«Не дайте жить, не дайте умереть!»

Борис Мариан. Штрафная зона, или Воспоминания «Блатного Студента». – Кишинёв, 2020, Tipografia Centrala. – 503 с.: ил. – 650 экз.

Можно ли и нужно ли оценивать то, что пережито и высказано, кажется, одним лишь сердцем? Говорить о достоинствах и недостатках до боли честного литературного произведения?

Прочитал в два приёма объёмную, полтысячи страниц, книгу Бориса Мариана «Штрафная зона». В этой «главной книге жизни», как назвал её известный в Молдавии писатель и общественный деятель, он исповедуется. Есть в чём – за плечами долгая и богатая на события жизнь.

В 1957-м студент 4-го курса факультета журналистики Киевского госуниверситета Борис Мариан за публичную поддержку Венгерской революции 1956 года и разработку «Программы-минимум по переустройству советской политической и экономической жизни» был исключён из комсомола и отправлен на 5 лет в мордовские лагеря как «политический». Там провёл от звонка до звонка целую советскую пятилетку.

Совсем молодой молдаванин, поверив в искренность лидера компартии Никиты Хрущёва, развенчавшего культ личности Сталина, замахнулся на «самое святое» в СССР – партийную, советскую власть, подвергнул сомнению её справедливость и посмел внести аж 22 предложения по улучшению руководства страной. (Удивительно, но потом абсолютное большинство предложений воплотилось в жизнь.) Как говорится, «надежды юношей питают...»

Атмосфера, прописанные и негласные законы лагерей, быт заключённых показаны автором без всякого грима. Будто воочию ощущаешь лагерную жизнь! Автор представляет разные темы, рисует яркие эпизоды и характеры сидельцев зоны и их охранников. Некоторые картинки меня особо впечатлили.

Например, я не знал, что в то время сведения об акциях общественного протеста, особенно в местах заключения, были строго засекречены. А тут ты словно вживую видишь забастовку на зоне со всеми её коллизиями и интригой. Ярче, чем в любом детективе.

Или вот, как клубничка на торте, – описание «раскобления коблов» (ликвидация лесбиянских сексуальных отношений). Тут прямо смех сквозь слёзы.

Тяжело было читать о судьбе заключённого поэта Якова Чавчадзе. Он сидел не первый год, когда в лагере оказался Мариан, и был... отъявленным противником Сталина. Однако по просьбе самого «отца народов» трибунал заменил ему «вышку» на 20 лет каторги. Секрет «гуманности» таился в резолюции Берии на сопроводительном документе по делу Чавчадзе: «Не дайте жить, не дайте умереть». Так и пребывал в заключении поэт...

Меня ошеломили бесстрашие и безжалостность автора при описании своих ошибок и поступков. Редко пишущие мемуары в подобном признаются. Повествование Бориса Мариана, в чём-то бесхитростное, лишено всякой сусальности. А ещё автор верует, что его ведут по жизни сильная интуиция и ангел-хранитель. Рассуждает он и о том, а что было тогда для него важнее всего, приходя к выводу: тюремное братство. А также молитвы, действовавшие исцеляюще.

По убеждению автора, в те времена лишь за колючей проволокой люди, ему подобные, обретали свободу слова. На Большой же зоне она существовала по большей части лишь на бумаге в Конституции. Думаю, рассуждения Бориса Мариана могут быть поучительными не только для современных правдоискателей и романтиков.

Автор нашёл в книге место и для лагерной лирики, написанной им и его друзьями по зоне. Но одного рассказа в книге мне не хватило, его знаю только в устном исполнении и по практике жизни. После отсидки Борис Тихонович вернулся в Кишинёв через Москву, где знакомые подарили ему шапку адмирала Колчака (в Москве стояли трескучие морозы, а он был с непокрытой головой). И потом прошёл большой «адмиральский» путь: оставаясь поэтом, стал главным редактором правительственной газеты, одним из руководителей Союза журналистов Молдавии. Но всегда сохранял любовь и верность русскому языку, России, поддерживал связи с теми, с кем вместе сидел и кто много значил для него, а это были выходцы не только со всего Союза, но и из-за границы. Не отсюда ли эти строки?

Перед тем как я сыграю в ящик,
Жизнь моя, скажу наедине:
Лишь в тюрьме была ты настоящей,
Лишь в тюрьме была женою мне.

Только там ценили мы свободу,
Хлеб и Соль, и слова Божий дар,
И за это шли в огонь и в воду,
Там учились принимать удар.

А на воле, братцы, – расслабуха,
Большинство живёт без тормозов,
Слабость воли, тела, слова, духа
Стала нормой, даже показухой,
И заглох в народе предков зов.

Перед тем как я сыграю в ящик,
Хочется быть снова настоящим.

Сергей Естратьев, собкор «ЛГ», Кишинёв