Который «рокировочку» в большинстве своем приветствовал. И добавил, без грана самоуверенности, тихо как-то, но твердо, что мнение Бориса Николаевича очень уважает, однако президент теперь он. Путин. Так отпрыск в решительный момент однажды отвечает «предку». И тот понимает: всё, пора за мемуары.
Дальше я, как автор, в непростом положении: поскольку мы все современники Путина, то прекрасно знаем основные вехи его правления, имея зачастую противоположные мнения об их значимости и пользе. Повторяться, наверное, не стоит. Но хоть по Крыму, хоть по Сирии видно: совершенно точно Ельцин угадал. Есть во Владимире Путине «внутренний стержень». Помню, на Валдайском форуме он сымпровизировал: «Мне самому иногда приходит в голову мысль: может быть, мишке нашему надо посидеть спокойненько, не гонять поросят и подсвинков по тайге, а питаться ягодками, медком. Может быть, его в покое оставят? Не оставят. Потому что будут всегда стремиться к тому, чтобы посадить его на цепь. А как только удастся посадить на цепь — вырвут и зубы, и когти».
Надо прямо сказать, когда Путин пришел к власти, и страна наша была «бесприданница», и медведь катастрофически близок к тому, чтоб быть посаженным на цепь. Да еще и на Северном Кавказе война шла — кстати, очень важно, что президент уважил ветеранов-ополченцев Дагестана, обещав им статус и почет во время последней «Прямой линии».
Тут ведь вот какое дело… Приведенная мной цитата из Ельцина «Наконец я наткнулся на него, на Путина…» из закрытой стенограммы, недавно рассекреченной, — это из докладной Бориса Николаевича Биллу Клинтону о готовящейся замене. Что-то подсказывает мне, что, как бы ни сложилось будущее, не дождется ни Трамп, ни другой, кто у них там будет у власти «в орде», от России ни докладной, ни прямого, ни косвенного запроса на ярлык. На княжение. Теперь это не их дело.
Может быть, это и есть главный итог путинского двадцатилетия.
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции