Александр Мусин: "Софийский собор — не единственная боль православного Новгоро­да"

Александр Евгеньевич Мусин (род. 1964) — российский историк, археолог, публицист, заштатный диакон Русской православной церкви. Ведущий научный сотрудник Отдела славяно-финской археологии ИИМК РАН, доктор исторических наук (2002). Научные интересы: история и археология Новгорода и Новгородской земли, культурные связи Древней Руси с Византией и Западной Европой, история Церкви, церковная археология, охрана культурного наследия. Ниже размещена вторая часть седьмой главы "Новгородские вольности" из книги: Мусин А.Е. Вопиющие камни. Русская церковь и культурное наследие России на рубеже тысячелетий. -— СПб.: «Петербургское Востоковедение», 2006. - 376 с. Первую часть можно прочесть здесь.



Необъяснимо и неизменно неприязненное отношение архиерея к ар­хеологии. Он ни разу не посетил раскопки, открывающие новгородцам богатство их церковной истории. Во время исследований 1995 г. на Троицком раскопе были обнаружены остатки кладбища XVI—XVIII вв. Руководство археологической экспедиции обратилось к епископу с просьбой оказать содействие в перезахоронении найденных останков на подворье одной из действующих церквей и совершении заупокойного богослужения. Дальше устных обещаний со стороны архиерея дело не сдвинулось. В конце концов экспедиция в 1996 г. сама перезахоронила кости у Троицкой церкви. 2 ноября 1998 г. архиепископ Лев должен был выступить с докладом на церковно-археологической конференции в Санкт-Петербургской Духовной академии и рассказать о состоянии Софийского собора. На конференцию он не приехал, о своем отсутствии не предупредил и извиняться не стал. 13 июля 2000 г. на Троицком раскопе была найдена сенсационная находка — древнейшая русская деревянно-вощеная книга (цера) — с текстами псалмов, относящаяся к 1020—1030 гг. Руководство экспедиции неоднократно приглашало епархиальное руководство осмотреть эту находку. Архиерей так и не проявил никакого интереса к древнейшей русской молитве, ожидая, очевидно, что ее принесут к нему в резиденцию.

А тем временем в мае 2002 г. комиссия ФНМС вновь выразила беспокойство состоянием западной стены Софии, где трещины, отмеченные в 1991 г. лишь на северной лопатке, появились уже и на центральной лопатке, а растрескивание стало проявляться на хорах. Об инициировании епархией каких-либо действенных мер по исправлению ситуации не известно, зато 27 августа 2003 г. в Софии состоялось освя­щение нового престола, изготовленного в Выборге из испанского бело-зеленого мрамора. Настоятель Преображенского собора в этом городе — брат владыки протоиерей Лев Церпицкий. Одновременно готовится проект восполнения утраченных фрагментов фресок Николая Сафонова, а также существуют амбициозные планы по понижению пола в Софийском соборе и окружающего храм культурного слоя до уровня XI в.

Возникли и проблемы с посещением собора туристами и паломниками. Неприветливость соборных трудниц, назойливые просьбы «по­жертвовать на храм здесь и сейчас», постоянные одергивания ими экскурсантов и экскурсоводов, нежелание власти вмешиваться в нездоровую ситуацию — все это привело к сокращению групп, посещающих главную Новгородскую святыню. К тому же лестница и хоры оказались закрыты для посещения. Это диктовалось, по мнению епархии, необходимостью оградить соборную администрацию — старосту, регента и бухгалтера — от назойливых посетителей. Храмовый полумрак, создающий нездоровый мистический настрой и мешающий подлинному созерцанию «церковной красоты», объяснялся экономией элек­троэнергии. В результате в России выросло поколение, которое ни­ко­гда не видело Софийские святыни при нормальном свете, никогда не поднималось по соборной лестнице, читая оставленные средневековыми предками надписи-граффити, никогда не поражалось величественным видом священного пространства, открывающегося с галерей соборных хоров.

Тема беспомощности музея и новгородских органов охраны памятников в отстаивании прав граждан на свободный и квалифицированный осмотр Софийского собора уже поднималась в прессе в марте (Елена Анженкова. «Новгородские ведомости». № 9) и в ноябре (Андрей Куликов. «Невское время») 2002 г. В 2005 г. уже в центральных СМИ было отмечено, что в предусмотренном «владении Софийским собором напополам музеем и священниками музея не шибко видно». Все предложения Музея «доплачивать за свет» лишь ради того, чтобы люди смогли увидеть святость иконы лицом к лицу, были отвергнуты, хотя известно, что существуют соборные задолженности по коммунальным платежам. Остается открытым и вопрос о сохранности фресок и икон собора в условиях суточной и суетной богослужебной череды, напоминающей эксплуатацию святыни ради удовлетворения «ре­лигиозных потребностей» и не только их. Похоже, стенопись и ико­но­пись спасает лишь огромный объем собора. Впрочем, за время, про­шед­шее со дня передачи Софийского собора, здесь так и не побывало ни одной комплексной комиссии, которая могла бы квалифицированно ответить на этот и другие вопросы: храмовая среда стала недоступна объективной оценке.

Основания для беспокойства есть и достаточно серьезные. Они свя­заны, скорее, с позицией околоцерковной интеллигенции. Отрицая саму возможность негативного влияния богослужебной эксплуатации свя­тыни на ее состояние, эти люди утверждают, что иконы и фрески долж­ны сохраняться «Божиим Промыслом» и «ежедневной молитвой». Су­ще­ствует и другое мнение. Лев Лифшиц ответственно пишет, что фре­ски Софийского собора в Новгороде являются памятником, «далеким от благополучия», и что «ежедневные службы в древнем Софийском соборе неизбежно приводят к загрязнению раскрытой древней живописи» и наносят «ущерб уникальным фрескам». О реальной угрозе состоянию святынь и его «угрожающей динамике» говорят Алексей Комеч и другие специалисты.

В то же время близкие к архиерею хранитель собора Татьяна Царевская и реставратор Татьяна Ромашкевич утверждают, что заявление об угрозе состоянию живописи собора «вызывает у специалистов удивление». Именно из этой среды так и не раздались голоса в защиту других памятников, разрушенных при участии епархии. Именно отсюда звучали предложения, призывающие засыпать Мартириеву паперть, поскольку открытые архео­логией святыни и древности якобы «несовместимы с православным богослужением». Любая информация о том, что епископ мог поступить непо­ря­дочно, воспринимается этими людьми как провокация и «заговор тем­ных сил». Прошло 100 лет, и ничего не изменилось в «околоцерковной археологии». Те же «свои» специалисты и «карманные комиссии», при­званные защищать «честь рясы» и ведомственные интересы...

Софийский собор — не единственная боль православного Новгоро­да. 22 сентября 2000 г. начальник областного управления по охране па­мятников Сергей Гурьев был вынужден направить архиепископу Льву предписание по поводу немедленного прекращения работ в Юрьевом монастыре. Здесь отмечалось грубое нарушение требований закона, по­скольку работы по покраске фасадов Георгиевского собора были начаты без надлежащих согласований. Были нарушены и методические тре­бования, касающиеся применения фасадных красок в реставрации: на памятнике XII в. применялись акриловые краски, разрешенные только для поздних зданий. Естественно, работы велись исполнителями без лицензии и без соответствующего надзора специа­листов.

Впрочем, с точки зрения председателя Комитета по культуре Ю. Шу­бина, епископ мог делать с собором то, что считал нужным. Шедевром новгородского правотворчества является его приказ № 333 от 19 де­кабря 1991 г. Во исполнение закона РСФСР «О собственности» и на основании решения исполкома от 26 июня 1991 г. он передал епархиальному управлению комплекс Юрьева монастыря и Перынский скит с находящимися в них историко-художественными ценностями «в соб­ственность», хотя в решении говорилось лишь о «постоянном безвозмездном пользовании». Несмотря на недействительность этого акта с момента подписания, он до сих пор официально не отменен, а его автор управляет российской культурой.

Более драматично складывалась история возрождения Хутынского монастыря. Обитель на «Хутыни» была основана в конце XII в. В 1925 г. монастырь был закрыт. Сильно пострадав во время войны из-за огня артиллеристов-красноармейцев, полностью разрушившего колокольню, он служил прибежищем для душевнобольных, а в 1980-е гг. превратился в турбазу. Уже известное нам постановление областного совета предполагало вернуть этот «бесхоз» Церкви. Спасти монастырь по­могли прп. Варлаам Хутынский и Гаврила Романович Державин (1743—1816). Последний, похороненный со своей женой Дарьей в Иоанно-Богословском приделе Преображенского храма, был в 1959 г., накануне 1100-летия Новгорода, перезахоронен на территории Кремля: уж очень неприглядно выглядела его могила в разрушающемся храме. Новый юбилей помог остановить это разрушение — в 1992 г. вышло постановление правительства о праздновании 250-летия Г. Р. Дер­жавина, под­держанное ЮНЕСКО.

В связи с этим Министерство культуры настоятельно требовало от Новгородского музея внести свои предложения по праздничным мероприятиям и подготовке к ним. Были составлены проект и смета. Проект включал в себя новое перезахоронение юбиляра в Хутыни, для чего властям предлагалось выделить деньги на реставрацию Спасо-Преображенского собора. Реставрация шла круглосуточно. Останки Гавриила Державина в июне 1992 г. были перенесены к месту своего первоначального упокоения. В июле 1993 г. Преображенский храм был освящен, но иноческая жизнь так пока и не состоялась. Женская монашеская община была зарегистрирована здесь лишь 28 марта 1994 г., чему предшествовали уже известные нам события, связанные с расколом в Вяжищской обители. Распоряжением Новгородского КУГИ от 1 апреля 1999 г. монастырь был передан епархии в полное хозяйственное ведение, а акт передачи, подписанный 1 мая 1999 г., говорил о постоянном безвозмездном пользовании.

Кроме собора, остальные монастырские постройки стояли в руинах. Автором проекта реставрации монастыря была Галина Никольская, член Консультативного совета по Софийскому собору. Это позволяло надеяться, что к ее голосу сестры и епархия будут прислушиваться. Надежды не оправдались. С самого начала работы велись не просто вразрез с проектом и реставрационными методиками, но в ряде случаев предполагали уничтожение сохранившихся частей древних зданий. Как всегда, они выполнялись без согласования, без проекта, без рабочей документации и без авторского надзора, который подменяли собой консультации представителя фирмы «Инжстрой» Александра Галкина, не обладающего необходимой квалификацией.

Так, епархия отказалась выводить своды в братском корпусе, для чего под крышу завели железные балки. В качестве рабочей силы использовался неквалифицированный труд гастарбайтеров. Кроме колокольни и собора в монастыре возникла еще одна «архитектурная доминанта» — водонапорная башня, хорошо видная с ряда смотровых точек, хотя существовали и альтернативные проекты водоснабжения монастыря. Г. Никольская робко пыталась отстоять память о преподобном и его преемниках, но столкнулась не просто с непониманием, но и с угрозами. В свое, достаточно голодное для творческой интеллигенции, время игуменья выделила ей маленький огородик на территории монастыря, который постоянно грозилась отобрать. Начальник епархиальной служ­бы реставрации В. Карагодина тоже сулила архитектору неприятности в случае, если протесты будут продолжаться.

Монастырь уникален еще и тем, что на его территории находится сопка — погребальный памятник славянской знати Новгородской земли IX—X вв., аналогов сопки в окрестностях города более не сохранилось. Церковная легенда превратила ее в горушку, насыпанную самим преподобным своей скуфьей. На сопке впоследствии была поставлена каменная часовня. Охранные обязательства на курган в Хутыни были подписаны монахиней Алексией (Симдякиной) и В. Карагодиной 22 ию­ня 1994 г. Уже после этого епархия решила восстановить на сопке некогда существовавшую там часовню. Проект ее внешнего вида был согласован в управлении охраны памятников 29 августа 2000 г. Однако согласование эскиза — еще не разрешение на строительство. В епархии этого не хотели знать, и работы, возмутившие новгородское обще­ство, начались. 5 октября 2000 г. письмом за № 609 начальник управления С. Гурьев был вынужден потребовать от архиерея прекратить земляные работы на памятнике археологии и представить документы на согласование. 9 октября 2000 г. владыка просит такие работы согласовать (письмо 613/3). Удивляет некомпетентность автора, составлявшего этот текст, или сознательное отрицание им археологического содержания сопки как погребальной насыпи — работы предполагалось проводить на «историческом месте-холме, являющемся памятником археологии».

В октябре 2000 г. Ю. Шубин отправляет в Министерство просьбу о согласовании строительства на сопке часовни, однако Александр Работкевич 19 октября затребовал дополнительные данные для решения этого вопроса. Одновременно Новгородское общество любителей древ­ности направило тревожное письмо замминистра Наталье Дементьевой. 16 октября в Администрацию области и прокуратуру была направлена депеша из Министерства с просьбой принять меры в части административного и прокурорского надзора по сохранению памятника археологии и привлечению виновных лиц к ответственности за нанесенные ему повреждения.

Вместо этого 7 февраля 2001 г. А. Работ­кевичу за подписью С. Гурьева и архиепископа Льва была отправлена «дополнительная информация», суть которой сводилась к следующему: «Возвращение храмовой святыни на свое обычное место будет способствовать сохранению археологического памятника и нормальной жиз­ни монастыря». Чуть раньше, 23 января, Ю. Шубин сам просит Н. Де­мен­тьеву согласовать строительство часовни размером 3 ç 3 м с заглублением в памятник не более чем на 80 см. Во входящих документах и в книге согласований указание на такое разрешение отсутствует. Однако в августе 2001 г. часовня была возведена самовольно. Это был не единичный случай. В 1998 г. часовня была построена на еще одной сопке у деревни Береговые Морины близ Новгорода. С. Гурьев утверждал, что «возведение часовни ни в коей мере не может повлиять на состояние сопки» и что «хуже, чем есть, состояние сопки не станет».

В Новгороде сложился еще один способ взаимодействия с епархией и избавления государства от необходимости содержать храмы-па­мятники. Принималось принципиальное решение о передаче церковного здания епархии, после чего комитет по культуре выступал заказчиком его «реставрации с приспособлением». Такой алгоритм, отвечая принципам восстановления исторической справедливости, оказывался наиболее благоприятным для восстановления храма в той мере, насколько позволял профессионализм выполнения самих работ, организуемых и направляемых заказчиком, при условии, что потенциальный пользователь не вмешивался в этот процесс сверх должного.

Так, 18 ап­реля 2000 г. С. Гурьев написал архиепископу, что в связи с решением о передаче епархии церкви св. Феодора Стратилата на Щеркове улице, принятым КУГИ еще 10 сентября 1992 г. (№ 477), он просит рассмотреть «проект приспособления». На реставрацию церкви только в 2002 г. затрачено 1,5 миллиона рублей из федерального бюджета. Тор­же­ственная пе­редача и освящение храма состоялись 19 декабря 2002 г., однако официально акт передачи был подписан 17 марта 2003 г. Та­кая же судь­ба ждет храм вмч. Никиты на Большой Московской улице. Ситуация осложняется лишь тем, что ФНМС отказался признать достоверность его реконструкции под XVI в., настояв на воссоздании эклектичных объемов XIX в.

4 ноября 2000 г. Ю. Шубин направил министру Михаилу Швыдкому письмо с просьбой согласовать проект церкви в пятиглавых формах XVI в., поскольку для этого существуют необходимые основания. В качестве дополнительных аргументов приводились мнение архиепископа Льва и требования общественности, а также тот факт, что стоимость нового проекта не превышает сумм, выделенных на восстановление храма «под XIX в.». Подобная проблема возникла и при реставрации Троицкого собора Михаило-Клоп­ского монастыря в 2005 г. Проект его щипцового завершения «под XVI в.», разработанный Нинель Кузьминой, не нашел понимания у членов научно-мето­дического совета, предложивших восстановить храм с четырехскатной кровлей и пятиглавием XIX в. Однако на проекте щипцовой крыши уже красовалась архиерейская резолюция: «Благословляется». Будет ли архиерей так же истово отстаивать свое благословение против ученого мнения, неизвестно.

Отдельного рассказа заслуживает реставрация и попытка передачи епархии Никольского собора на Ярославом дворище (1116). В 1992 г. собор, находившийся в управлении у музея, был в аварийном состоянии. В это время Новый Ганзейский союз объявил конкурс реставрационных проектов. На заседании комитета в Бергене 89 голосов из 101 получил проект реставрации «Николы на Дворище», представленный директором музея Николаем Гриневым и мэром города Виктором Ива­новым. Протокол и договор между Ганзейским союзом и Новгородом был подписан 20 июня 1994 г. 1 360 000 немецких марок переводились в Славянский банк в Новгороде. Город принимал на себя ответственность за реставрацию и административные расходы. В конце концов было решено проводить реставрацию за счет городской казны, с тем чтобы европейские деньги шли на компенсацию этих расходов.

К 1999 г. реставрация была закончена. И тогда в недрах комитета по культуре возникла идея передать собор епархии. И для директора музея, и для многих участников событий инициатива явилась полной неожиданностью, тем более что она была озвучена «в прямом эфире» «на вече». Во время празднования Дня независимости России и дня города 12 июня 1999 г. губернатор Михаил Прусак неожиданно обратился к собравшейся толпе, хочет ли она передачи Никольского собора Церкви? Толпа, обрадованная тем, что ее мнение кто-то спрашивает, и почувствовавшая себя творцом истории, одобрительно загудела.

Тут же был вынут заранее приготовленный «Протокол о намерениях передачи памятника истории и культуры XII в. Никольского собора на Ярославом дворище в Великом Новгороде», подлежащий утверждению губернатором и министром культуры Владимиром Егоровым. Здесь говорилось о желании областной администрации передать в постоянное безвозмездное пользование епархии здание храма и находящиеся в нем историко-художественные ценности «в объеме балансовой стоимости с учетом затрат на реставрацию». Последнее было особенно пикантно с учетом существовавшей схемы финансирования работ. Предполагалось, что протокол тут же прилюдно будет подписан архиепископом Львом, председателем комитета по культуре Ю. Шу­биным, пред­седателем КУГИ В. Алфимовым и директором музея Н. Грине­вым. Фактор публичности был использован как средство давления. Под взгля­дом тысячи ожидающих глаз очень трудно сохранить себя. Возмущен­ный таким «вечевым» способом решения деликатных проблем и беспрецедентным давлением, директор написал на протоколе «против передачи».

После этого комитет по культуре начал атаковать министерство с требованием передать собор епархии. Несмотря на сложность ситуации, министерство в начале лета 2001 г., изучив вопрос, признало воз­можным «использовать основной объем здания храма для проведения праздничных богослужений новгородской епархией на основе соглашения о совместном использовании собора между епархией и музеем-заповедником». Однако такой вариант совершенно не устраивал архиерея, привыкшего к полновластию. 2 августа 2001 г. Ю. Шубин опять пишет М. Швыдкому, где просит вернуться к вопросу о передаче собора в пользование церкви «для поднятия культуры и духовности». Он не согласился с тем, что реставрация храма на средства Ганзейского союза проводилась для последующего музейного использования собора.

Отметим, что в протоколе об этом действительно ничего не сказано. Одновременно последовал донос на музей. В письме говорилось об ухудшении внешнего вида собора, его запущенности и неухоженности, об отсутствии рационального использования. В ответном письме от 28 сентября 2001 г. (№ 173-01-56/4-29) М. Швыдкой вновь наста­и­вает, что ганзейские деньги предназначались для музея, который за собственный счет ведет реставрацию фресок и готовит их к открытию. На всякий случай министр пообещал проверить деятельность музея. В настоящее время вопрос о передаче храма не поднимается, что соответствует позиции епископа, который готов выждать время, но получить нужные объекты на продиктованных им условиях. Очевидно, в качестве подарка к празднованию 1150-летия первого упоминания Новгорода в летописи в 2009 г... На 1999 г. в пользовании у новгородской епархии находился один памятник XI в., к XII в. относилось 2, к XV—XVII вв. — 1, к XVIII—XIX вв. — 25. Частично эти здания не использовались, а большинство находилось в неудовлетворительном со­стоянии.

Однако вся драматичность ситуации с охраной памятников старины в Новгородской епархии и противоречивость позиции правящего архиерея проявилась в истории с домом Передольского. Это был дом, построенный в 1900 г. основателем новгородского краеведения и мест­ной охраны памятников Василием Степановичем Передольским (1833—1907). Дом пережил коммунистов, выстоял против нацистов, но не выдержал православного епископа и его помощников. Распоря­жением исполкома Новгородского облсовета № 459-р от 16 июня 1982 г. дом был принят на государственную охрану как «историко-мемори­аль­ный памятник местного значения», что было подтверждено постановлением администрации области № 21 от 23 января 1997 г. Но уже в 1984 г. его состояние было признано аварийным, а в 1987 г. — остроаварийным. Все же к началу 1990-х гг. 70 % бревен были целыми — дом еще можно было отреставрировать методом полной переборки. В 1989 г. декоративные детали его фасада, включающие элементы крыльца и мезонина, по распоряжению Управления государственного контроля охраны и использования памятников истории и культуры (УГКОИПИК) бы­ли сняты со здания и перемещены в церковь Св. архангела Михаила. Однако к 1990 г. они погибли, и никакой акт так и не был составлен.

Уже тогда новгородская общественность проявляла заботу о сохра­нении дома-памятника. Известно письмо членов Президиума ВООПИК на имя председателя Комитета по культуре Ю. Шубина и мэра Новгорода А. Корсунова от 4 апреля 1990 г. 28 июня 1993 г. при­казом Комитета по культуре дом, ранее никогда не принадлежавший церкви, был передан Новгородской епархии — для реконструкции и приспособления под воскресную школу Филипповского храма. Уже в самой цели передачи видится проблема, поскольку здание, предназначенное для такого заведения, как школа, должно быть не ниже 2-й степени огнестойкости. Поскольку деревянный дом постройки 1901 г. даже после реконструкции не обладал бы такой степенью защиты, он не смог бы служить в качестве школы. В прессе появились заметки, при­зывающие городские власти не оставлять настоятеля храма Св. апостола Фи­лип­па священника Игоря Беловенцева наедине с проблемой, а все­мерно по­мочь в реставрации дома. 10 января 1994 г. епископ Лев подписал охранные обязательства, обещая сохранить и отреставрировать дом. По епископскому обычаю поставил перед именем крестик. Это был крест на судьбе дома.

Акт технического состояния памятника был датирован не непосредственно при передаче, а лишь 15 декабря 1994 г., когда он был уже разобран в соответствии с разрешением органов охраны памятников. Такое разрешение было дано письмом за № 307 от 18 апре­ля 1994 г. при условии «обеспечения сохранности промаркированных элементов для последующей сборки». В дальнейшем промаркированные бревна лежали на территории подворья под открытым небом без надлежащего хранения и защиты от осадков. В письме от 19 июля 1994 г. в адрес Управления начальник епархиального отдела реставрации В. Кара­го­ди­на утверждала, что бревна были накрыты рубероидом, который был украден через 3 дня, но это лишь подтверждает, что епархия не сумела организовать их охрану. Впоследствии, 25 декабря 2001 г., отвечая на запрос суда по факту разборки дома (письмо за № 1109), С. Гурьев фактически признал, что эта разборка изначально была для памятника гибельна.

С. Гурьев 2 июня 1995 г. обратился в епархию с письмом (№ 208), в котором выражал озабоченность хранением деревянных элементов разобранного дома и предписывал произвести рассортировку древесины. После этого, в 1995 г., деревянные элементы дома были перевезены в Хутынский монастырь. Свидетели вспоминают, как впоследствии монастырские трудники распиливали помеченные белой краской ство­лы на дрова. 17 декабря 1995 г. архиепископ Лев в своем письме в органы охраны сообщал, что реставрация дома откладывается из-за финансовых затруднений. Однако на следующий год, в соответствии с рас­поряжением Администрации Новгородской области № 1006-Р от 1 ап­реля 1996 г., был утвержден план земельного межевания, где участок вокруг дома выделялся епархии «для реконструкции и эксплуатации памятника архитектуры — дома Передольского», а 22 мая 1996 г. епар­хия получила на данный участок свидетельство о праве пользования землей № Ю-51 в тех же целях.

Ни после разборки дома, ни после перевозки его в Хутынский монастырь, ни в течение 1995—2000 гг. не составлялись акты технического состояния памятника, как того требуют инструкции и охранные обязательства. Только 6 июня 2000 г. в органы охраны от имени епархии было направлено письмо об обследовании состояния древесины, а 14 июня 2000 г. был составлен акт о ее фактической утрате. Как выявилось впоследствии, акт, изначально датированный нерабочим днем 12 июня, был фальсифицирован. К тому же он был составлен на основе «визуального на­блюдения». Фотофиксация уже не существующих к тому времени бревен не производилась. Парадоксальность ситуации заключалась еще и в том, что 13 ию­ня 2000 г. начальник управления охраны памятников С. Гурьев обра­тился к председателю КУГИ В. Алфимову с просьбой официально офор­мить документы на передачу дома Передольского в пользование епар­хиальному управлению.

Деревянные дома стареют и разрушаются. Это естественно. Однако в этой истории что-то всегда настораживало. В одном из интервью 2001 г. архиепископ Лев утверждал: с самого начала с местными властями обговаривалось, что будет построен именно новый дом, посколь­ку епархия не намерена каждые 5 лет менять гнилые бревна. Впоследствии ни архиерей, ни областное руководство не скрывали, что еще в мае 1998 г. они получили неофициальную поддержку со стороны тогдашнего министра культуры России Натальи Дементьевой, по имеющейся информации, пообещавшей согласовать строительство кирпичного дома взамен снесенного памятника. 5 октября 2000 г. В. Караго­дина обращается к С. Гурьеву с просьбой дать разрешение на восста­новление дома Передольского. В целях пожарной безопасности стены дома предполагалось выполнить из кирпича и облицевать снаружи деревом. Однако участок, на котором находился дом, стоял на мощном культурном слое, поэтому на основании решения Новгородской областной думы от 31 августа 1998 г., перед новым строительством здесь должны были быть проведены полномасштабные археологические рас­копки.

В ситуации, когда ни одно из необходимых условий так и не было выполнено, С. Гурьев 25 июля 2000 г. разрешил строительство фундамента для нового каменного дома, а своим письмом № 656 от 19 ок­тября, на основании лишь эскизного варианта проекта, согласовал вос­становление дома-памятника в кирпичном варианте. Епархия уже к 3 ноября приступила к работам, которые привели к разрушению части культурного слоя, что зафиксировано актом от того же числа, подписанным специалистами управления Георгием Акимченко и Алексеем Курочкиным. 4 ноября С. Гурьев своим письмом № 690 потребовал от епархии прекратить земляные работы.

Однако в январе 2000 г. в Новгороде возродилось основанное еще Василием Передольским в 1893 г. Общество любителей древности. Одним из его инициаторов был Сергей Трояновский, руководивший в 1992 г. археологическими раскопками в Вишерском монастыре и обретением мощей прп. Саввы. Уже 6 ноября 2000 г. НОЛД обращается к владыке с просьбой восстановить дом в первоначальном виде и пред­лагает любую помощь и поддержку со стороны членов Общества. Подобные письма были направлены мэру Новгорода А. Корсунову, начальнику Управления архитектуры и градостроительства С. Стрюко­ву и председателю Комитета по культуре Ю. Шубину. На все эти письма последовали соответствующие ответы. Единственный, кто не счел нуж­ным ответить общественности, был новгородский архиерей.

Встреча любителей древности, в основном молодежи, и архиепископа состоялась случайно в начале декабря 2000 г. в Хутынском монастыре. Молодые люди обратились к владыке с тревогой за будущее дома и культурного слоя на месте памятника. Бросив через плечо, что лучшим памятником В. Передольскому будет тот каменный дом, что он собирается построить, архиерей направился к своим покоям. Тут произошел забавный эпизод. Ожидая, что для продолжения разговора последует приглашение зайти в дом, ребята не только пошли за владыкой, но и предварительно сняли головные уборы. Поднявшись на крыльцо, архиерей обернулся и... милостиво разрешил надеть шапки, снятые, как он посчитал, из уважения к его «высокопреосвященному достоинству». Молодые люди развернулись и ушли, посчитав, что архиерей повел себя с ними «как барин». Сам архиерей предпочитал уже тогда рассматривать общество как «группку хамов и крикунов».

Летом 2001 г. в условиях начала новых строительных работ, после их согласования Управлением 25 июля, Общество провело 15 августа 2001 г. свое чрезвычайное публичное заседание, на котором было при­нято обращение к представителю Президента по Северо-Западному ок­ругу В. Черкесову, губернатору области М. Прусаку и министру культуры РФ М. Швыдкому с просьбой вмешаться в ситуацию. Каменное строительство на месте дома-памятника характеризовалось как «аморальное, антиобщественное и противозаконное» действие. 16 ав­густа активисты Общества организовали пикет на месте строительных работ. По городу поползли слухи, что архиерей на месте разрушенного дома строит себе новую резиденцию.

17 августа у мэра Новгорода А. Корсунова состоялось совещание, на котором, в частности, обсуждалась возможность строительства каменного здания на бетонной плите без предварительных археологических раскопок. Было предложено провести гидрогеологические исследования на месте закладки будущего фундамента на предмет выяснения их будущей сохранности. Для этих работ был приглашен член Фе­дерального научно-методического совета и заместитель председателя ВООПИК Евгений Пашкин, который должен был бы защитить памятник. Трудно сказать, имеем ли мы дело с заказной экспертизой. Но в заключении Е. Пашкина от 3 сентября говорилось, что строительство на плите не вызовет негативных окислительно-восста­но­вительных процес­сов, ведущих к разрушению культурного слоя. Одновременно, с во­пи­ющим непрофессионализмом, он предложил археологам вести раскопки под плитой «заходами до 6 метров». Забегая вперед, скажем, что ценность этой экспертизы в полной мере охарактеризовал Новгородский городской суд: заключение гидролога Пашкина не может быть принято в качестве основания для возможности продолжения строительных работ, не существует доказательств проведения им раскопок или разведочно-диагностических работ, заключение не может иметь правового значения при рассмотрении вопроса о правомерности строи­тельства на месте дома Передольского.

Для характеристики взаимоотношений Е. Пашкина, епархии и органов охраны памятников интересен следующий эпизод. Летом 2005 г. в Михаило-Клопском монастыре сотрудниками ЗАО «Инженерная гео­логия исторических территорий», как раз и возглавляемым Пашкиным, было сделано несколько шурфов. Археологические работы производились без необходимых разрешений. Однако в отчетных документах сообщалось, что исследование было произведено в соответствии с открытым листом № 344 по форме № 1, выданным 27 мая 2005 г. на культурный слой Великого Новгорода и принадлежащим совершенно другому лицу. Впоследствии стало известно, что инспектор Росохранкультуры Людмила Мищенко, находящаяся в дру­жеских отношениях с начальником епархиальной реставрации В. Ка­рагодиной, просто «покрыла» выполненные работы чужим разрешением. 25 апре­ля 2006 г. руководитель Росохранкультуры Борис Боярсков во время on-line интервью Интернет-изданию Gazeta.ru пообещал разобраться в происшедшем и проинформировать читателей. Естественно, не было ни информации, ни разбирательства. А Росохранкультура продолжала изъявлять радость от того, что на памятники культуры наконец-то пришел «эффективный пользователь».

Чуть ранее «гидрологических раскопок» Пашкина на месте строительства провел разведку доктор исторических наук археолог Петр Гай­дуков. В его заключении от 17 августа 2001 г. говорилось о перспективности и необходимости проведения на месте методически грамотных раскопок. Более того, в ходе работ 2—11 августа было найдено не­сколько уникальных предметов, в том числе берестяная грамота № 917, где читались слова «Григория калики». Как всегда, господствующая в некоторых церковных кругах «теория заговора» сыграла с епархией злую шутку: архиепископ публично заявил, что грамоту в раскоп «под­бросили» сами археологи, дабы доказать необходимость исследований. Подобная версия не делает чести ее изобретателям, кем бы они ни были. Несмотря на войну экспертиз и нарушение правовых норм, епархия смогла заключить договор на археологические наблюдения при проведении строительных работ на месте дома Передольского (договор № 22 от 20 августа 2001 г.). Чуть позже состоялось решение Новгородской администрации от 26 сентября 2001 г., где епархии давалось разрешение на проектирование и новое строительство на месте разрушенного дома.

Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy
- в инстаграм: https://www.instagram.com/podosokorsky/
- в телеграм: http://telegram.me/podosokorsky
- в одноклассниках: https://ok.ru/podosokorsky