«Мама всегда говорила, что не хочет есть, чтобы нам больше досталось».

Если кому-нибудь приходила похоронка - страдал весь дом. А письма перечитывали по пять-шесть раз, каждый день

Мой прадедушка, Орлов Андрей Фёдорович, был военным летчиком, штурманом-разведчиком. Когда началась война, служил он в Кутаиси, в Грузии. Там же с ним жила и семья – жена, 8-летний сын и 3-летняя дочка, моя бабушка Тая. Когда фронт был недалеко от Ростова и шли бои под Новороссийском, стали всюду говорить об эвакуации. Эвакуироваться пытались, но отец семейства был с первых дней на фронте. Прабабушка с двумя детьми обращалась в комиссариат, но там имелись ограниченные возможности для вывоза людей. Остались на свой страх и риск. Прабабушка была готова к тому, что, если немцы придут, то их расстреляют в первую очередь, как и другие семьи военнослужащих. Потому что все офицеры были коммунистами.

Отношения особо теплые и дружеские, построенные на взаимовыручке и поддержке, сложились между семьями военнослужащих, теми, чьи мужья, отцы, сыновья и братья были на войне. Когда получали письма с фронта, собирали всех соседей и зачитывали их вслух. В первые дни войны были заблокированы все источники информации, кроме информбюро. Приемники изъяли с целью исключить распространение ложной информации. Новости поступали только через громкоговорители. Все были уверены в том, что враг будет быстро разбит...

Утрата карточки была равносильна большой беде

Жить было очень трудно: хлеб по карточкам, нормы – скромные. Других продуктов не было. На рынке все было очень дорого. Утрата карточки была равносильна большой беде. Устроиться на работу было просто невозможно. Пособие с фронта от отца семейства было маленьким и его не хватало, чтобы прокормить детей. Чтобы не умереть с голоду приходилось искать дополнительные заработки. Мальчишки разгружали машины с кукурузой, зарабатывая за это каждый по початку. Бабушкин брат Володя не съедал свой в одиночку, а нес домой, где его варили и ели вместе. Прабабушка Катя по-своему обеспечивала детей: вещи, которые можно было обменять на продукты, везла в деревню. Зачастую, быстрый «бартер» не получался, так как сельские жители тоже испытывали нужду. Покупала прабабушка и стриженую овечью шерсть. Дома стирала, высушивала ее и вручную пряла нитки. Затем покупала на рынке краски и окрашивала пряжу в разные цвета. Вечером, когда дети укладывались спать, пять-шесть женщин собирались у кого-нибудь на квартире, зажигали свечку (ночью электроэнергию отключали и в целях экономии, и чтобы немца не привлечь) и вязали. За ночь получалось вязать по одной детской кофточке, которую утром можно было продать на базаре или обменять на продукты.

Дети ели цветки акации и траву послаще. Мамы не запрещали – голодно же было

Однажды моя прабабушка купила трехкилограммовую банку американского маргарина. Кроме кусочка хлеба в доме ничего не было. Она разогревала на огне маргарин, а детки обмакивали в него хлеб. Это было очень сытно и питательно. Маргарина можно было много, а хлеба только чуточку. Прабабушка Катя радостно смотрела на то, как ели дети, приговаривая : «Я уже наелась, больше не хочу». И была довольна тем, что накормила детей. Из воспоминаний моей бабушки: «Мама всегда говорила, что не хочет есть, чтобы нам больше досталось. Мы с Володей (братом) сначала удивлялись: как это – голод, а мама не хочет есть. А потом Володя объяснил (он был старше), что это, чтоб нам больше досталось». Покупали на базаре испорченные помидоры, самую дешевую зелень, мокуху. Мокуха – это отходы от производства масла, прессованные шелушки, очистки. Считали, что это халва. Овощи тушили. Дети ели цветки акации и траву послаще. Мамы не запрещали – голодно же было. Ели, в общем, что было... С соседями делились всем, чем можно было. Знали – сегодня выручишь ты, завтра тебя. Так было легче жить. Вместе боялись, когда приходил почтальон. На читку письма собирались все. Если, вдруг, кому-нибудь приходила похоронка - страдал весь дом. Всегда было страшно. Письма перечитывали по пять-шесть раз, каждый день.

Игрушек ни у кого не было, если случалось их видеть, смотрели, как на чудо

Дети в то время играли только в военные игры. Делились на команды. Никто не хотел быть немцами. И, чтобы получалось разыгрывать сражение, договаривались, что каждая команда представляет себе противника, а на самом деле все считали себя красными. Девочки носили сумки с красным крестом и бинтовали всех подряд, мальчики брали друг друга в плен. Игрушек ни у кого не было, если случалось их видеть, смотрели, как на чудо. В основном, их лепили во дворе сами дети: из глины, веточек, листиков. Кукол шили мамы из тряпочек.

Флаг на Эльбрусе

Бывало, мальчишки убегали на фронт. На вокзале их отлавливали милиционеры и возвращали родителям. В городе на стенде вывешивалась большая карта, на которой была обозначена линия фронта. И объявляли, например: «Сегодня освобожден город Орел!» Все люди радовались, отмечали на карте, и знали – скоро будут освобождены все! Из города Кутаиси, в котором жили мои родные, в ясные дни на Эльбрусе был виден красный флаг, который водрузили наши альпинисты. Противники сбивали его, а наши снова ставили. Казалось, что пока стоит флаг, здесь не будет фрицев, они просто не сунутся сюда, не тронут...

Однажды все проснулись от криков: «Война закончилась!» В этот день отовсюду лилась музыка, весь народ гулял в парке. При возвращении с фронта, человека буквально расспрашивали: «Где служил, не видел ли там такого и такого...?»

Оба мои прадеда – кадровые офицеры, оба воевали, были награждены. Один – пограничник, воевал ещё и в финскую и японскую. Но я его в живых не застала... Другой мой прадедушка, Орлов Андрей Фёдорович, прожил долгую жизнь в 100 лет. И до последних дней был примером для всех нас. Про войну он не особо любил вести беседы, поэтому рассказчиком выступала моя бабушка, его дочка. Некоторые истории были мне уже знакомы c детства. Эти воспоминания сплачивают нашу семью. Иногда мы садимся и перебираем старые фотографии, награды, письма с войны... Все эти семейные реликвии и воспоминания я обязательно в будущем передам своим детям.

Катя Хорошина