Евгений СЕМЁНОВ: «По внешнему виду артиста теперь не отличить от продавца»
Его имя хорошо известно местным театралам. Почти каждый вечер он выходит на сцену Ивановского драматического театра, и каждая его роль становится настоящим событием. В чем же секрет успеха Евгения Семёнова? Наверное, в том, что артист любит своего зрителя и благодарная публика отвечает ему взаимностью.
Мечтал стать пилотом, а учился на газосварщика
– Евгений Вячеславович, расскажите, как вы пришли в профессию?
– Я родом из села Михалёво. Мои родители – чудесные простые люди: папа – рабочий, отдавший 40 лет сажевому заводу, а мама – учитель начальных классов, всю свою жизнь посвятившая детям. Причем мама у меня из дворянского рода Афанасьевых и в Михалёво она попала по распределению после института. Да так полвека там и живет, и трудится. Хочется верить, что постоянство моих родителей передалось и мне и я буду служить искусству в нашем драматическом всю жизнь. Тем более что театр у нас очень славный – и актерская труппа, и цеха.
Досье
Евгений Семёнов – артист Ивановского театра драмы. В 1998 году окончил актерское отделение областного училища культуры, 2005-м – Ярославский театральный институт. В труппе Ивановского драматического театра с 1996 года. Лауреат областной премии имени Льва Раскатова в номинации «Лучшая мужская роль» за исполнение роли Треплева в спектакле «Чайка», лауреат городской премии «Триумф». Известен ивановскому зрителю по таким ярким ролям, как Яша Бадхен («Баллада Инвалидной улицы»), Фигаро («Безумный день, или Женитьба Фигаро»), Хлестаков («Ревизор»), Робер («Боинг-Боинг»).
Мой путь в искусство был витиеватым. Как-то так получилось, что я долго искал себя и свое место в жизни. До 9 класса был отличником и посещал театральный кружок при школе. Но манило к себе небо – очень хотелось стать летчиком. В результате поступил в ивановский авиаспортклуб. Прыгал с парашютом, летал на самолете Як-52. Мечтал о том, что стану пилотом в гражданской авиации… Но, увы и ах, не сложилось.
Распрощавшись с мечтой о небе, я выучился на газосварщика и приступил к работе по специальности. И даже, вероятно, вы бы сегодня беседовали не с артистом, а с газосварщиком, любящим самодеятельность, если бы в жизнь не вмешался судьбоносный случай. В Ивановском училище культуры впервые за всю его историю объявили набор на актерский факультет. Галина Николаевна Бачурова, мой преподаватель из школьного кружка, зная о моей любви к театру, посоветовала попробовать поступить. И, видимо, я приглянулся педагогам – был принят. Уже позднее окончил Ярославский театральный институт, а потом и сам почувствовал себя педагогом – семь лет преподавал в колледже культуры.
– Ваша первая роль на сцене ивановского драмтеатра, если не ошибаюсь, была в спектакле «Ночь после выпуска», и было это 20 лет назад.
– Совершенно верно. Осенью 1996 года я приступил к службе театру. Первой моей работой стала роль в спектакле «Ночь после выпуска» по пьесе Тендрякова. А вообще-то, если копнуть чуть глубже, то впервые я вышел на сцену в «Кукушкиных слезах» (по пьесе Толстого) – вышел и даже сказал одно слово, чем тогда бесконечно гордился.
Творческая энергия улетучивается в черную дыру
– Ваш репертуар очень обширен и разнообразен – от Петуха в «Очень простой истории» до Люсьена в «Ромео и Жанетте». Каково же, на ваш взгляд, амплуа актера Евгения Семёнова?
– Гм… Вот это вопрос «на засыпку». Если честно, то я даже и не знаю. По молодости меня всё в зайчики и Иванушки-дурачки определяли. Наверное, в известном смысле, я теперь Иванушка-дурачок в среднем возрасте (Смеется). Хотя мне самому гораздо интереснее роли острохарактерные. Наверное, оттого-то я с огромным удовольствием играю Яшу в «Балладе Инвалидной улицы». Увы, но я чувствую на себе комедийный отпечаток, и преодоление его требует немалого труда.
В свое время мне довелось сыграть Моцарта. Все говорили, что в этой роли я был обаятелен, но, как мне кажется, глубины в этой моей работе не было. Играл и Треплева в «Чайке» – опять же, сейчас, опираясь на свой жизненный опыт, я сыграл бы эту роль по-другому. Вообще же я довольно самокритичен. Вплоть до того, что записываю на листе бумаги все свои ошибки и недочеты, чтобы искоренять их. Мне кажется, что артист так и должен над собой работать, ни на минуту не останавливаясь в своем развитии. Для меня в этом отношении большим авторитетом являются те артисты Ивановского драматического театра, на спектакли которых я бегал смотреть в свою студенческую бытность. Увы, многих из них давно нет в живых. Это были удивительные люди: Сергей Князев, Владимир Серебряков и другие. Знаете, они ведь к нам, мальчишкам, только на «вы» обращались. Это были настоящие интеллигенты до мозга костей. Когда они шли по улице, то было видно, что идет артист. К сожалению, приходится констатировать, что по внешнему виду сейчас сложно определить, артист идет или продавец.
– В чем главная беда нашего времени? Отчего актеры теперь не несут на себе шлейфа таинственности и благородства?
– Нынешней театральной молодежи гораздо сложнее даже в сравнении с моим поколением. Пусть мы в 1990-х годах не получали зарплату, но, так как ее не платили нигде, не заморачивались этим и просто горели творческим энтузиазмом. Сегодня же на театральную зарплату выжить практически невозможно, приходится размениваться на подработки, чтобы обеспечить себя и свою семью. Творческая энергия улетучивается, как в черную дыру. У нас в театре прекрасная актерская труппа, но сейчас, увы, всё упирается в быт. У артиста голова пухнет от риторического вопроса: «Как прокормить семью?» Так и получается, что люди зачастую приходят в театр на работу. Но ведь театр – это не работа, а служение!
Знаете, возможно, покажусь вам идеалистом, но я убежден, что каждый раз надо выходить на сцену, как в последний раз. И уж точно нельзя играть больше одного спектакля в день, если на нем выкладываться. Мы же играем по две сказки утром и вечерний спектакль. А от количества страдает качество.
Другая проблема сегодняшнего дня – суетный ритм жизни. Он очень негативно сказывается на зрительском восприятии, потому что зрители тоже куда-то не успевают. Я часто бываю в Москве и знаю, что там ситуация с этим обстоит еще плачевнее. А вот зато если мы приедем в какие-нибудь Родники, то, наоборот, провинциальная неспешность вызывает белую зависть. В общем, живем непросто, зато интересно.
– Был ли у вас в юности кумир? Человек, на которого хотелось бы быть похожим?
– Этим человеком для меня был и остается потрясающий артист Андрей Миронов. Я обожаю его за легкость, за божественную искру, с которой он жил на сцене. Ведь если зритель видит, как ты трудишься на сцене, как тебе тяжело, – это очень плохо. А мироновская легкость – это как раз и есть верх профессионализма. К слову сказать, я и диплом в Ярославском театральном институте защищал именно по творчеству Андрея Александровича. Да и сегодня, бывая в Москве, я всегда посещаю его могилу, чтобы отдать дань памяти великому русскому артисту.
Перед спектаклем – чай и прикосновение к сцене
– Ваша актерская судьба сложилась счастливо: ролей, сыгранных вами, не перечесть. А есть ли такая роль, которую бы очень хотелось сыграть?
– Знаете, существует стереотип, будто бы все актеры мечтают о Гамлете. Наверное, я какой-то неправильный, потому что я всегда мечтал о Хлестакове. Увидел Миронова в спектакле Театра сатиры «Ревизор» и загорелся этой мечтой. И, представьте себе, моя мечта сбылась. Я – счастливейший человек – сыграл Хлестакова. Далеко не каждому артисту везет в осуществлении своей мечты.
- Если попытаться сформулировать в двух словах – что для вас театр?
– В двух словах вряд ли получится. Потому что театр – это то, чем я живу. Перед выходом на сцену проходят все болезни. Вы знаете, я убежден, что сцена, театральный костюм – они живые… И, естественно, требуют к себе совершенно особого отношения. Наверняка вы в курсе, что практически у всех артистов есть свои ритуалы перед выходом на сцену. Кто-то молится, кто-то в стену стучит, а я в обязательном порядке выпиваю чашку чая и прикасаюсь перед спектаклем к сцене руками. Наверняка со стороны эти наши актерские причуды выглядят довольно нелепо. Идешь порой по улице и повторяешь текст роли, а прохожие думают, что ты не в себе. А еще я не грызу семечки, потому что, согласно старой актерской примете, это значит сгрызть своего зрителя. Так что в двух словах сказать о театре никак не получается. Театр для меня – это воздух. То, чем я дышу и живу. То, вокруг чего строится вся моя жизнь.