После статьи «Новый формат» об отчёте горвласти за работу в 2017 г. в «Шансе за 26 января, логично было бы следующую заметку написать об аналогичном мероприятии власти районной, которое состоялось тоже 26 января. Все прошлые годы я именно так и поступал. Но на этот раз традицию нарушаю, т.к. отчёт А.В.Иванова был формально правильным до скучности. Выпущенную в Болгарии в начале 1980-х годов пластинку Высоцкого её автор Владимир Семёнович начинал коротким пояснением, в том плане, что послушав его песни, лётчики убеждены, что он летал, альпинисты — что лазил по горам, а уголовники – что сидел; на самом деле ничего этого не было, просто в песнях есть драматургия. Так вот, в раймероприятии не было драматургии: глава администрации не сказал для меня ничего нового, народу слова смело не дали. Выступление первого замгубернатора Д.А.Денисова было бесцветным (запред ЗакСобрания А.В.Ефремов на горотчёте говорил интереснее) в том смысле, что ничем не обрадовал. Кажется чего проще, большой начальник перед поездкой в провинцию должен дать команду по министерствам и ведомствам, чтобы собрали информацию, что они сделали хорошего по нашему району в прошлом году и вознамерились сделать в нынешнем, и слей это в малоярославецкие уши. Но ничего такого в речи замгубернатора не прозвучало. Впрочем, вполне возможно, что Денисов в этом не виноват, просто ничего в плюс для нас область не сделала и в ближнем году не сделает (про комфортную горсреду уже языки и перья стёрли). Так о чём же писать?! Зато из выступления облначальника мы узнали, что Малоярославецкий район находится в центре Калужской области (ранее я был уверен, что на севере региона), про построенные объекты в Боровске, Тарусе, Обнинске и Калуге, что нам понятны не названные причины, почему город и район пролетели мимо партпрограммы «ЕР» по комфортной горсреде, что проблема газораспределительной станции «Малоярославец» будет решена в 2018 г. (по моей информации не будет, но жизнь покажет) и «желаю здравомысляще относиться к сложившейся ситуации». Нам бы к здравомыслию прибавку к зарплате, но об этом молчок. К вопросу о монастырской истории Современный Черноостровский монастырь на фоне четырёх музейных учреждений Малоярославца выглядит не просто выигрышно, а козырно. Щедрый подарок от Д. А. Медведева четырёхэтажного здания между киноцентром и центральной аптекой даёт возможность организовать свой музей, некие спонсоры и президентский грант позволили провести в нём достойный ремонт и заняться музейным делом. На этом фоне из-за скромности финансирования наши светские музеи выглядят как-то убого, но последние годы их всё более и более сокращают финансово, штатно, а теперь вместо музея истории и краеведения, картинной галереи им. Чернявской и МВЦ им. Солдатёнкова у нас в следующем году будет на Маклино историко-художественный музей. Отдельно каждую из этих тенденций, конечно, можно чем-то объяснить и даже доказать, что иного пути местечковой истории Господом не дано, но в совокупности они означают стремление подменить светскую научную историю, как описание жития человечества, церковной историей – историей веры, в которой этому человечеству отводится роль рабов, пусть и Божиих. У потомков ещё будет возможность оценить эти историко-малоярослвецкие вывихи и их последствия, а сейчас поговорим об одном фрагменте монастырской истории. Монастыри – это не просто вера, как выбор людской, не просто этакое общежитие, к которому добавлены различные обряды, помпезные здания и пр., это, прежде всего, идеология, которая в философии трактуется как объективный идеализм со своей политикой и моралью. А всё это в глазах адептов, конечно же, должно подпираться исторически. Поэтому часто приходится встречать пассажи, присваивающие монастырским обителям звание центров аккумулирования и хранения исторического знания. Но это верно лишь отчасти. А как в этом плане выглядит наша обитель?! Следует отметить, что судьба её была непростой, запутанной и противоречивой. И это связано не только с большевиками. В 1991 г. монастырь передаётся Калужской епархии, в следующем году в него прибывает настоятельница Николая (Ильина), а в 1993 г. он переводится в статус женского. Описание монастырской судьбы можно встретить во множестве светских, в т.ч. местных изданий, а также РПЦ, облепархии и самой обители. Наиболее полно она представлена в вышедшей в 2007 г. в Москве книге «Свято-Никольский Черноостровский женский монастырь». Этот богато изданный тиражом в 3 тыс. экз. фолиант не предназначался для массового местного читателя и гласил: «Восстановление же разрушенных зданий пошло на удивление быстро: хотя и не было постоянных ктиторов и спонсоров, чудом находились средства, так что совершенно явной стала помощь небесного покровителя обители и заступника детей – святителя Николая». На стр. 24 сообщается, что в документах есть сведения о содержании в монастыре в середине ХIХ в. перевоспитывающихся преступников, на содержание которых выделялись деньги. Можно ли трактовать это как использование обители в качестве тюрьмы с целью получения дополнительного дохода? Впрочем, монастыри-тюрьмы – это не диво для России, они были и на Валааме, и в Суздале и пр. А может следует, вернуться к тому опыту? Вот недавно в «Московском комсомольце» член общественного наблюдательного совета Москвы журналистка Ева Меркачёва сообщила, что в СИЗО «Матросская тишина» есть камеры для вип-сидельцев, а одна даже люкс с телевизором на жидких кристаллах, большим холодильником, «в камере пахло свежестью и апельсинами», а в другом корпусе – пролетарские камеры с соответствующими ароматами. Тут же началась проверка и стремление закамуфлировать очередное падение УФСИН ниже плинтуса. Интересно, какие условия предоставляла для клиентов такого рода Черноостровская обитель, были ли в ней вип-камеры или она только подавляла заключённых ужасами содержания? Ещё в книге значится, что сентябре 1918 г. на заседании местного уездного исполкома было решено монастырь национализировать. В результате были утрачены библиотека, архив, церковная утварь. Последние монахи его покинули в середине 1920-х гг. В 1925 г., дабы стереть монастырь с лица земли, Укомхоз принял решение разобрать все монастырские строения на кирпичи. От полного разрушения обитель спас Н. П. Ильин, член Калужского общества истории и древностей, в последствие репрессированный. Попробую к этому кое-что добавить. Сейчас по России и Калужской области набирает мощь движение монархизма. Проявляется это в апологетике дома Романовых, в популяризации заслуг последнего царя перед страной и русским народом и, в частности, превращении отрекшегося от престола под давлением своих назначенцев и ближайшего окружения гражданина Николая Романова жертвой ритуальной расправы и причислении его к сонму святых. При этом руководство РПЦ скрывает, что эта церковь выразила удовлетворение отречением в расчёте на падение оков Священного Синода, установленного Петром I, и последующую вольницу. По нашей губернии такое предательство помазанника Божия тоже было одобрено на самом высоком церковном уровне. По факту же областные и местные клерикальные историки и журналисты обходят стороной или не знают, что первые ограничения РПЦ начались ещё при буржуазном Временном Правительстве, например, в продвижении вопроса о светском образовании. А в сводке Главного управления по делам милиции от 10 (23) июля 1917 г. есть такой фрагмент: «По постановлению Спасского волостного земельного комитета 4 июля с.г. отобрано у Малоярослвецкого Николаевского монастыря 9 десятин покоса, кои переданы в распоряжение Петровского сельского общества. На постановление это, обжалованное настоятелем монастыря в Малоярославецкий уездный земельный комитет, последний вынес резолюцию отобрать не 9 десятин, а все 18 десятин покоса монастыря» (1). В 1918 г. в Калужской губернии начинается волна притеснения монастырей уже со стороны Советской власти. Испытания, выпавшие на их долю, волновали епархиальное начальство. 24 июля 1818 г. в Калуге заседало чрезвычайное епархиальное совещание, на котором в адрес губисполкома было составлено обращение о незаконных действиях комиссаров и насильственном обращении монастырей в трудовые коммуны. Защищая свои святыни, верующие нередко оказывали сопротивление, например, при попытке комиссара Зимкуса в Троице-Лютиковом монастыре Перемышльского уезда конфисковать лошадей игумен Иосиф ударил в набат и собравшиеся возмущённые крестьяне арестовали членов исполкома. Ответом на оказываемое сопротивление было решение властей о закрытии всех монастырей губернии и выселении их обитателей. Благочинный Малоярославецкого округа Никанор Шепетов писал в Калужскую епархию: «Крестьяне советской властью недовольны, так как она не дала того, что обещала: мира, земли и хлеба. Желательно, чтобы один был хозяин Русской земли. Одно утешение: вера в Господа Бога ещё крепка в народе и они в праздничные дни усердно ходят к службам, чтобы испросить у Господа помощи на перенесение тяжёлой и скорбной жизни» (2). 22 мая 1918 г. в газете «Свободная Россия» печатается заметка с фрагментом приказа Калужского комиссара юстиции № 19: «До сведения моего дошло, что некоторые священники не желают венчать граждан, расторгших предыдущий брак через местный суд (сообщения о расторжении браков в судах печатались в малоярославецкой «Искре» в 1940-1950-е гг. – А.И.). Усматривая в этом противодействие декрету советской власти, объявляю, что в случае отказа в венчании виновные священники будут подвергаться суду революционного трибунала». Но до столь радикальной меры дело всё же не дошло. А всего через два дня после той заметки в Калужский губком юстиции из центра поступило сообщение, что «советская власть не должна принуждать священников к свершению каких бы то ни было обрядов», т.к. «совершение обряда венчания является частным делом, не имеющим гражданского значения» (3). И даже 8-му отделу Наркомюста пришлось разъяснять ретивым калужским коллегам, «что в задачу Советской власти совершенно не входит регулирование взаимоотношений между служителями какого-либо культа и гражданами» (4).
Неоднократно доводилось читать ссылки на решения малоярославецкого уездного исполкома о закрытии монастыря, они были разные по датам и содержанию, без указания инициаторов и тех, кто принимал решения. А теперь — ВНИМАНИЕ! – читайте полный текст документа, может быть, впервые после его принятия. «Протокол № 2 10.01.1919. [Присутствуют] Забродин, Урбан, Балюк, Успенская, Хохлов, Облеухов, Андрюшкин, Сорокин, Платонов, Волков, Павловский, Лукьянов, Бешменёв, Кротков, Андреев, Григорьев*, Кучинский и с совещательным голосом Табаков Гр., Туяков, Кушнер (инициалы и указания должностей отсутствуют – А.И.). П.6 Заслушав доклад председателя Уездного Комитета партии о результатах обыска Чрезвычкома в монастыре, решено: найденный хлеб передать в Малоярославецкий Райпродком. Белую муку выдавать только больным и слабым детям по рецептам врачей. Ржаную муку раздать голодающим трудящимся города, исключив нетрудовой элемент. За сокрытие хлеба (около 150 пудов) монастырь закрыть. Монахов распустить в двухнедельный срок, а виновных привлечь к ответственности. В виду выраженного желания живущих в зданиях монастыря трудящихся организовать Коммуну, предложить им таковую организовать. Иконы и прочую церковную утварь передать обществам верующих уезда. Поручить тов. Забродину (скорее всего председатель уездкома – А.И.) в трёхдневный срок созвать общее собрание трудящихся, живущих в монастыре для решения вопроса о Коммуне» (5). Выпускница Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Т. И. Великанова-Корзина в книге, презентованной в нашем РДК, сообщает: «Надо отметить, что безграмотность и неорганизованность новых калужских властей ещё в большей степени, чем того требовал центр, ужесточили методы антицерковной политики, нарушали советское антицерковное законодательство. Об этом, например, можно судить по вопиющему случаю в Малоярославце, когда при ограблении монастыря председатель Чрезвычайной комиссии, усевшись курить в алтаре на престоле, стрелял в изображения святых (6). К сожалению, она поскромничала указать фамилии этого бравого чекиста и сопровождавших его товарищей. Безликая история – это история, как минимум полупустая. К этому следует добавить, что вполне возможно, что по монастырю принималось несколько решений и конфискации там имели многоразовый характер. В феврале 1919 г. Калуга отрапортовала в Москву: «Как в губернском городе, так и в уездных городах и их уездах имущества, предусмотренные по п. 16 инструкции, — отобраны,… во всех монастырях применено жилое помещение для квартир коммунаров… коммунистов, инвалидов и для приютов детей», учреждены отделы записи актов гражданского состояния «в городе Калуге с 18 апреля 1918 года, в уездах же с половины 1918 года». Кладбища национализированы и переданы в распоряжение Горсовета и волостных совдепов (7)». А по факту было несколько иначе. В протоколе № 1общегородской конференции РКП(б) от 4.02.1919 указано, что тов. Балюк в ужасных условиях размещения батальона войск в Малоярославце винит также коммунистов батальона и комендантскую часть города, т.к. нужно давно было подтянуть командный состав, шикарно расположившийся в лучших зданиях, в т.ч. в монастырской гостинице (8). Справедливости ради следует отметить, что нашим уезкомом принимались и решения, ограничивающие своеволие и чрезмерное усердие некоторых должностных лиц по отношению к верующим. Так в вышеуказанном протоколе № 2 от 10.01.1919 по пункту № 11 рассмотрен вопрос об «отношении начальника милиции 1-го района** от 1 января за №1 о запрещении церковных обрядов. Признать отношение явно провокационным. Начальника милиции 1-го района – Швепова предложить начальнику Уездной милиции от занимаемой должности уволить. Дело передать в Чрезвычайную Комиссию. Дела начальника милиции 1-го района принять тов. Андрюшкину. Священника Макл[инской волости] с. Спас-Суходрева – Забельского вызвать в Президиум для объяснения» (9). В протоколе общего собрания коммунистов и сочувствующих г. Малоярославца от 1.07.1919 в разделе о текущих делах пункт 10 гласит: «Тов. Яскович вносит вопрос с просьбой информировать о передаче гражданам двух храмов монастыря. Пред[седатель] И[сполнительного] К[омитета] Пахомов даёт объяснение о передаче» (10). С окончанием Гражданской войны страну охватил голод, наиболее сильно поразивший Поволжье. Советское правительство призвало народ сдавать ценности и начало очередную волну конфискации таковых у церкви. Несмотря на сопротивление конфискациям 26 марта 1922 г. Калуга одна из первых в стране рапортовала Москве, что «изъятие церковных ценностей закончено почти повсеместно, исключая Малоярославецкий уезд». А к середине апреля того же года при финотделах, хранящих ценности, были установлены отряды особого назначения (11). Был у нас такой отряд или нет, кто им командовал и кем он был укомплектован – это дело дальнейшего исследования. Великанова-Корзина утверждает, что «по ликвидации монастырей и выселению из них насельников Калужская губерния была одной из первых в России. Единственной возможностью сохранения монастырской жизни в обители было создание на её территории сельскохозяйственной артели» (12). И продолжает: «Памятник войны 1812 г. Черноостровский монастырь…разделил участь многих других обителей. К осени 1918 г.*** монастырь был захвачен властями. Тяжелые испытания, выпавшие на долю братской сельскохозяйственной артели, вынудили монахов постепенно покидать обитель. Однако, несмотря на то, что монастырь всё больше превращался в объект соцкульбыта, некоторое время он продолжал быть убежищем для местного духовенства. Из списка «регистрации церковно-священно-служителей, составленного работниками Малоярославецкого административного отдела, видно, что на 10 марта 1923 г. в обители ещё проживали настоятель Илия (Шеляев), иеромонахи Николай (Никитин), Владимир (Самохвалов), Георгий (Богомолов) и Нил (Старынин), иеродиаконы Василий (Астахов), Семён (Борисов), Устин (Борискевич) и дьякон Александр Денисов. Также там жили священники, прибывшие на службу в Казанский собор: Владимир Малинин и Иоанн Бонч-Бруевич, а также заштатный священник Давид Скрябин и пономарь Иван Волгин» (13). «Затем местные власти решили разобрать монастырь на кирпичи для продажи. На защиту обители встали члены Малоярославецкого отделения Калужского общества истории и древностей»: учитель одной из школ города Н. П. Ильин, сын настоятеля Казанского собора Н. Н. Кременский и другие члены общества. Правда часть «строительного материала» постепенно всё же была унесена. Была разрушена, например, колокольня Николаевского храма. Впоследствии монастырь был использован под различные учреждения: школу, жильё, техникум, интернат, музыкальную и художественную школы, дом пионеров, музей (14). К этому следует добавить, что речь идёт о музее 1812 г. Во время Великой Отечественной до и после оккупации в монастыре находились наши госпитали. Чем была занята обитель при гитлеровцах все местные краеведы смело обходят молчанием. Вопрос с восстановлением монастырской колокольни был решён при непосредственном участии главы горадминистрации Г. С. Крючкова, о чём мне сообщил начальник ОКСа В. П. Доленко. И эту деталь почему-то служащие обители обходят молчанием. И пока не довелось читать ни одной сколь-нибудь серьёзной и полной краеведческой работы об истории монастыре, в т.ч. от монастырских историков.
Александр Исаченко * Григорьев, вероятно, тот, который возглавлял Малоярославецкую ЧК и тот, который стрелял в монастыре в изображения святых, что было явным бахвальством. В папке «Протоколы совещаний коммунистов Малоярославецкого уезда, протоколы ячеек РКП(б) в протоколе совещания коммунистов-большевиков от 2.02.1919 в пункте г) указано: [слушали] заявление председателя чрезвычкома Григорьева. [Постановили]: выразить благодарность за деятельное отношение к делу (такой повтор в тексте – А.И.) и принять предложение уездкома о его назначении на должность первого военного комиссара местного батальона». ГАДНИКО, ф.1. оп. 2, д. 132, л.2. **Сейчас район поделен на полицейские участки, отсюда – участковые, а тогда уезд делился на районы. *** Представляется, что эта дата означает всё же лишь начало процесса захвата монастыря властями, а не конец этого деяния. ЦГАОР, ф. 406, оп. 6, д. 98, л. 48. Документ под № 49 напечатан в сборнике архивных документов «Установление советской власти в Калужской губернии. Документы и материалы март 1917 – июль 1918». Из-во газеты «Знамя», Калуга, 1957.ГАКО. Ф.1267, оп.3, д. 3, л.1 об., 2.3.ГА РФ. Ф. А-353, оп. 2, д. 688, л.19. ГА РФ. Ф. А-353, оп. 2, д. 701, л.187.Государственный архив документов новейшей истории Калужской области (ГАДНИКО). Ф.1, оп. 2, д. 65.Великанова-Корзина Т.И. «Борьба с верой и за веру. Из истории гонений на Православную Церковь в Калужской епархии (1917-1938)». М. Из-во ПСТГУ.2015. С. 178-179.ГА РФ. Ф. А-353, оп. 2, д. 692, л. 9-10 об.ГАДНИКО. Ф. 1, оп. 2, д. 128.Там же. Ф.1, оп. 2, д. 65.Там же. Ф.1, оп. 2, д. 131, л.8 об.Великанова-Корзина Т.И. «Борьба с верой и за веру…» С. 179.Там же, стр. 115.Там же, стр. 117-118.«Малоярославец. История и современность». 2002, с. 60.
