Данелия снял страну нашей мечты: "Любишь, но без пафоса"

Понятно, у каждого свой Данелия, Данелия в тебе и во мне. Данелия — это такая страна, планета даже, которая стала тебе просто необходима. Это происходит исподволь, подсознательно, ты сам не замечаешь, как она становится частью тебя, как ты разговариваешь цитатами из его фильмов, как входишь в его орбиту и идешь за ним безостановочно, став его спутником. В последние свои годы он жил тихо-тихо, как ни позвонишь ему, он всегда дома, берет трубку, и голос такой хрипато-доброжелательный… Но о себе — никогда. Вот о Куравлеве, о Крамарове, о ком угодно, кого помнил и знал, снимал, — пожалуйста, а о себе — ни гу-гу. Действительно, зачем: о себе он уже всё сказал. Смотрите кино. Мой Данелия — это прежде всего «Мимино». Это лучший фильм о Советском Союзе. Нет, не так: это фильм об идеальном Советском Союзе. Такая страна распасться не может. Там грузин и армянин случайно знакомятся в Москве, в гостинице «Россия», ныне разрушенной, становятся закадычными друзьями: «Друг, это какой город — Телави?» Я ему скажу: «Здравствуй, Валико!» А он скажет: «Вах!» И ему будет приятно! Там грузин Кикабидзе влюбляется в Ларису Ивановну Проклову, и не просто влюбляется, а «Ларису Ивановну хочу!» — и вся страна понимает, и по-доброму смеется, потому что хотеть не вредно. И суд в этой стране действительно самый гуманный суд в мире, потому что «в этой гостинице я директор». И судит он Мизандари по справедливости, потому что даже адвокат, «совсем маленький девушка», в отличие от всякого Пашаева, реально добивается правды и «штраф в 50 рублей с выплатой ущерба». Каждый из нас хотел бы иметь такого друга, как Фрунзик Мкртчян, Рубик-джан, великий армянский Чарли Чаплин. В этой стране работает вертикальный взлет, и летчик-кукурузник, который «кур грузил», может в одночасье стать пилотом международного класса только потому, что его дед «в пехоте был», когда шла Великая Отечественная война, сражался за Родину. В этой стране Телави легко превращается в Тель-Авив, и неведомый Исаак плачет на том конце провода, когда вместе с Кикабидзе поет грузинскую песню, потому что он хоть и еврей, но все равно грузин, а значит, советский человек. Эта страна нашей мечты, которую создал, снял Данелия. Ты ее любишь, но без всякого пафоса. Ты ее знаешь, потому что она твоя. Ты смотришь на нее с неким прищуром, хоть и с широко открытыми глазами, с иронией, но не злой, данелиевской. Мой Данелия — это «Осенний марафон» (вообще, вторая половина 70-х стала для него какой-то Болдинской осенью). Басилашвили там сыграл не только образ мятущейся, наивной, чуть лживой, неуверенной в себе, но доброй и прекрасной советской интеллигенции, но и судьбу великого драматурга Александра Володина, написавшего все это «безобразие», любившего другую женщину, но по чести не могущего бросить больную жену… Данелия рассказал в этом фильме и о себе, о своем ярчайшем романе с Викторией Токаревой, о своей прекрасной жене Любови Соколовой, замечательной русской актрисе, которую он оставил и которую так жалко. Но это очень личное, не будем дальше… Мой Данелия — это «Джентльмены удачи», где он вместе с Токаревой написал чудесный сценарий, который и спустя сорок лет необычайно жив и актуален. Данелия во многом и снял этот фильм за режиссера Александра Серого, помог другу. Вот вдумайтесь: как такой шедевр мог появиться в самый разгар брежневского застоя, что это тогда был за застой?! Мой Данелия — это «Сережа», где самый маленький актер Боря Бархатов — лучше всех, лучше даже Бондарчука со Скобцевой, потому что детей и животных переиграть невозможно. Это фильм, который он снял с Игорем Таланкиным, где вся жизнь показана глазами пятилетнего человека, удивительно пронзительно, не по-детски. И «дядя Петя, ты дурак?» — лучшая фраза того времени. Мой Данелия — это, конечно, «Я шагаю по Москве». Ох, и досталось Георгию Николаевичу от коллег-режиссеров! За эту влюбленность в страну, в Москву и — во время еще хрущевской «оттепели» — за романтизм, некритичность, оправдательность даже. Легкий, городской, гениальный фильм с юным тогда Никитой Михалковым, Геннадием Шпаликовым («А я иду, шагаю по Москве»), со всей этой агитацией за советскую власть, лиричной, тончайшей. Но то был последний такой радужный данелиевский «ребенок» — потом его взгляд изменился. …И был еще «Кин-дза-дза». Тогда непонятый — в самом начале перестройки. Где нет уже той лиричности и той иронии, а есть страшная констатация факта: только «ку!», малиновые штаны, желтые штаны, а когда проедет кортеж с начальством, нужно присесть и два раза хлопнуть себя по щекам. Он это сказал, выдохнув все из себя, и потом вновь стал добрейшим, душевнейшим человеком. Действительно, зачем по многу раз повторять одно и то же. У него был свой символ — Евгений Павлович Леонов, которого он снимал всюду и всегда когда только мог. И всегда, в любой ситуации, во всех своих ролях от Данелии Леонов пел «Мыла Марусенька белые ноги». Такой вот киноритуал. И вот еще «Не горюй!», где Данелия — истинный, не разлей вода, настоящий грузин, стильный, классный, исторический. Здесь его корни. Это потом уже получился грузин московского разлива, и отсюда такой, чуть отстраненный и глубокий, объемный взгляд на Россию, как и у его замечательных друзей-сородичей Марлена Хуциева и Булата Окуджавы. Конечно, Данелия не мог и не должен был держаться за ту высоту «Мимино» и «Осеннего марафона». Он снимал и после распада СССР, но это уже было не то кино. Он все сказал, что хотел, гораздо раньше. Сегодня Георгию Николаевичу Данелии исполнилось бы 90 лет.