«Пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны»
А.И.Корк (второй) М.Н.Тухачевский (третий), С.М.Буденный (четвертый), А.И.Егоров (пятый) и В.К.Блюхер среди делегатов XVII партсъезда от РККА. 1934-й год. Репродукция Фотохроники ТАСС
Убыль высшего руководства
За один день судили и тут же расстреляли верхушку Красной армии во главе с первым заместителем наркома обороны. Во-первых, непонятно — за что судили? Какой был смысл? Говорят: шпионили, потеряв всякий стыд и совесть. Распродавали страну по частям. Готовили теракты. Собирались штурмовать Кремль…
И ни одного факта, ни одного доказательства — только собственные признания.
Одно из самых убедительных обвинений: враги пытались скинуть маршала Блюхера, но — сорвалось, и маршал даже успел осудить их в составе военно-судебной комиссии. А потом сам «загремел».
Из воспоминаний маршала И. Конева
«Блюхер был к тридцать седьмому году человеком с прошлым, но без будущего — человеком, который по уровню своих знаний, представлений недалеко ушел от Гражданской войны и принадлежал к той категории, которую представляли собой к началу войны Ворошилов, Буденный и некоторые бывшие конармейцы, жившие несовременными, прошлыми взглядами. Представить себе, что Блюхер справился бы в современной войне с фронтом, невозможно. Видимо, он с этим справился бы не лучше Ворошилова или Буденного. Во всяком случае, такую небольшую операцию, как хасанские события, Блюхер провалил…»
Пил, болел… В войсках бывал мало.
Есть эта версия: будто надо было убрать из тормозивших развитие армии стариков — ветеранов Гражданской войны. Но сомнительно, честно говоря. Отечественную, во всяком случае, встретили на немаленьких должностях все представители Первой конной. И в документальном фильме о Параде Победы кинокамера постоянно показывала, как Сталин оживленно болтает на Мавзолее со старыми друзьями — Ворошиловым и Буденным, ни с кем другим!
Молотов, Буденный, Сталин на трибуне мавзолея во время Парада Победы, 1945 года. Кадр из видеоархива
История наша безошибочно «выбраковывала» самых ярких и талантливых. Замечательный военный историк полковник Лев Лопуховский приводит такие факты. Только в 1937–38 гг. вооруженные силы безвозвратно потеряли 883 человека из своего высшего командного, начальствующего и политического состава, носивших звания, соответствующие генеральским и адмиральским. Плюс покончившие жизнь самоубийством армейский комиссар 1-го ранга Я. Гамарник, армейский комиссар 2-го ранга А. Гришин, комкор Е. Горячев и бригадный комиссар С. Соломко. С ними убыль высших советских военных руководителей составила 887 человек.
Для сравнения: за годы Великой Отечественной войны погибли, умерли и пропали без вести 416 советских генералов и адмиралов плюс 2 корпусных и 5 дивизионных комиссаров. Из них 79 скончались от болезней, 20 погибли в результате несчастных случаев и катастроф, трое покончили с собой при обстоятельствах, не связанных с боевыми действиями, а 18 были расстреляны и посмертно реабилитированы. В плен попали 77 советских генералов. Из них 23 погибших и умерших там уже учтены среди 416 потерянных безвозвратно.
Таким образом,
«чистая» убыль высшего руководства Вооруженных сил СССР только за два года репрессий в 2,5 раза превысила его же потери за четыре года войны!
По мнению Молотова, массовые репрессии — это «профилактическая чистка» без определенных границ. Главное в ней — не упустить врагов, число невинных жертв — вопрос второстепенный: «Сталин, по-моему, вел очень правильную линию: пускай лишняя голова слетит, но не будет колебаний во время войны и после войны».
Оставляю на суд читателя решать: не многовато ли было «потенциальных врагов»?
Рокоссовский, по свидетельству родных, после войны еще долгое время спать ложился с пистолетом под подушкой: «Еще раз я им не дамся». Замминистра обороны, между прочим, маршал, дважды Герой Советского Союза, командовал тем самым Парадом Победы.
Горбатов, генерал армии, тоже герой войны, Берлин брал. Был люто пытан, но, к счастью, выдюжил. Амнистирован Берией.
Две армии
Было у нас две армии. Одна — народная в полном смысле этого слова. Возглавляемая вахмистрами и унтер-офицерами, некоторые за 20 лет прошли академическую обкатку, цивилизовались, некоторые оказались, в конце концов, талантливыми людьми. Но «классового чувства» не утратили все.
Павел Дыбенко (входил в состав Специального судебного присутствия, осудившего на смерть группу высших военачальников по делу Тухачевского).
Из выступления Павла Дыбенко на заседании Военного совета:
«Вот причины, которые дали мне возможность в 1931 г. у вас, т. Сталин, назвать Тухачевского мерзавцем, подлецом. У меня было много данных. Я думаю, что сейчас командный состав знает, какую кличку мне присвоили. Почему у нас как будто хуже дело шло, а у Якира и у Уборевича лучше? Потому что здесь, в центре, сидели враги и выставляли в красочном свете работу Уборевича и Якира. А Белова как называли? Ворошиловский фельдфебель. <…> Дыбенко как называли? Ворошиловский унтер-офицер. Я думаю, что достаточно данных о том, какую клевету на нас возводили. Заявляли, что мы безграмотные. Я заявляю Политбюро, что мы грамотнее их в военном деле, но нам не верили, нам заявляли, что вы дураки, идиоты…»
Павел Дыбенко
Другая армия была офицерско-генеральской. Не из лучших офицеров, надо прямо сказать. Запуганных (содержание их речей вызывает отвращение — сплошное лицемерие и ложь). Подозреваемых постоянно в предательстве и вынужденных чаще, чем надо, опровергать это подозрение. Получилось у немногих.
Но что-то же их всех объединяло?
И те и другие всегда были чужды своему народу, неизменно стояли над ним с указующим перстом и карающим мечом. Народ для них был масса, расходный материал, подопытный кролик.
Воевать со всем миром
Лопуховский пишет: «Практически все ближайшие соседи СССР зачислялись в потенциальные члены антисоветской коалиции, а о каких-либо его союзниках не было и речи. При подсчетах сил вероятных противников учитывалась даже единственная танковая рота армии Афганистана… <…> По существу, Советский Союз всерьез готовился воевать ни больше ни меньше как со всем окружавшим его миром одновременно и надеялся выиграть такую войну. Столь масштабное противостояние потребовало к 1938 г. увеличить армию мирного времени до 92 стрелковых дивизий и бригад, 22 кавдивизий, 6 мехкорпусов, 20 отдельных танковых и механизированных бригад, 53 авиабригад. После мобилизации к ним должны были добавиться еще 68 стрелковых дивизий. Таким образом, Красную армию численностью в 850 тыс. человек после начала войны планировали развернуть до 4,7 млн, к которым в течение первого года войны должны были прибавиться еще 600 тыс. Для вооружения такой армии требовались 18 тыс. танков, 50,3 тыс. орудий и 7,5 тыс. боевых самолетов».
Тухачевский называл еще более удивительные цифры. Скажем, танков к 1930 году он требовал 50 000…
«Нельзя забывать, что все эти умопомрачительные горы вооружений хотели ввести в строй в течение пяти лет, начиная с 1933 г., когда прямые угрозы СССР существовали только в воспаленном воображении его высших руководителей».
Конечно, «прежде всего астрономическое количество военной техники, запрашиваемое Тухачевским, свидетельствует о его слабом знакомстве с действительным положением дел в советской промышленности. СССР унаследовал далеко не самую развитую экономику царской России, в значительной степени подорванную сначала революцией и Гражданской войной, а затем длительной разрухой. Принимаемые в то время планы производства были чрезмерно завышены и хронически не выполнялись. Работая на пределе возможностей, в 1930–1933 гг. страна смогла произвести только 9224 самолета (включая гражданские) и 7865 танков и танкеток».
Но «в военном деле Тухачевский разбирался куда лучше, чем в экономике, и был большим поклонником новейших технических средств».
***
Накануне суда над Тухачевским был специально по этому случаю созван Военный совет при наркоме обороны. 63 человека плюс 116 специально приглашенных высших командиров «с мест». Что они говорили!
Комкор Николай Криворучко:
«Вот этот самый командир дивизии, его отец раскулачен, большой кулак был около Харькова где-то; браты раскулачены, даже были приговорены к высылке. Но поскольку он командир, он поехал туда, там с местными властями договорился и забрал к себе двух братов и батьку. Батька умер уже в Гайсине, почти сейчас же, как только приехал; один брат повесился у него на квартире, другой — на сегодняшний день сторожем стрельбищного поля. Жена повесившегося брата с детьми живет около него. Как на сегодняшний день можно положиться на этого командира, если он видит плачущих детей и взял под крылышко эту сволоту? Если ты хочешь порвать с ними, так должен сказать: высылают — черт с вами, я порвал с вами».
Николай Криворучко
«Якир был, Якира сегодня нет — он для нас умер. Якир — это сукин сын, и, если нужно, несмотря на то, что я с ним проработал 16 лет, я сам возьму его за горло и придушу как жабу».
…Криворучко был убит на следствии в августе 1938 года.
Отдельная новелла, украсившая стенограмму совета, это неожиданно поднятый Сталиным вопрос о книжке воспоминаний комкора Ивана Кутякова о Гражданской войне, написанной задолго до 1937-го. Оказывается, автор недостойно отозвался о Первой конной армии. А командарм 2-го ранга Александр Седякин написал к ней предисловие.
Сталину не понравилась брошюра воспоминаний И. Кутякова:
«…Не печатают. Прочти. Я очень занят, спросил военных. Говорят, дрянная. Клима спросил — дрянная штука. Прочитал все-таки. Действительно, дрянная штука. (Смех.) Воспевает чрезвычайно польское командование, чернит чрезмерно наше общее командование. И я вижу, что весь прицел в брошюре состоит в том, чтобы разоблачить Конную армию, которая там решала дело, тогда и поставить во главу угла [свою] 28-ю, кажется, дивизию».
Кутяков был к тому времени уже арестован (впоследствии — расстрелян). А Седякин — вот он:
Оправдывается командарм 2-го ранга Александр Седякин:
«…Я должен здесь, перед членами Политбюро и Военным советом, заявить, что с того времени, как я написал это самое злосчастное предисловие, искренне говорю это перед своей совестью и перед вами, должен в этом признаться, я сбился с правильного пути, по которому должен идти честный большевик, честный командир Красной армии».
«Я не из тех людей, которые оправдываются ради того, чтобы оправдаться. Но я хочу доложить здесь Военному совету, народному комиссару и правительству те обстоятельства, которые могли бы дать вам возможность судить, что в данном случае при написании предисловия к книге Кутякова мною руководил злой умысел, что я — подлец, или же это что-то другое».
Александр Седякин, поручик царской армии, кавалер двух орденов и Георгиевского оружия за Первую мировую войну, двух орденов Красного Знамени. В 1937 году — начальник управления Наркомата обороны, командарм 2-го ранга. Расстрелян в 1938-м.
В феврале 1936 года в состав Военного совета при наркоме обороны входило 85 человек. Из них до войны или в ее самом начале были расстреляны 67. Трое покончили с собой, маршал Блюхер замучен во время следствия, двое осуждены, а еще двое арестовывались, но потом были освобождены. Командарм 1-го ранга С. Каменев успел умереть своей смертью в 1936-м, но и его посмертно объявили «врагом народа». То есть к началу войны осталось девять человек. Правда, 6 ноября 1940-го совет был упразднен.
Егоров и Ворошилов, 1935 год. Фотохроника ТАСС
«Я вредитель-изменник-враг»
Потом стенограмма Военного совета была на десятилетия заперта в самых закрытых архивах. Она — стопроцентно подлинная. Это протокол суда, скорее всего, потом подделали, даже «совершенно секретный» экземпляр, распространявшийся строго по номерам. По нему, действительно, трудно (невозможно даже) восстановить истинный образ трагедии.
Я бывал в этой комнате, в то время служебном кабинете Московского облвоенкома. Кто был здесь тогда? Восемь подсудимых. Суд. Конвой. Маршал А. Егоров, первый замнаркома, которому было поручено наблюдать за порядком (расстрелян), комдив М. Лукин, комендант Москвы (тяжело ранен под Вязьмой, попал в плен, мужественно там держался, отказался перейти к Власову).
А судьи — кто?
- Председатель — армюрист В. Ульрих.
«Специальное военное присутствие», именно для этого назначенное:
- командарм 2-го ранга Я. Алкснис (расстрелян),
- командующий Особой Краснознаменной Дальневосточной армией — маршал Советского Союза В. Блюхер (умер во время следствия);
- командующий Московским военным округом — маршал Советского Союза С. Буденный;
- начальник Генерального штаба РККА — командарм 1-го ранга Б. Шапошников;
- командующий войсками Белорусского военного округа — командарм 1-го ранга И. Белов (расстрелян);
- командующий войсками Ленинградского военного округа — командарм 2-го ранга П. Дыбенко (расстрелян);
- командующий войсками Северо-Кавказского военного округа — командарм 2-го ранга Н. Каширин (расстрелян);
- командир 6-го кавалерийского казачьего корпуса им. т. Сталина — комдив Е. Горячев (застрелился).
Всего из девяти выжили Ульрих, Буденный и Шапошников.
В чем же признавались подсудимые?
Тухачевский: «Я не знал, что Домбаль — польский шпион. Домбаль был принят в Советский Союз как член парламента, который выступал за поражение польской армии и за призыв в Красную армию при вступлении ее в Варшаву. Под этим углом зрения было и мое знакомство с ним и встречи. Я знал его как члена ЦК Польской компартии. <…> Так как он оказался польским шпионом, то я несу полную ответственность как за участие в шпионаже в пользу Польши…»
Корк: «Исходя из установок, которые давал мне Тухачевский, я проводил ряд мероприятий отрицательного порядка в подготовке штабов. <…> Создавалась исключительно сложная документация, которая усложняла работу командира, сковывала его инициативу. Внешне работа как будто кипела, а толку было мало. Так продолжалось до 1934 года, когда народный комиссар обратил на это внимание и категорически это запретил. <…>
Когда я был назначен в Германию в качестве военного атташе, Тухачевский дал мне точное задание, чтобы я постарался узнать, помнят ли немцы Тухачевского, какого они мнения о тех маневрах, которые Тухачевский проводил, показывая войска немцам. Мой помощник в Берлине Шнитман и я послали в Разведупр для Тухачевского ответ, что немцы помнят Тухачевского, очень хорошо помнят маневры и помнят то приветливое отношение, которое они встретили со стороны Тухачевского в 1936 году. В 1938–39 гг., когда я был в Германии, основная группа лиц, вошедших потом в состав нашей организации, успела пройти через германский рейхсвер (год или полтора, для разных лиц по-разному) — был Якир, Уборевич, Эйдеман, были и другие лица».
Тов. Дыбенко (Уборевичу): «Ваша вредительская работа началась с момента назначения вас начальником вооружений?»
Подсудимый Уборевич: «Наоборот, я открывал вредительскую работу старых офицерских кадров».
Тов. Дыбенко: «Для того чтобы замаскировать свою собственную вредительскую работу?»
Подсудимый Уборевич: «Нет».
Тов. Белов: «Какую вредительскую работу вы проводили?»
Подсудимый Уборевич: «Никакой вредительской работы я не проводил».
Тов. Дыбенко: «Непосредственно шпионскую работу вы вели с немецким генеральным штабом?»
Подсудимый Уборевич: «Не вел никогда».
Тов. Дыбенко: «Вашу работу вы считаете шпионско-вредительской?
Подсудимый Уборевич: «С 1935 года я вредитель-изменник-враг».
Тов. Дыбенко (Тухачевскому): «Вы преследовали поражение нашей армии; в 1921 году вы вызвали диверсанта Путна, чтобы усилить восстание под Кронштадтом (!); в 1918 году отказались подписать заявление против Троцкого, в 1918 году, как вы говорите, приехали в Россию, бежав из плена. Мне кажется, что вы не бежали из плена, а приехали как немецкий шпион».
Подсудимый Тухачевский: «Я убежал из Германии до Октябрьской революции, поэтому такую задачу, как разложение советской армии, я получить не мог. Что касается моего выступления против Троцкого в 1923 году, то мною лично был написан доклад по этому поводу и послан в ЦК… Я сам написал доклад о той невозможной неразберихе, которая создалась в армии, о никчемности руководства и т. д.».
Последнее слово Уборевича — самое короткое из всех. «Процесс освободил меня от кошмаров заговора и дьявольских директив Тухачевского, сиречь Троцкого, немецкого генерального штаба. Я умру сейчас с прежней верой в победу Красной армии. Красную армию подготовят крепко к этим победам. Всё!»