«Попал в плен? Ну держись там»: как московский драматург пять лет провел в домашнем рабстве

Михаил Жилкин — рано состарившийся и поседевший мужчина чуть за сорок — смотрит на высокий забор. На несколько секунд он задумывается и понимает, что не сможет перелезть через него из-за больной ноги, а за забором его ждет не свобода, а тюрьма побольше — Чеченская республика. Пленник не решается бежать еще и потому, что знает: его задержит и вернет назад первый полицейский патруль.

Постояв еще немного, Михаил вздыхает и возвращается в подсобное помещение, выделенное ему для жилья. Там он работает до поздней ночи, затем приносит себе воды и ложится спать. По дворику лениво гуляют козы.

Так проходит типичный день рабства Жилкина на заброшенной автомойке возле города Шали.

Подмосковье, дом, «черные риэлторы»

История, обернувшаяся для Жилкина несколькими годами неволи, началась в 2009 году. Михаил, тогда занимавший пост заместителя художественного руководителя театра «Геликон-опера», решил продать две однокомнатные квартиры в Москве, чтобы рассчитаться с долгами после смерти родителей. На оставшиеся деньги он купил себе дом возле подмосковного Наро-Фоминска.

«Дом был пустой, поэтому его нужно было отделать. Я нанял местную фирму — она там одна была, руководил ей некто Кирилко Юрий Викторович. Вот этот человек оказался „черным риелтором“», — вспоминает мужчина. Он рассказывает, что Кирилко, оформляя документы на ввоз стройматериалов на участок, за два часа переписал половину дома на себя в регистрационной палате.

Михаил обратился в суд; в ходе процесса он выяснил, что у Кирилко есть влиятельные родственники — сестра служит в полиции, муж сестры — оперуполномоченный, а зять — прокурор. «Вот такая у них банда. Куда я только с этим ни обращался, мне все говорили, что такого не может быть, что все это полнейшая ерунда, что у нас правовое государство. Все мои жалобы возвращались им же. Они мне их показывали, смеялись в лицо», — возмущается мужчина.

Параллельно с судом Жилкин отнес заявление о преступлении следователю. Человек в погонах нехотя принял бумагу, а затем спросил: «Что ты ходишь так спокойно по улицам? Ты знаешь, сколько пьяных тебя здесь могут убить, в любой момент машиной переехать? Никто же тебя не найдет».

Судебный процесс о праве собственности на дом длился несколько лет. После одного из заседаний Жилкин попал в больницу — ему стало плохо после перенесенного инсульта. По словам Михаила, в больнице его стали колоть трамалом — наркотиком, который выписывают умирающим больным. Узнав это, он бежал от медиков и попал прямиком в руки «риэлторов», которые отвезли его в свою квартиру и потребовали отказаться ото всех претензий на дом, угрожая убийством. «Мне ничего не оставалось, как согласиться. На следующий день меня привезли в суд, я подписал, что отказываюсь ото всего. Тогда они, видимо, приняли решение от меня избавиться», — рассказывает Жилкин.

После суда его отвезли в трехкомнатную квартиру в Наро-Фоминске. В квартире постоянно жили семь-восемь человек; они, по словам драматурга, занимались «грязной работой» для остальных членов банды — рэкетировали рынок, торговали наркотиками, передавали посылки на зону. «Меня сразу хотели убить, но я их убедил, сказал, что я могу работать через интернет и зарабатывать деньги. Я зарабатывал около 30 тысяч, создавая контент для сайтов с классической музыкой. Все деньги у меня отбирали, избивали. Я не мог никуда выходить. Несколько раз я пытался написать своим знакомым через интернет, и ответ был один — либо „ты сошел с ума, такого не может быть, какой плен“, либо — „ну, держись“», — говорит Михаил.

Раз в несколько дней квартиру навещал оперативник по фамилии Сухоруков; каждый раз он показывал рукой в сторону Михаила и спрашивал у остальных, почему этот человек еще жив. Отчаявшись, драматург написал одному случайному знакомому — чеченцу, с которым они познакомились на премьере в «Геликон-опере». Собеседник неожиданно поверил словам Жилкина и спросил, где его держат. Михаил назвал адрес; меньше чем через день в квартиру пришли несколько крепких парней, которые избили всех, кто находился в помещении, вывели его из дома и отвезли в Москву.

Чечня, рабство, «обычное дело»

Свое состояние в тот период Михаил описывает как «крайне ужасное»: «У меня не было ни документов, ни сбережений. Я жил у одного очень хорошего человека, театрального критика, к сожалению, ныне покойного». Время от времени его навещал один из чеченцев, которые его вызволили, — Ибрагим Гуржиханов. Он предложил Жилкину помочь с возвратом дома за половину его стоимости и на время переехать в Петербург, чтобы через свои связи сделать паспорт и прописку. «Моя глупость была в том, что я согласился, что я пошел на сделку с дьяволом, потому что уже тогда понимал, что через суды я ничего не добьюсь», — сетует Михаил.

В Санкт-Петербурге мужчина пробыл около полугода. Он восстановил пенсию по инвалидности, после чего Ибрагим позвал его с собой в Грозный. «Я рассуждал, что смогу там нормально существовать — там недорого снимать квартиру, моя пенсия по инвалидности как раз покрывала стоимость аренды. Но когда я приехал, Ибрагим начал вести себя по-другому. Он сказал, чтобы я не чувствовал себя человеком, что теперь я должен ему до конца жизни, отобрал у меня пенсионную и зарплатную карточки и паспорт. Сказал, чтоб я не рыпался, что он мне будет выдавать из моей зарплаты прожиточный минимум, даст свободу передвижения, потому что я все равно никуда не сбегу из города. И если я что-то скажу, то больше суток не проживу», — рассказывает Жилкин.

Из Грозного его вывезли в Шали и поселили в подсобном помещении на заброшенной автомойке за чертой города. В здании не было воды; Михаилу приходилось носить ее из колонки на расстоянии в 200 метров. «Без лекарств у меня все время болела голова, по заданию Ибрагима я сутками работал в интернете — получалось около 30 тысяч в месяц. Для Чечни это хорошие деньги. Пишут, что у них средняя зарплата 20 тысяч, но на самом деле, после всех отчислений в фонд Кадырова, они получают на руки тысяч семь-восемь. Примерно пять-семь тысяч каждый месяц мне оставлял Ибрагим, чтобы я покупал себе еду».

По словам драматурга, он не пытался бежать — Ибрагим рассказал, что у него есть родственные связи в полиции, и что люди в Чечне часто теряются, а его никто и не будет искать: «К тому моменту я уже психологически сломался, подумал — ну, пусть так и будет. Причем меня периодически навещали люди — рядом было придорожное кафе, на саму мойку иногда приезжали родственники, чтобы помыть машину. То есть люди знали, что меня там держат, но не обращали внимания — для Чечни обычное дело».

Через год Жилкин смог уговорить Ибрагима переселить его в Грозный — плохой интернет на автомойке мешал ему работать. Пленника оставили в квартире на проспекте Мухаммеда Али, 23. «Это квартира его отца. Она немного убитая, старая, дом из-под бомбежки, зимой тяжело, но жить можно, это хотя бы жилое здание, там была хотя бы вода», — объясняет Михаил.

Драматург продолжил зарабатывать через интернет, его доход приблизился к 50 тысячам рублей в месяц. Квартиру не запирали на замок, поэтому он познакомился с соседями, которые время от времени приносили ему еду или отправляли детей помочь ему с уборкой квартиры. «Они тоже все знали и сочувствовали, о них у меня остались самые теплые впечатления. Но ничем помочь они мне не могли. Ибрагим — очень влиятельный человек со связями», — говорит Жилкин.

В квартире на проспекте Али мужчина прожил около трех лет. К концу 2016 года Ибрагим начал требовать от него зарабатывать все больше; увидев, что пленника кормят соседи, он разозлился и перестал оставлять деньги вообще. Михаил сутками не выходил из-за компьютера, не высыпался и чувствовал себя все хуже. Он решил поговорить с Ибрагимом и попросить оставить ему хотя бы немного из зарплаты: «Но он — человек сильный и здоровый, привыкший все решать кулаками. Разговор закончился тем, что он меня побил — бил в голову, зная о моем инсульте и зная, чем это может закончиться. К тому моменту он уже вынудил составить завещание на его имя и оставить ту половину дома в Наро-Фоминске. Я так понимаю, он хотел меня прикончить».

Всерьез опасаясь за свою жизнь, Жилкин написал худруку «Театра.doc» Елене Греминой. Гремина свела его с «Мемориалом»; правозащитники объяснили драматургу, что ему срочно надо бежать. Освободиться ему помог знакомый, давно знавший о его истории — ночью он вывез пленника в Ингушетию. Там Михаил сразу же лег в больницу, где у него диагностировали сотрясение мозга.

По словам Михаила, после его бегства Ибрагим пришел в ярость: «Мне рассказывали, что он утверждал, будто я навлеку позор на их род. Они созвали совет старейшин, на котором неожиданно глава семейства осудил самого Ибрагима — но не за то, что он держал меня в рабстве, а за то, что поднял руку на старшего человека. После Ингушетии в марте этого года я перебрался в Москву и поселился в „Театре.doc“. Там меня нашли люди от их семьи, сказали — „Ибрагим был не прав, мы его осуждаем, но ты молчи и будешь жить спокойно“», — говорит Михаил.

Через несколько месяцев умер вступившийся за Михаила глава рода Гуржихановых. Жилкину рассказали, что Ибрагим убедил остальных заставить драматурга «замолчать навсегда»: «У Ибрагима намечается хорошая карьера в правительстве республики. Ему не нужны скандалы или хоть какое-то пятно на репутации. Мне сказали, что он вылетает в Москву, и тогда я решил, что меня спасет только огласка».