«В условиях неочевидности»...

Как видимость в суде присяжных изменяется в зависимости от того, представляет ли свои аргументы защита или обвинение.

Деревня Аксаныш, куда мы с женой осужденного Виля Гареева и его адвокатом отправились прямо из аэропорта Уфы, живописна: под горой у леса, на слиянии трех речек. На месте пожарища и гибели двух дачников 22 февраля 2015 года уже выросли трава и новый дом. Но Гареев сможет снова увидеть эти места только через 19 лет, если третий — обвинительный — вердикт присяжных не будет отменен так же, как и первые два — оправдательные.

На дорогу от Уфы мы потратили час, но в распутицу на легковой машине сюда можно и не проехать. Зато зимой, когда ямы на дороге заполняются льдом, дорога занимает всего минут 40. Но это, если не буран.

В субботу, 21 февраля 2015 года, в Аксаныш съехались его обычные воскресные обитатели — дачники, любители охоты и рыбалки. А в воскресенье, 22-го, как раз разыгрался буран. Гареев на своем внедорожнике Nissan Pathfinder застрял в самом центре деревни возле магазина так плотно, что никто не смог его вытащить, хотя попытки были. Правда, Гареев был пьян, но по материалам дела создается впечатление, что в этот вечер почти все в деревне были пьяны, и большинство узнало о пожаре только утром, при котором погибли двое дачников — Роженцов и Сухоручкин.

Дело о двойном убийстве было возбуждено через месяц, когда судебно-медицинский эксперт исследовал то, что осталось от Роженцова и Сухоручкина, и сделал вывод, что повреждения были ими получены еще при жизни. Заключение это, впрочем, может свидетельствовать и о том, что оба угорели от камина и потеряли сознание, а повреждения могли быть получены и в результате падения балок при пожаре. «Предмет, с помощью которого могли быть причинены аналогичные повреждения» — металлическую часть колуна — следователь якобы нашел вблизи сгоревшего дома спустя несколько месяцев, но и никаких следов на себе колун не сохранил.

Еще до этого, но спустя месяц и более после пожара, следователь допросил человек 30 — всех, кто 22 февраля застрял в Аксаныше. По сумме этих показаний его внимание привлек к себе Гареев. За несколько часов до пожара он подрался с другим дачником и даже получил при этом перелом ребер, а еще до этого заходил в дом, где выпивали Роженцов и Сухоручкин с просьбой помочь вытащить машину. Как раз тогда еще один дачник позвонил Роженцову, Гареев выхватил у него трубку, чтобы поздравить того с праздником, а на вопрос, что он делает у Роженцова, со смехом ответил: «Сейчас я их буду убивать».

Понятно, с одной стороны, что задумавший убийство человек об этом рассказывать вот так прямо вряд ли будет, но с другой — надо все-таки проверить и эту версию, тем более что других-то не видно. И в сентябре 2015 года, то есть спустя 5 месяцев после пожара, следователь нашел и допросил некоего Борисова, который с двумя другими временными рабочими ремонтировал чью-то дачу и жил в строительном вагончике. Борисов дал показания, что около 22 часов, то есть как раз в момент начала пожара, он вышел из вагончика в уличный туалет и видел в доме Роженцова «вспышку», а затем оттуда вышел Гареев — «ярко светила луна» (из показаний Борисова).

С женой Гареева Региной и его адвокатом Рузилем Ахмадишиным мы приехали в Аксаныш, чтобы я мог представить, как все это выглядело здесь в тот вечер. Вагончика, из которого якобы вышел Борисов, уже нет, но полусгнившая будка туалета в кустах осталась. На месте Борисова едва ли кто-то полез бы из вагончика в темноте через сугробы в эту будку, чтобы справить нужду (извините за подробности). До дома Роженцова, где Борисов якобы видел «вспышку», отсюда 124 метра — расстояние точно измерил адвокат. Они с Региной специально приезжали и зимой, чтобы поставить «следственный эксперимент» — кавычки, так как суд отказался придать процессуальное значение этому доказательству защиты. Но нам-то важно посмотреть своими глазами. Если бы я был присяжным, я бы тоже усомнился в том, что Борисов мог узнать Гареева, с которым впервые познакомился за несколько часов до этого, с расстояния чуть больше футбольного поля. Тем более что «яркая луна» вовсе не светила, а, по всем показаниям свидетелей и по справке из метеобюро, свирепствовал буран.

Есть в деле и показания другого свидетеля о том, что в районе 22 часов Гареев заходил к нему все с той же просьбой помочь вытащить машину. От этого дома до сгоревшего около километра. И со сломанными ребрами быстро преодолеть это расстояние Гареев вряд ли бы смог. Да и в драке он вряд ли сумел бы разделаться с двумя мужчинами (впрочем, положение трупов возле стола и не говорит ни о какой драке). Да и мотива у него для этого серьезного не было.

Сокращая массу запутанных деталей, отметим лишь, что показания Борисова — единственное прямое доказательство вины Гареева. Однако работяга Борисов был судим и состоял на учете в наркодиспансере — на такого нетрудно нажать, чтобы он сказал то, что нужно следствию. Первому составу присяжных он не был представлен — его не нашли, для второго он давал показания по видеоконференцсвязи из Читы, а когда дело попало к третьему составу присяжных, Борисов уже умер (причина не выяснена), и его показания зачитало присяжным обвинение.

Дело это рядовое в том смысле, что тут нет ни коммерческой составляющей, ни тем более политического заказа. Преступление (если это вообще не несчастный случай) было совершено «в условиях неочевидности» (как в таких случаях говорят следователи), следственные действия по нему были проведены с запозданием — в частности, не были установлены лица, застрявшие в ту буранную ночь на выезде из Аксаныша (о них рассказывают некоторые свидетели).

Может быть, все было так, как представил следователь: по пьянке случается и жуткая дичь. Но присяжные, в отличие от следователей и, увы, большей части судей, обычно стоят на позициях презумпции невиновности: сомнения толкуются в пользу подсудимого. Присяжные на процессах в Верховном суде Башкортостана в Уфе оправдали Гареева дважды: в ноябре 2016 года и после отмены приговора в Верховном суде РФ, в феврале 2017 года. Но и этот приговор был отменен.

Для третьего пересмотра дело было «расписано» (простой резолюцией руководства суда) на рассмотрение постоянным составам ВС РБ в Стерлитамаке, отстоящем от Уфы (где проживают все участники процесса и свидетели) на 130 км. В составе этой коллегии присяжных оказались только жители Стерлитамака, что было бы просто невероятно, если бы кандидатов вызывали, как требует закон, повестками по спискам всех жителей Башкортостана.

Перед началом процесса весной 2018 го­да, на который Гареев, освобожденный по прежнему вердикту, приехал из Уфы и был тут же вновь взят под стражу, проходил отбор присяжных, когда каждому из кандидатов задавался стандартный вопрос: нет ли у вас знакомых среди участников дела и в суде. Кандидат Эльза Виговская, ставшая затем старшиной присяжных, ответила, что нет. Но в ходе суда защита, заметившая тесное общение Виговской с секретарем того же заседания Эльзой Нигматуллиной, порылась в интернете и нашла заметку на сайте газеты «Стерлитамакский рабочий», опубликованную в сентябре 2015 года. Корреспондент газеты взял общее интервью у нескольких матерей в школе для детей с отставанием в развитии. Двое из них — это «две Эльзы» (такой подзаголовок был дан в заметке): Виговская и Нигматуллина. Защита также установила и факт их общения в социальной сети «ВКонтакте».

Эти же адвокаты поставили перед Верховным судом РФ вопрос об отмене третьего, обвинительного приговора по основаниям, которые являются безусловными. 27 ноября 2018 года коллегия ВС РФ оставила обвинительный приговор в силе. В определении говорится: «Из объяснений секретаря судебного заседания Нигматуллиной следует, что она не знакома лично с Виговской». Но речь о возможном преступлении против правосудия и просто «объяснения», которое к тому же почему-то не сохранилось в окончательно сформированных в Верховном суде РБ материалах этого дела, в этом конкретном случае вряд ли достаточно.

Не ответил Верховный суд РФ и на вопрос, как в коллегии присяжных могли оказаться только жители Стерлитамака. А ответить на него и невозможно, если не признавать преднамеренный, а не случайный вызов кандидатов в присяжные.

«Ну, барин, — закричал ямщик, — беда: буран!»… — все помнят эти слова из «Капитанской дочки». Описываемые здесь события случились как раз невдалеке от тех мест, где герой этой повести Петр Гринев встретил Емельяна Пугачева. Но буран — еще не та беда. Отсутствие справедливого суда — вот что вызвало и тот бунт «бессмысленный и беспощадный», и рано или поздно может вызвать в России и новый.