«Медведев превратился в чемодан без ручки»: уволит ли Путин премьера-рекордсмена
«За» и «против» досрочной отставки правительства
Праздником не только для учителей, детей и их родителей станет в этом году Первое сентября. Свой неформальный персональный юбилей в День знаний сможет отметить и премьер Дмитрий Медведев. До настоящего времени рекорд по длительности пребывания в должности председателя правительства принадлежал в современной России Виктору Черномырдину — 5 лет 116 дней. Но в первый день осени Медведев побьет и превзойдет этот рекорд.
С чисто статистической точки зрения, это можно считать очень впечатляющим достижением. Если считать Бориса Ельцина и Егора Гайдара, то с момента распада СССР в России было 11 полноценных руководителей правительства. Если сложить вместе периоды пребывания в должности шестерых из них, то полученная цифра все равно будет почти в два раза меньше премьерского срока Дмитрия Анатольевича. Но вот гарантирует ли сентябрьский рекорд Медведева, что он досидит в Белом доме до момента конституционного срока полномочий его правительства в мае 2018 года?
В прошлые годы Путин уже дважды неожиданно менял руководителя кабинета министров за считаные месяцы до президентских выборов. Не ждет ли такая судьба и нынешнее правительство? Проникнуть в мозг Путина, чтобы найти там точный ответ на этот вопрос, мы, естественно, не можем. Но в нашей власти другое — попытаться смоделировать мыслительный процесс ВВП по этому вопросу, найти аргументы «за» и «против» досрочного ухода Медведева из Белого дома.
Премьер, который сидит слишком долго
27 мая 1974 года новый президент Франции Валери Жискар д’Эстен предложил известному политику Жаку Шираку занять пост премьер-министра. Ширак согласился, но уже на следующий день явился к президенту с посланием, содержание которого может показаться полным абсурдом любому, кто не знаком с современными французскими политическими традициями. Вот как сам Жискар д’Эстен описал эту сцену в своих мемуарах:
«Когда на следующий день он входит в кабинет, я замечаю у него в руках тощий портфель из черной кожи. В нем сложенный листок белой бумаги, который я разворачиваю. В верхнем углу замечаю штамп канцелярии премьер-министра. Ниже несколько строчек: «Настоящим имею честь представить вам заявление об отставке с поста премьер-министра и отставке всех членов правительства в соответствии со статьей 8 Конституции». Жак Ширак начинает комментировать содержание документа: «Я принес вам, господин президент, заявление. Дата в нем не проставлена. Это означает, что вы сохраняете полную свободу рук и можете положить конец исполнению моих полномочий, как и полномочий моего правительства, в любой удобный для вас момент».
В России нет традиции, что премьер «совершает акт политического самоубийства» уже в день своего назначения. Во Франции право президента увольнять правительство в Конституции четко не прописано. А вот наш основной закон в этом плане не допускает двойного толкования. Как записано в статье 83: «Президент РФ назначает с согласия Государственной думы председателя правительства, имеет право председательствовать на заседаниях правительства, принимает решение об отставке правительства».
Но вот что роднит нашу политическую систему с французской: и у них, и у нас возможность поменять премьер-министра в любой момент является одним из самых важных и значимых политических инструментов в руках президента.
В любой стране время от времени возникает ситуация, когда политический процесс словно упирается в стеклянную стену, а механизм государственного управления начинает работать на холостых оборотах. Самое простое, что президент может сделать в этой ситуации, — отправить в отставку премьера и тем самым смешать все карты в политической колоде. И не важно, что реальная отдача от деятельности нового правительства начнет чувствоваться еще не скоро. Мощный психологический эффект от замены премьер-министра ощущается практически сразу.
Я, например, очень уважаю нынешнего кремлевского куратора публичной политики Сергея Кириенко. Это зрелый, можно даже сказать, матерый государственный деятель, который всегда чувствует и ведет себя предельно уверенно. Но как бывший корреспондент правительственного пула я отлично помню: когда весной 1998 года молодого и необстрелянного министра топлива и энергетики Кириенко неожиданно назначили и.о. премьера, Белый дом в моих глазах словно уменьшился в размерах, потерял значимость и окружавшую его ранее ауру власти. Казалось, что здание осиротело, лишилось хозяина.
Не менее яркие образы всплывают в моей памяти, когда я вспоминаю о кратковременном возвращении Виктора Черномырдина в качестве и.о. премьера в августе-сентябре 1998 года. В те дни я впервые в своей жизни попал в одну из «святая святых» Белого дома — кабинет руководителя аппарата правительства. Как вы, наверное, догадываетесь, это помещение не отличалось ни скромным размером, ни простотой убранства. Но во время того визита меня поразила не роскошь начальственных служебных апартаментов. Вместо этого в моей памяти остались мелкие, но показательные детали, которые как будто кричали: реальной власти в этом кабинете нет.
Мне, например, показалось, что лакированная столешница большого стола для совещаний в центре кабинета была чем-то поцарапана. Еще больше я впечатлился, когда во время нашего разговора временному руководителю аппарата правительства кто-то вдруг позвонил по его секретному городскому прямому телефону. В лучших традициях незабвенного анекдота — «Алло, это прачечная? — Какая к черту прачечная?! Это министерство культуры!» — звонил человек, который хотел поговорить с мастером ателье, но неправильно набрал номер.
Через несколько месяцев после описанного эпизода, уже в период функционирования кабинета министров Евгения Примакова, я снова попал в тот же самый кабинет руководителя аппарата правительства. Не думаю, что в кризисной обстановке тех дней у кого-то нашлось время и желание менять в этом помещении мебель или телефонные номера. Но во время того визита я уже в упор не видел деталей, свидетельствовавших о том, что в кабинете сидит не небожитель, а обычный человек. Кабинет был заполнен аурой власти — аурой, которая ощущалась почти на физическом уровне.
Все эти эпизоды — не более чем мои глубоко субъективные личные ощущения. Но мои ощущения очень четко соотносятся с общим психологическим настроем в стране. Когда весной 1998 года Ельцин неожиданно уволил Черномырдина, все ощутили, как из российской политической конструкции, словно из продырявленной резиновой лодки, выходит воздух. Когда осенью того же года в премьерском кресле не менее неожиданно оказался Примаков, элементы российской государственной конструкции вновь начали казаться массивными сооружениями из крепкого металла и цельного камня.
Возможно, все эти премьерские пертурбации особенно остро воспринимались на фоне наличия президента, который в тот момент был лишь условно пригоден для выполнения своих прямых обязанностей. Но даже в нынешний период, когда про президента можно смело говорить «Путин — это наше все!», обладатель поста председателя правительства не утерял своей способности очень сильно влиять на психологический климат в стране.
Недавно я встречался с очень уважаемым отставным западным дипломатом, занимавшим во время активной фазы своей карьеры пост посла своей страны в Москве. Во время нашей жаркой дискуссии о перипетиях российской политики мой собеседник именовал председателя правительства РФ не иначе как «Дима Медведев». И это, естественно, не было свидетельством того, что экс-посол был с Медведевым на «ты» и регулярно играл с ним в преферанс. Такая подчеркнутая фамильярность была очень тонким отражением того, как сейчас к руководителю российского правительства относятся внутри страны и за границей.
Давайте поиграем в ассоциации. Какие определения в первую очередь возникают у вас в голове, когда при вас произносят это имя — Дмитрий Анатольевич Медведев? Вот мои ассоциации: легковесность, скольжение по поверхности, изящные речи при реальном отсутствии перспектив...
Бывший британский министр финансов Норман Ламонт так описал в 1993 году правительство, из рядов которого его только что уволили: «Мы были при должностях, но мы не были у власти». Про кабинет министров Медведева и про самого премьера сегодня можно сказать абсолютно то же самое.
Конечно, «при должности, но не у власти» — это то самое место, где Владимир Путин предпочитает держать своих премьер-министров. Желание президента держать премьера в черном теле — это отнюдь не чисто российский политический феномен. Вот, например, что по этому поводу написал Валери Жискар д’Эстен: «Я знал, где пролегла трещина в институтах Пятой республики (нынешнее французское государство. — «МК»): между подразумевающейся, но весьма расплывчато сформулированной властью, признаваемой за президентом республики, и практическим принятием решений, этой прерогативой, сохраняемой за премьер-министром, где всегда существует риск взаимных подозрений и конфликтов.
Если в такую политическую систему вкрадывается недоверие, то трещина значительно расширяется. Единственная защита от подобной опасности кроется в лояльности премьер-министра к президенту республики. Иногда такая лояльность граничит с самоотречением!»
Однако Владимир Путин не просто требует от своих премьеров самоотречения. Его рабочий принцип — держать на посту премьер-министра относительно слабую фигуру, лишенную широкой базы поддержки в обществе. Если смотреть на ситуацию под таким углом зрения, то получается вот что: Медведев в его нынешнем ослабленном и дискредитированном виде является для ВВП прямо-таки идеальным премьер-министром! Но этот принцип — слабый премьер-министр удобен Путину — действует только до момента, пока слабый премьер не станет гирей на ногах Владимира Владимировича, не начнет тащить президента вниз в глазах общественного мнения.
Сегодня в России сложилась одинаково эмоционально некомфортная и для власти, и для населения политическая ситуация. Никто не сомневается, что Владимир Путин победит на президентских выборах. Более того, основная часть публики, по моей оценке, считает такой исход выборов единственно правильным. Но, как мне кажется, эта путинская поддержка не основывается на уверенности, что во время своего следующего срока ВВП радикально изменит положение дел в России к лучшему. Основа нынешней путинской поддержки — это уверенность основной массы населения либо в том, что ВВП нет реальной альтернативы, либо в том, что, даже если такая альтернатива есть, она многократно хуже Путина.
В краткосрочной перспективе такую ситуацию нельзя назвать опасной для Кремля. Но вот в долгосрочной или даже среднесрочной перспективе такое положение дел грозит власти самой настоящей политической катастрофой. Если Путин начнет восприниматься как президент застоя, его карьера неминуемо войдет в фазу медленного упадка.
Нынешняя кремлевская стратегия — «президент у нас замечательный, а министры и губернаторы так себе» — имеет ограниченный ресурс. Ресурс, который может в значительной мере исчерпаться еще до президентских выборов. Остановить или даже повернуть вспять процесс эрозии авторитета власти легче всего с помощью упреждающего удара — отставки правительства, воспринимаемого как символ современного российского застоя, и десантирования в Белый дом команды, которой есть что предложить обществу. Вот почему я верю в возможность замены правительства Медведева еще до президентских выборов.
Унижать и обижать своего бывшего партнера по правящему тандему Путин ни в коем случае не будет. Формально Дмитрия Анатольевича могут даже повысить. В российской элите уже давно сложилось стойкое убеждение: родившихся соответственно в феврале и августе 1943 года председателя Конституционного суда Валерия Зорькина и руководителя Верховного суда Вячеслава Лебедева не отправляют на заслуженный отдых не просто так, а чтобы в любой момент иметь возможность соединить их кресла под Медведева. Но это все частности. Главное в том, что на посту руководителя российского правительства может досрочно появиться новый человек.
Теория третьего котла
Бывший премьер крупной страны СНГ рассказал мне на днях анекдот с глубоким политическим смыслом. Современный Данте попадает на экскурсию в ад. Очень скоро его подводят к трем кипящим котлам с грешниками. Крышку одного из них едва сдерживают с десяток чертей. На крышке другого вольготно расположился один-единственный скучающий черт. А крышка третьего прекрасно удерживается на месте без всякой внешней охраны.
Изумленный Данте просит своего проводника объяснить, в чем здесь дело. И вот что он слышит в ответ: в первом котле — грешники из страны A. Как только один из них выбирается наружу, он сразу вытаскивает и всех остальных. Во втором котле — грешники из страны B. Если одному из них удается выбраться, он делает всем остальным ручкой и оставляет их на произвол судьбы. А в третьем котле — грешники из страны C. Как только один из них подбирается изнутри к крышке котла, все остальные на него набрасываются и сбрасывают вниз.
Сразу хочу подчеркнуть: я привел здесь этот анекдот не в силу каких-либо национальных или религиозных причин. Я привел его потому, что, с моей точки зрения, он идеально иллюстрирует то, что происходит сейчас на российской политической сцене — или, вернее, на закулисной части этой сцены. А происходит там, как обычно, нечто гораздо более интересное, чем то, что доступно взглядам зрителей из числа простых граждан.
До президентских выборов 2024 года — выборов, на которых мы должны избрать преемника Путина, — осталось еще более шести лет. Но все амбициозные политические игроки уже смотрят на президентское кресло со скрытым вожделением. Другое дело, что это вожделение им приходится скрывать не просто тщательно, а архитщательно.
Эффективно бороться за право стать наследником Путина можно, только старательно делая вид, что ты ни за что не борешься, не имеешь никаких долгосрочных амбиций и на все 100 процентов сконцентрирован на выполнении своих текущих должностных обязанностей.
Путин, как известно, вообще не любит инициативников, а те инициативники, которые претендуют на его место, имеют стопроцентные шансы навлечь на свою голову президентский гнев.
Вы спросите: а как в таких условиях можно в принципе бороться за право стать наследником ВВП? Очень просто — по методу третьего котла из анекдота. На практике это может выглядеть, например, как яростное обвинение из уст неизвестно как пробравшегося на высокое совещание общественного деятеля. Мол, присмотритесь потщательнее к этому вашему соратнику, Владимир Владимирович! Он на ваше место метит! Открыто об этом говорит!
Возможен и другой вариант: не менее яростная вспышка народного гнева из-за планов некоего городского руководителя радикально переустроить жизнь вверенного ему города. Тема, на которую я намекаю, — очень сложна, неоднозначна и многогранна. Но вот что кристально ясно уже сейчас. Часть народного гнева — это результат просчетов в информационной работе, допущенных при обнародовании программы переустройства. Зато другая часть стихийной вспышки недовольства — это прямой результат информационных атак, организованных конкурентами данного руководителя.
Есть у борьбы за право стать наследником Путина и внешний, «неаппаратный» контур, который сейчас практически монополизировал Алексей Навальный.
Если вам кажется, что я отклонился от темы возможности или невозможности досрочной отставки премьера Медведева и говорю сейчас совсем о другом, то хочу вас заверить: сейчас я снова вырулю куда надо. В мире российской политики все очень тесно взаимосвязано, причем часто самым причудливым образом. Как вам, например, такой поворот сюжета: Алексей Навальный в роли лучшего политического друга Дмитрия Медведева? На первый взгляд такая постановка вопроса может показаться просто воплощением безумия: именно снятый Навальным фильм нанес болезненный удар по авторитету премьера, превратил его в мишень для всевозможных нападок.
Но давайте посмотрим на ситуацию с другой стороны: как все будет выглядеть, если вскоре после обнародования фильма Навального Путин досрочно уберет Медведева с поста премьера? Ответ напрашивается сам собой: как капитуляция Кремля перед Навальным, как признание того, что верховному борцу с коррупцией удалось заполучить политический скальп второго человека в государстве. Получается самая настоящая диалектика: результатом усилий Навального стало резкое ослабление Медведева, сопряженное с резким увеличением его политической выживаемости как премьер-министра.
Исходя из теории третьего котла, не все просто и с тем, какого рода фигуру Путин хотел бы видеть в роли сменщика Медведева на посту премьера. В наших политических кругах очень популярна версия: тот, кто сменит Медведева в Белом доме, имеет наилучшие шансы стать преемником Путина в 2024 году. А вот я в это не очень верю — не верю потому, что это полностью противоречит логике развития политического процесса в ближайшие годы.
Как мы уже установили, Путин очень не любит, когда ему кто-то дышит в спину с премьерского кресла. Неужели в случае со сменщиком Медведева ВВП сделает исключение и позволит ему играть роль кронпринца в течение следующих шести лет? Не приведет ли это к досрочному превращению Владимира Владимировича в «хромую утку»?
Нет, я не верю, что Путин изменит своим привычкам. А даже если бы такое чудо произошло, то слишком рано коронованный наследный принц с очень большой вероятностью не досидел бы в этом ранге до 2024 года. Соратники по котлу расшибутся в лепешку, но организуют выскочке все условия для того, чтобы он в политическом плане сломал себе шею.
Подвести под всем этим итог можно, наверное, так: не надо путать божий дар с яичницей. Человек, который сменит Медведева на посту премьера, и человек, который сменит Путина на посту президента, — это, скорее всего, не одно и то же лицо. Преемник Путина обозначится только накануне президентских выборов 2024 года. А вплоть до этого момента Владимир Владимирович будет держать элиту в напряжении с помощью неформальной гонки преемников — игры, в которой он поднаторел в период, предшествующий приходу Медведева в Кремль в 2008 году.
А вот у человека, который сменит Медведева в Белом доме, будет, скорее всего, совсем не гламурная роль — роль «свежего лица», роль разгребателя завалов, роль реаниматора нашей экономики, фигуры, которой в случае необходимости можно спокойно пожертвовать.
Круг аполитичных экономических менеджеров, которые находятся сейчас в фаворе у Путина, приблизительно известен: председатель Центрального банка Эльвира Набиуллина, министр промышленности и торговли Денис Мантуров, министр экономического развития Максим Орешкин. Но я бы не стал автоматически считать их ведущими кандидатами в новые премьер-министры.
Когда дело доходит до обнародования фамилии нового председателя правительства, Путин ведет себя как фокусник в цирке. Мол, моя задача — вытащить из шляпы нечто совершенно неожиданное. А ваша задача, почтенная публика, дружно ахнуть и воскликнуть: «А вот о нем мы даже и подумать не могли!» Не будем поэтому портить нашему гаранту удовольствие: дождемся, когда он нас в очередной раз поразит.
Первый руководитель президентского аппарата Барака Обамы Рам Эмануэль так высказался о тяжелой ноше главы американского государства: «Если речь идет о выборе между плохим и хорошим, то это решение будет принято где-то еще. Все решения, которые принимаются в Овальном кабинете (президента США), касаются выбора между плохим и худшим».
Выбор, который предстоит сделать Владимиру Путину (или выбор, который он уже сделал) относительно судьбы своего премьера-рекордсмена, тоже относится к этой категории. В политическом плане Дмитрий Медведев давно превратился для президента в чемодан без ручки. Но его досрочный уход с должности председателя правительства чреват для Кремля политическими рисками. Наберемся поэтому терпения, дамы и господа! В этом премьерском театре одного актера все граждане РФ, кроме Владимира Путина, являются только зрителями.