Чеховское ружьё крупного калибра в Европейском союзе
А.П. Чехов однажды заметил: «Если вы в первом акте повесили на стену ружьё, то в последнем оно должно выстрелить». Этот принцип с тех пор называется «чеховское ружьё»
Созданный волей народов великий, могучий Евросоюз повесил на стену даже не одно ружье, а целый арсенал, вследствие чего стрельба представлялась неминуемой.
Принцип liberum veto, то есть обязательного единогласия по важным вопросам, в частности по бюджету, сделался ружьём самого крупного калибра. В 1957 году, когда подписывался Римский договор об учреждении Европейского экономического сообщества, в него вошли шесть стран: Франция, Италия, ФРГ (как наследники империи Карла Великого) и примкнувший к ним Бенилюкс. Очевидно, что коллегия, состоящая всего из шести субъектов (а фактически из трёх: страны Бенилюкса сидели тихо и не шебаршили), может позволить себе liberum veto.
Тем более что первоначально в ЕЭС входили страны, более или менее схожие в хозяйственном и культурном отношении, а предмет общего регулирования расширялся очень осторожно, без позднейшего брюссельского головокружения от успехов. Достигать единогласия было относительно легко.
В сегодняшний ЕС входят 27 стран — в четыре с половиной раза больше. Даже чисто математически риск несогласия растёт по экспоненте. Культурная и хозяйственная однородность в нынешнем ЕС даже и не ночевала. Разница между Австрией и Болгарией вряд ли меньше, чем между Эстонской и Таджикской ССР — и в случае с последними известно, чем всё кончилось.
И при этом амбиции брюссельского обкома только возрастают. Чем не ружьё на стене?
Что и произошло. Польша и Венгрия, недовольные бюджетным планом ЕС на 2021—2027 годы, наложили вето на проект. Отчасти потому, что, с точки зрения двух стран-диссидентов, ассигнования, выделяемые им, слишком малы — время халявы кончилось. Но главным образом потому, что подаяния из союзного бюджета в Брюсселе решили впредь строго увязывать с так называемым верховенством права, под которым разумеется неукоснительное соблюдение общеполитических требований центра. Как то: права меньшинств (однополые браки, гей-парады, etc.), принципы судоустройства (недопустимость вмешательства исполнительной власти в формирование судебных коллегий), права мультикультуральных беженцев, которые должны всячески поощряться, несмотря ни на что (чего в Венгрии и Польше совсем не наблюдается: «граница на замке», etc.).
То есть ЕС внятно заявил о себе как об идеократическом образовании. Кому идейные принципы ЕС не по сердцу, для начала перекроем кислород, а там, если диссиденты будут упорствовать, ещё что-нибудь придумаем.
Ирония истории в том, что полвека назад те же Венгрия и Польша боролись за звание самого весёлого барака в социалистическом лагере. Если Болгария, ГДР и Чехословакия проявляли идейную твёрдость (сегодняшнему еэсовскому начальству понравилось бы), то мадьяр и лях демонстрировали (в пределах возможного, конечно, — совсем уж откровенно напрашиваться на братскую помощь было боязно) фронду и попустительство.
Другое дело, что советская идеократия тогда уже была сильно на спаде и в Москве — не то что нынче в Брюсселе — на многое смотрели сквозь пальцы. Не переходят на сторону геополитического противника — и ладно.
Чем кончится нынешний эпизод, сказать трудно. Всё-таки история евросообщества богата компромиссами. Хотя компромиссы компромиссами, а Великобритания больше не в ЕС. Оппортунизм и смазывание вопроса тоже имеют предел.
Тем более что и для мадьяра с ляхом, и для брюссельского обкома вопрос о гей-парадах и мультикультуральных беженцах приобрёл принципиальный характер. Уступить было бы порухой чести.
Ну а нам, помнящим судьбу великого и могучего социалистического содружества, остаётся только высказать пожелание: «А мне, пожалуйста, чашечку кофе».