Наталья Тованчева: «Я чувствую себя человеком, который любит писать тексты»

О живых встречах с читателями, сюжетах, смыслах, героях и новой книге «России. Кубань» рассказала журналист и писатель Наталья Тованчева.

— Наталья Григорьевна, вы часто встречаетесь со своими читателями лично. Как проходят такие встречи?

— Как правило, примерно одинаково: я читаю рассказы, какие сама выберу или читатели захотят, отвечаю на вопросы, и мы разговариваем о творчестве, жизни и книгах.

— Что читателям интересно встретиться с автором и задать вопросы, я прекрасно понимаю. А вот что вы получаете от таких встреч?

— Знаете, как актер на сцене получает энергию зала, так я получаю энергию моих читателей. Мне интересно, что их зацепило в рассказах, что им нравится, а что — нет, как они воспринимают мои истории. Может, это и не повлияет на то, что я буду писать дальше, но мне интересно.


— На какие вопросы интереснее всего отвечать?

— Глубокие — о смысле жизни, любви, смерти. Такие, немного философские.

— Может, и о психологии ваших героинь и героев?

— Безусловно. Иногда меня спрашивают, почему героиня поступила именно так. Я не могу ответить на этот вопрос, могу только пофантазировать вместе с читателями, почему это произошло.
Это не реальные персонажи, абсолютно вымышленные истории. Но разговор — он о жизни нашей общей, потому что эти истории могли бы произойти.
— Я заметила, что для вас важна обратная связь. У вас есть сайт, вы открыты к общению, вам часто оставляют комментарии в социальных сетях. Какие отзывы запоминаются, какие наиболее ценны?

— Запоминаются, конечно, те, которые по делу. Не просто «я напишу комментарий и отмечусь», когда человека что-то зацепило, и он хочет поделиться этим и с писателем, и с остальными читателями. Может, что-то посоветовать другим читателям, спросить о чем-то автора.

— Со временем меняются отзывы, становится ли их больше?

— Становится, конечно. Потому что становится больше читателей. Меняются ли они? Нет, наверное, не меняются, ведь разговор все время идет вокруг рассказов, вокруг жизни.

— В вашей писательской судьбе был случай, когда ваш рассказ повлиял на судьбу читательницы. Расскажите о нем.

— У девушки был очень сложный период в семейной жизни, и она хотела принять какое-то серьезное решение, важное. Прочитала рассказ и мне написала уже потом, что он помог ей принять правильное решение: «Я прочитала историю другой женщины, развитие другой судьбы, и что-то поняла про себя, поэтому, мне кажется, не совершила ошибки».

— Что чувствует писатель, когда понимает, что повлиял на чью-то жизнь и судьбу?

— Я чувствую интерес и в очередной раз убеждаюсь, как все в мире связано: наши фантазии и наша реальность, наши какие-то придумки и то, что существует на самом деле — очень все связано.

— Если ваши рассказы помогают жить, то почему в них так много смерти? Тема смерти очень развита: герои кончают жизнь самоубийством, умирают от болезней, попадают в аварии. Почему вы их убиваете?

— Мне очень часто задают этот вопрос. На самом деле, все не совсем так. Если посчитать количество моих рассказов в целом и количество рассказов, в которых происходят смерти, получится не очень большой процент. Уж никак не большинство, процентов 20 максимум. Как в жизни у каждого из нас — смерть где-то рядом.
Рассказы, в которых есть смерть, действуют на читателя сильнее, он немного выходит из своего комфортного состояния, в котором хорошо все: природа, солнышко, птички. Ведь в жизни нет хэппи-энда — мы все умрем. Да, к сожалению. «Никто не уйдет с этой планеты живым» — мне очень нравится эта фраза.
— А что насчет случая? Многие герои получают знаки судьбы, кто-то прислушивается, кто-то нет. А как насчет вас? Вы прислушиваетесь к знакам судьбы?

— Конечно, да. Это очень хороший вопрос, потому что знаки судьбы есть в жизни каждого из нас, мы просто часто на них не обращаем внимание. Или не умеем их читать.

— Что это все-таки — интуиция или чудо?

— Я верю в высшие силы, как бы их не называли. Кто-то называет их Богом, кто-то — космосом, Вселенной, информационными полями. Не важно. Это есть. А мы — часть общего информационного поля Земли, и нам все время подаются какие-то знаки, это реальность. Можно назвать это чудом, это такая чудесная реальность.

— Вы в своей жизни умеете их видеть, слышать и принимать правильное решение?

— Я учусь. «Я не волшебник, я только учусь», — говорили в одном старом фильме. Конечно, не всегда получается. Если бы я все слышала и понимала, то была бы гораздо более открыта этому миру, больше бы понимала в этом мире. Пока это не так, но я учусь.

— Когда вышла ваша первая книга, вы часто сетовали на то, что ваши близкие и знакомые постоянно пытаются узнать себя в героях и даже обижаются, а вы открещиваетесь и говорите: «Нет, я никого не имела в виду». Сейчас таких вопросов меньше?

— Меньше, потому что в первой книге действительно были какие-то фрагменты реальных людей. Вот у меня в голове созрела история, но чтобы написать характеры, мне нужны люди, надо понимать, что вот эта женщина — какая она? Худая, толстая, любит носить черное или белое, у нее глаза голубые или серые? Я могу не написать этого в рассказе, но для себя я должна ее видеть и понимать. Тогда, как правило, возникают какие-то параллели с людьми, которых я видела или знаю в реальной в жизни. И я понимаю, так вот же он — этот типаж, вот девушка Маша, а мужчина, там, Ваня. И я поневоле где-то какие-то чёрточки могла цеплять. Во второй книге это может быть не так явно. Эти черточки тоже есть, но они смешанные с черточками других людей, поэтому не так легко распознаются.
Чтобы написать характеры, мне нужны люди, надо понимать, что вот эта женщина — какая она? Худая, толстая, любит носить черное или белое, у нее глаза голубые или серые? Я могу не написать этого в рассказе, но для себя я должна ее видеть и понимать.
— Люди все-таки вдохновляют? Близкие люди тоже? Например, родственники, внук?

— Конечно. У меня много рассказов, где мой внук каким-то образом фигурирует. Например, «Полеты и прыжки». Мальчик в начале — это он. А в рассказе «Мика апокакий» маленький мальчик — это мой сын в детстве. То есть, конечно.

— Им вы признаетесь в этом?

— Нет. Если сами найдут — хорошо. Если нет, то и не признаюсь.

— Я знаю, что внук вдохновился и тоже занялся книгописательством, верно?

— Да. Причем я пишу в айпаде, он пишет от руки. Покупает себе такие маленькие блокнотики — у нас уже весь дом в блокнотиках, и у них, и у меня. И он пишет. Это называется «Книга», он пишет уже четвертую книгу. Пока описывает какие-то свои истории из школы и придумывает истории о кошках — «Кошачьи сказы».

— В соавторстве не собираетесь работать?

— С ним? Хорошая мысль! Надо подумать.

— Мне кажется, что в ваших рассказах, как и в любом хорошем телевизионном сюжете, обязательно должны быть яркие детали. И у вас таких деталей много. Как вы их подмечаете?

— Я журналистка, и это профессиональное. Я еду по городу и какие-то детальки фиксирую — понимаю, что они мне могут где-то пригодиться. Кто-то сказал какую-то фразу — я записала. Недавно внук оговорился, вместо «я ел куриное филе» сказал «я ел филиное куре» — я тут же схватила айпад и начала записывать, чтобы не забыть.

— И он потом будет выискивать на страницах эту фразу.

— Очень может быть. Это уже такое, профессиональное, никуда не денешься.

— Но откуда вы знаете, как выглядит обморок лягушки?

— Я не знала до этого рассказа. Пришлось узнать.

— Объясните. В данном случае это была исследовательская работа на тему «Цвет в живописи»?

— Я сидела на лавочке в парке, на соседней сидел очень колоритный мужчина в тряпочной кепочке. Мне почему-то показалось, что он должен быть бывшим музыкантом, судя по облику, но очень-очень бывшим, у которого что-то не сложилось. Как-то музыка была в его жизни и ушла. И мне эта история пришла в голову. Но для нее мне нужны были необычные названия цветов. Но сейчас — Google в помощь, все это очень легко, не надо идти в библиотеку, брать энциклопедию, как раньше. И я просто нашла эти необычные цвета. Их, на самом деле, колоссальное количество. Я веселилась, когда их читала. Есть, например, цвет бедра испуганной нимфы — это самое известное и легкое из того, что я нашла. Много веселых названий. Но вот эта лягушка мне помогла, пригодилась для рассказа, стала цветом платья героини.

— Вы уже написали достаточно рассказов для новой книги, верно? Сколько их? Когда она выйдет?

— В каждой книге у меня 30 с небольшим рассказов. Кто-то даже посчитал, что в первой книге — 37 рассказов, столько лет было Пушкину, когда он погиб. Конечно, у меня не было таких ассоциаций, так сложилось.
Чтобы вышла книга, нужно объединить рассказы какой-то одной идеей под одним названием, придумать оформление — это для меня, может, сложнее, чем просто написать рассказы, потому что это немного другая история. Вот пока они у меня не собираются.
— Общей концепции пока нет?

— Скажем так: она есть, но меня не до конца устраивает. Может, надо написать еще несколько рассказов, чтобы они как-то объединились. Может, какие-то уже написанные рассказы не войдут в эту книгу. Я ощущаю, когда книга собрана, — вот она, она про это. И я понимаю, в каком направлении искать название. Но, как правило, названия рассказов становятся названиями книг. Пока идет процесс собирания.

— Вы чувствуете себя писателем, который успевает работать? Или деловой женщиной, которая пишет?

— Я чувствую себя человеком, который любит писать тексты.

— Могли бы вы прочитать один из них? Может, фрагмент неизданного рассказа?

— Да, у меня есть «рояль в кустах» — айпад, в котором хранятся абсолютно все мои рассказы. И есть один из последних, которого еще даже на сайте нет — он нигде не опубликован. Называется «Признак Франка», написан от лица женщины: «Вы любите смотреть по телевизору программы про здоровье? Они на всех каналах идут. Я очень люблю. Если внимательно смотреть, все про себя понятно становится. Врачи-то сейчас никудышные пошли, не знают толком ничего. Горазды только без конца тебя посылать: то на анализы, то на обследование, то вообще куда подальше. И сидят потом, бумажки перебирают и рассказывают, чем лечиться, как будто ты не живой человек, а механизм. Не пощупают толком, в глаза не заглянут. Бумажкам диагноз ставят, а не людям. Вот я, кстати, недавно пришла к доктору как раз показать глаза. То есть, не зрение проверить, а именно глаза показать, потому что у меня на радужке пятнышки какие-то появились. Терапевт меня к окулисту отправил, окулист кинулся зрение проверять. От одного прибора к другому гонял, точки красные считать заставил. А у меня зрение нормальное. Меня пятнышки беспокоят».

— Ваши рассказы известны нестандартными и неожиданными финалами.

— Здесь это тоже есть, пусть читатели сами прочтут.