Ледяной русский «берсерк»

 

Начало войны, как известно, было для гитлеровских оккупантов, если и не триумфальным маршем, то уж во всяком случае в успешном исходе русской компании пока мало кто в Рейхе сомневался. Иное дело военнослужащие передовых частей Вермахта. Да, ещё недавно они месяцами наблюдали оптимистичные для себя картины: уныло тянущиеся по обочинам дорог многотысячные колонны пленных красноармейцев, груды разбитой и брошенной вражеской техники, руины советских городов, через которые части Вермахта уверенно маршировали к Москве.

 

Но при всём при этом всё чаще происходили очень тревожные события, которые многих солдат Вермахта уже заставляли усомниться в обещаниях своего фюрера покончить с большевистской Россией к зимним морозам.

Один такой эпизод произошёл в сентябре 1941 года фактически на подступах к столице. До Москвы врагу оставалось всего 300 километров.

 

Тут надо сказать, что осень 1941 года выдалась очень холодной. Уже в сентябре в Подмосковье температура опустилась ниже нуля, рано выпал снег, на дорогах создалась распутица. Немцы оказались к этому явно не готовы. Но дело было не только в показавшем названным гостям из Европы свой суровый характер русском климате. Во многих подразделениях германской армии стали ощущать, что для них начинается другая война. 465-й пехотный полк Вермахта всего за два дня потерял 75 человек убитыми и ещё 25 получили ранения. Неизвестный снайпер сдерживал наступление крупного подразделения.

 

И самым неприятным для ещё недавно ощущавших себя непобедимыми гренадёр было то, что они никак не могли понять, откуда каждый раз прилетает смерть.

 

Вот как описал свои ощущения обер-лейтенант Зигфрид Гётц: «Я понимал, что этого делать нельзя, но часть меня будто не хотела прислушиваться к доводам вечного занудного ворчуна в моей голове. Так что свойственная молодости легкомысленность едва не стоила мне жизни. Я просто приподнялся и мельком взглянул на окружающий пейзаж. Как немец, я всегда остро ощущал прелести природы, и по привычке не упускал случая насладиться ею. Даже такой неприветливой и суровой, как русская. Иногда я даже успевал делать наброски в блокноте, чтобы потом по ним рассказать своей Урсуле о жизни на фронте.

Мне пора было бы уже повзрослеть, ведь это была не первая моя компания, но я оставался восторженным сентиментальным дураком. О эта врождённая сентиментальность, которой лишены все не арийский народы! Сколько мы, немцы, перенесли страданий из-за своей сентиментальности и доверчивости… Я только приподнял голову над бруствером траншеи, как мне по спине промеж лопаток ударили комья земли. Первое что я подумал – сзади разорвалась мина. Однако, я не слышал характерного воя. И тогда я понял, что меня подстрелил коварный азиатский снайпер из их стандартной винтовки системы Мосина. Когда наши санинструкторы уносили меня на носилках, мои солдаты показали мне коническую пулю, которую они сумели найти».

 

Недалёкому лейтенанту-поэту ещё повезло: пуля прошила ему навылет грудную клетку, не задев позвоночника и жизненно важных органов. С передовой везучий фриц отправился к своей Урсуле в тыловой госпиталь. А между тем его полк продолжал нести потери. И никто не мог определить откуда бьёт снайпер. Ещё два дня продолжался безнаказанный отстрел немецких пехотинцев. Солдаты были деморализованы. Офицерам приходилось угрозой оружия поднимать бойцов в атаку, но стоило им повылазить из своих щелей, как сразу появлялись новые трупы.

 

В первую очередь русский охотник выбивал именно офицеров. С польской компании полк не нёс таких потерь, и ладно бы происходил серьёзный бой с равным по силе врагом, а то ведь "сверхчеловеки" споткнулись о какого-то одиночку!

Лишь на пятый день, морозным солнечным утром, опытному наблюдателю повезло заметить отблеск оптики на броне подбитого танка Т-34.

 

Обгоревшая коробка с дырами от снарядов с первого дня стала привычной частью пейзажа, так что никто и подумать не мог, что там свил себе гнездо русский стрелок. Высланные разведчики сумели подобраться к танку со стороны кормы и через башенный люк закидали русского гранатами. Потом из любопытства выволокли его труп наружу. Это был совсем молодой солдатик. В обычной шинели и сапогах. Никакой специальной экипировки, кроме оснащённой четырёхкратным оптическим прицелом винтовки, при нём не оказалось. Почти неделю он провёл на морозе в заледеневшем танке среди погибших членов его экипажа! Голодный, с отмороженными руками и ногами, герой продолжал бить фашистов, хотя, наверное, в одну из ночей мог бы уйти, посчитав свой долг выполненным.