Та самая аптека, улица, фонарь...
Благодаря одной рекламе, покорившей телезрителей в середине нулевых годов, практически каждый житель нашей страны знает главные строчки двух четверостиший Блока:
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Но мало кто знает, что в Петербурге и правда существует та самая аптека, на той самой улице, рядом с тем самым фонарем. Осталось сюда только прийти ночью...
Почему ночью? Произведение Блока хоть и признано современниками вершиной его творческого искусства, но будем честны, в первую очередь было заказухой, направленной на предотвращение серии самоубийств, волной прокатившихся по дореволюционному Петербургу, и как сейчас топовые блогеры писали о «Синих китах», так тогда на выручку пришел Александр Александрович. Почему именно образ аптеки? Потому что в те годы первую помощь при несчастных случаях и неудавшихся попытках самоубийства оказывали именно там, а разве мог кто-то лучше описать боль, страдания и цикличность, чем вечно больной и мнительный Блок?
Многие ошибочно принимают за «ту самую» другую, не менее важную для поэта аптеку. Находилась она по адресу: улица Декабристов, 57, сразу по соседству с бывшим домом автора. Туда он постоянно ходил за своими лекарствами, и ее образ он описал в другом произведении, также посвященному проблемам самоубийств — «Пляски смерти»:
Пустая улица. Один огонь в окне.
Еврей-аптекарь охает во сне.
А перед шкапом с надписью Venena,
Хозяйственно согнув скрипучие колена,
Скелет, до глаз закутанный плащом,
Чего-то ищет, скалясь черным ртом...
Нашел... Но ненароком чем-то звякнул,
И череп повернул... Аптекарь крякнул,
Привстал — и на другой свалился бок...
А гость меж тем — заветный пузырек
Сует из-под плаща двум женщинам безносым
На улице, под фонарем белесым.
Сейчас торопливый читатель крикнет: «Слава, хватит нам про другую аптеку писать! Хотим про ту!». Так вот, первого октября, после разгоревшейся семейной драмы Блок вышел прогуляться, когда он вышел из дома, ноги понесли его в другую сторону, не привычным маршрутом, а к Мариинскому. Там возле всемирно известного театра он и спас собравшегося топиться матроса, которого вытащил из канала и довел до ближайшей аптеки. Современники и очевидцы поговаривают, что этот случай подтолкнул поэта на сочинение своего произведения, а возможно, в тот момент ему в голову пришли и некоторые строки будущего хита.
В те годы это была новая, еще пахнущая деревом аптека Ново-Мариинская, расположенная в доме под номером двадцать семь на Офицерской улице (ныне Декабристов), вот она то и стала главным героем бессмертного произведения. Согласно «Российскому медицинскому списку», она была открыта в 1910 году, и ее владельцем был Яков Мандельштам, предвижу ваш вопрос, но вроде не родственник, а вот «ледяная рябь канала» относится к расположенному рядом Крюкову каналу. Прошло больше века, хозяин у этой аптеки сменился, а вот дом остался, да и аптека в нем есть, и вот почему-то хочется голосом Крамарова крикнуть: «А вон оно — дерево». Хотя вернее будет так: «а вот и он — фонарь!».
Хотел бы уже закончить пост, но надо обязательно упомянуть и другие строки, опять посвященные той самой аптеке. Заветную память потомкам оставила Анна Ахматова, написав произведение, которое впоследствии стало своеобразным поэтическим памятником Александру Блоку и воспетому им фармацевтическому заведению:
Он прав — опять фонарь, аптека,
Нева, безмолвие, гранит...
Как памятник началу века,
Там этот человек стоит —
Когда он Пушкинскому Дому,
Прощаясь, помахал рукой
И принял смертную истому
Как незаслуженный покой.