Черногорцы ждут российского присутствия на Балканах
Интервью Владимира Божовича, профессора черногорского университета, доктора, председателя организации «Матица Српска» ИА News Front.
Корр.: Повод для нашего сегодняшнего разговора — вопрос членства Черногории в НАТО. И поэтому прежде всего я прошу вас прокомментировать приглашение, которое Альянс недавно направил Черногории.
— Что касается приглашения (в НАТО — ред.), мы знаем, что это — часть геополитических процессов, а также, как уже несколько раз было оглашено, — попытка собрать все «паззлы» на европейской части Средиземноморья. Черногорское побережье здесь — редкий из участков, который формально не был под контролем НАТО. Ранее мы подверглись жестокой, неприятной, односторонней кампании, которая не содержала ни одного важного пункта для граждан, на основе которого они могли бы сказать «за» или «против». Это результат шантажа черногорского руководства, которое сделало именно то, что от них ожидалось.
Корр.: Многие говорят, что народ молчит. При этом протесты длятся уже три месяца. Одни говорят, что мало людей на митингах, другие — что это большой успех, в течение столь долгого времени регулярно собирать демонстрантов, ведь принято считать, что народ уже не видит смысла в бунте. Как вы прокомментируете настроения людей?
— Как я уже сказал, против нас была проведена необоснованно жестокая кампания. Между тем проводятся исследования общественного мнения. Стоит отметить, что у нас монополией на проведение подобных опросов обладают несколько агентств, которые находятся в близких рабочих отношениях с режимом. Так что проценты в поддержку НАТО, о которых они говорят, не имею ничего общего с реальностью. И если детальнее посмотреть на результаты их исследований, можно увидеть множество противоречий. Информация меняется в зависимости от политической ситуации и просто невероятна с точки зрения хронологии.
Я бы сказал, что настроение народа — антинатовское. Это видно по многим факторам, в том числе и по упомянутым демонстрациям. И, конечно, когда мы говорим о численности, мы обязательно должны помнить о том, сколько всего граждан живет в Черногории, а это 600 тысяч человек. То есть, если на каком-то протесте появляется 5–6 тысяч, для нас это огромное количество. Подсчитайте процентное соотношение и попытайтесь представить его в некоторой более крупной европейской стране, и сразу станет понятно, что это внушительная цифра.
Корр.: Следующий вопрос — о способах решения вопроса НАТО. Власти Черногории категорически против референдума. А значительная часть оппозиции признает, что этот референдум будет «украден» так же, как и все выборы. Что вы думаете об этом?
— По условиям, в который по сей день проводились выборные процессы и референдум 2006 года можно с уверенностью сказать, что это была бы еще одна манипуляция. Большой вопрос, смог бы черногорский режим со всеми институтами, которые используются для воровства на выборах, и сейчас преуспеть. Думаю, что и они это осознают, потому и не желают подвергать себя такому риску. В течение последних двух лет общественность готовили к информации о том, что решение будет принято в Парламенте. И готовили именно на создании видимость легитимности этого решения, прикрываясь результатам опросов.
Как партии, так и представители ряда неправительственных организаций, которые находятся под контролем или в финансовых отношениях с западными, натовскими посольствами, продвигали тезис о том, что проводить референдум — это лишнее, достаточно проводить исследования общественного мнения, и это уже придаст действиям Парламента легитимность. Именно это планируется и сейчас.
Планируется уравнять будущую выборную кампанию с референдумом о НАТО. Мы знаем, что для среднестатистического гражданина Черногории важна, но не является ключевой для большинства избирателей, прежде всего для участников чиновничьего и бюрократического аппарата. Для них главное — удержать свой статус и позиции. Под это он и подстроит «свое отношение» к НАТО. И вполне ожидаемо, что они ради личного интереса поддержат какую-либо из провластных партий, и в свою очередь, не будут противиться НАТО.
Корр.: Как вы считаете, если бы действительно была сформирована техническая власть, было ли бы у нее достаточно времени на то, чтобы разбить стереотип? Ведь в народе уже укоренился страх.
— Страх существует и даже является доминантой в желании сохранить статус и материальные преференции, которое есть в режимной номенклатуре. Между тем, мы видим, что и там идет противостояние и даже доходит до крупных перестановок в режимной коррумпированной пирамиде.
В любом случае, я считаю, что если бы та техническая власть работала над нивелированием этого страха, и просто созданием благоприятной атмосферы для свободного выражения по любому вопросу, будь то выборы или референдум, это, конечно, отразилось бы и на самом результате. Нет никаких сомнений, и в этом не сомневаются и представители режима, ни ангажированные НПО, что честные выборы означают крах проекта. Те, кто выступает за высокие демократические стандарты, помалкивают и держат свои взгляды в стороне, когда наблюдают очевидные манипуляции, к которым прибегает режим ради сохранения власти. Они просто избегают свободного волеизъявления.
Корр.: Могла ли бы власть содействовать рассекречиванию архивов черногорских служб? Ведь это бы способствовало осознанию истины, а впоследствии — национальному примирению в Черногории?
— Вы знаете, что все бывшие коммунистические страны давно завершили этот процесс. Наша же страна получила карикатурное определение в том плане, что она меняет свою власть только в результате мировых войн. Вплоть до того, что люди задумываются, стоит ли желать смены власти, не приведет ли это к новому всепланетному противостоянию (улыбается).
Возвращаясь к вашему вопросу, да, считаю, что, безусловно, рассекречивание архивов было бы очень полезно. Это было бы знакомство нас с самими собой и людьми, которые нас окружают. А также неким усмирений для будущих политических процессов в Черногории. Это будет очень тяжело. Открытие архивов, о которых вы говорите, встретим мощное объединенное сопротивление, поскольку эта попытка поставит под большой вопрос политическое будущее многих из тех, кто сейчас находится у власти.
Корр.: Возвращаясь к теме геостратегических процессов. Как вы видите вклад России в ситуацию на Балканах?
— Россия вернулась на сцену геополических процессов, и на Балканы в том числе. Что касается ее присутствия в регионе, я бы сказал, что оно интенсивнее в Сербии и в Республике Сербской. Черногория до сих пор не была темой российской политики, до тех пор, пока формально не показала открытое недружелюбие к России. Я имею в виду введение санкций против страны, которая как в исторической, так и в современном плане обеспечила само ее существование. Пожалуй, теперь мы пришли к некоторым изменениям. Я имел возможность разговаривать с официальными лицами из России. Так они до долгое время считали, что речь идет просто о, скажем так, неуспехи черногорского руководства. Это до последних событий, до явный недружественных жестов Черногории в отношении России.
Будет ли впредь Россия активнее работать над защитой своих интересов в Черногории, посмотрим. Но, конечно, большой процент населения этого желает. Жалеет хотя бы в той мере, в которой это дозволено, скажем так, западом.
Как вы видели, вчера произошло интересное событие. На пресс-конференции одного из депутатов черногорского парламента присутствовал посол Германии.
Корр.: Западные силы представляют балканские страны своими колониями, раз их посольства решают, что здесь будет происходить?
— Мы как раз в этом контексте имели несколько невероятных ситуаций. Одно их голосований, которое, кажется, касалось одного из антикоррупционных законов. Он долгое время официально согласовывался с американским посольствам. Это факты, который совершенно открыто говорит об отношениях черногорского режима с посольствами НАТО. Это еще не говоря о всем контакте, который не настолько открыт общественности и официален, но, все же, весьма заметен. Нет никакой дилеммы, речь о полном протекторате страны, которая работает над осуществлением своего геополитического интереса.
Корр.: Вопрос о будущем Черногории. Можно сказать, существует три направления в обществе: одни за военный нейтралитет, вторые за НАТО, а третьи за Евразийский союз. Какова ваша позиция, должна ли Черногория был членом какого-либо военного союза?
— Лично мое мнение, лучший выбор для Черногории — военный нейтралитет. Конечно, она должна осуществляться через определенные гарантии. Насколько мне известно по сообщениям из Москвы, Россия не имеет ничего против того, чтобы стать одним из гарантов военного нейтралитета Черногория. Честно слышу утверждения, что нейтралитет нам слишком дорого будет стоить. Она, конечно, несет некие финансовые и иные риски. Но ведь зато она не несет более опасного риска — членства в агрессивном военном блоке, какой в данном случае НАТО. Как мы видим, он не имеет намерения функционировать в режиме политического союза. Они расширяется на восток, к Ближнему Востоку. Для всего этого нужны человеческие жизни.
Корр.: Вы, как председатель общественной организации «Матице Српске», как оцениваете положение сербского народа в Черногории?
— Положение сербского народа в Черногории, по всем статическим параметрам, имею наименьшую защиту в черногорских государственных институтах. Это важный элемент. Сербская культура сброшена с основной сцены. Сербский язык, сербское языковое объединение, полностью дискриминировано в отношениях с властями и через СМИ и систему образования. У нас есть множество четких аргументов по этой теме. Наше положение тяжелое. И «Матица Српска» — та организация, которая продвигает культуру, идентичность, язык сербского народа.
Корр.: Возможно ли, чтобы в результате свободных выборов свершилось и изменение Конституции, которые бы положительно сказались на жизни сербского населения?
— Что касается чисто технических вопросов изменения Конституции, существуют конституционные правовые ограничения этой процедуры. Это будет очень трудно. Между тем, я уверен, что когда дойдет до изменения власти, то большинство, не находящееся под давлением, которым и предусмотрено положение сербского народа в Черногории, естественно отнесется к тому, что сербы должен иметь все те же права, что все граждане Черногории: не меньше и не больше. Думаю, что при изменении власти и приходе структур, не обремененных идеологическими и антисербскими штампами, построили систему, которая бы вывела нас из такого положения.
Корр.: Каковы ваши ожидания от протестов оппозиции? Как вы считаете, последуют ли конкретные действия?
— Упорность, с которой выступает Демократический фронт на протестах, что непривычно для нашего менталитета, — это, конечно, новое для нас историческое явление. И это наверняка принесет свою пользу и в культурологическом плане. Что будет происходить далее? Принесет ли эта упорность свои плоды, и будут ли через переходную власть организованы честные и свободные выборы, пока еще вопрос.
Это будет зависеть также от оппозиции, которая ведет переговоры с режимом, как они говорят, в «институтах системы». По итогам последних переговоров можно сказать, что хороших новостей нет. Но нужно будет увидеть, где их граница, присоединятся ли они к Демократическому фронту. Это, конечно, создало бы давление на черногорский режим, и это невозможно было бы игнорировать. В частности, речь идет о подписании документы, где говорится об участии и оппозиции, и режима, в формировании технической власти и подготовке к законному выборному процессу.
Корр.: Небойша Медоевич довольно скептически отозвался сегодня о той «второй части» оппозиции. Может ли Демократический фронт продолжить борьбу сам? И вероятно ли, чтобы два протеста, против НАТО и против власти, слились в один?
— Что касается слияния, не думаю, что это возможно просто потому, что в составе ДФ есть силы, программно ориентированные за НАТО. Оправдан ли скептицизм господина Медоевича сейчас, я бы сказал, что более оправдан, чем нет. Три-четыре партии, которые сейчас переговариваются с режимом, определены за тот путь. Представитель Демократической партии социалистов (ДПС) заявил, что ключевой аспект соглашения о технической власти неприемлем для них. Но никто не вышел из переговоров. Они продолжаются, посмотрим. Что из этого выйдет. У меня нет оптимизма в отношении того, что они могут присоединиться к совместным протестам. Хотя возможно все. Это, конечно, создало бы новую форму функционирования черногорской политической сцены.
Беседовал Воийслав Мистович