Мои киты
Волнуюсь перед написанием первой колонки, перечитываю мэтров, анализирую, в чем бы я могла быть сильна. Всю жизнь я говорила и писала легко и воздушно, но в последнее время у меня довольно сложно с речью и текстами. Во всем виноваты буддисты.
Месяц назад я вернулась с випассаны — это десятидневный курс медитации. Одно из условий курса — молчание. Говорить, читать и писать было нельзя. Нет, я вовсе не духовная особа, типичный атеист в третьем поколении. За моими плечами крепкий базис из диалектического материализма, воздвигнутый советским воспитанием родителей и поколением бабушек и дедушек. Випассана показалась мне забавным экспериментом над собой, и основной посыл моей поездки был такой: «Раз денег на путешествия за границу не хватает, можно уехать за границу своего разума». К тому же практика эта полностью оплачивается за счет пожертвований: платишь строго после окончания курса и столько, сколько считаешь нужным. Если думаешь, что это было полезно — кидаешь в коробку купюры, если нет — никто на тебя криво не посмотрит. Значит, это были просто десять бесполезных дней строгого режима и вегетарианской кухни в детском лагере под Екатеринбургом.
Для меня эта польза была. Я практиковала наблюдение за собой. Типичный экстраверт, я всегда была обращена наружу, к миру, и вот передо мной открылось другое пространство — внутри собственной головы. Во время самого курса мысли носились в моей голове, словно вихри. Придумывала тексты, вспоминала прошлую жизнь, проводила параллели и аллюзии своего положения, придумывала прозвища и истории девушкам, которые молчали и медитировали рядом. Что-то подобное уже было в моей жизни раньше — в сложных пеших походах. Я хожу чрезвычайно медленно, вся моя выносливость не более, чем порождение воли, тело же против всех этих испытаний бунтует. Порой бывало так: утром откроешь глаза, смахнешь иней с лица и всей душой готов встать, нацепить рюкзак и пойти, а тело не готово. Лежит и отказывается вообще иметь с тобой дело.
Так вот именно там я молчала целыми днями — отсчитываешь шаги, перелезаешь через преграды, пыхтишь на перевалах, а в голове круговерть: «Вот если бы я его встретила, я бы ему все сказала... А он мне такой... И я ему отвечаю что-то цветистое и феерическое». Потом этот калейдоскоп начинает потихоньку замедляться, потом постепенно останавливается, и остаются только очень простые вещи: «Гречка пересолена. Надо забинтовать мозоль на ноге. Какие красивые звезды». И когда ты выходишь на эту стадию, то приходит счастье — оно внезапно подстерегает тебя всюду: в теплом душе, в нежном йогурте, в мелькании красивых картин за окном, лучах солнца и музыке. Это хорошее ощущение — искусственно созданное воздержание от комфорта и возвращение в него.
Но випассана пошла еще чуть дальше. Мне было тепло и чисто, еды вдоволь, пусть не слишком вкусной, но питательной, постели сухие и мягкие. Единственное условие — по десять часов в день просиживать на полу с закрытыми глазами и сосредотачиваться на ощущениях в теле. Не нужно пробиваться через метели, мерзнуть, мокнуть, ставить палатку под дождем или разминать уставшие ноги и спину на привалах. Нет никакого мельтешения впечатлений — кто кого лайкнул, кто куда пошел, где что случилось. Ни радио, ни ТВ, ни интернета, ни речи, только по одной полуторачасовой лекции вечером на тему «Как медитировать правильно». Мысли успокоились быстро, но в условиях полного психологического и физического комфорта начали вылезать страхи.
Я уже наблюдала такое. Дело было давно, в летнем лагере «Росинка». Это была специальная смена, когда коллектив вожатых и руководитель сумели создать максимально приятную атмосферу. Внимательные, доброжелательные друзья, приятные игры и занятия пробили в нас брешь. Не надо ждать подвоха, мир любит тебя. Мы, тогда еще угловатые подростки, начали робко сбрасывать с себя социальные маски, не стеснялись показывать эмоции, быть открытыми и доверчивыми, говорить честно, не боясь получить в ответ грубость или насмешку. Я радовалась новому ощущению — неужели можно быть собой, и никто тебя за это не осудит? Это напоминало возвращение в Эдем.
Засада поджидала к концу первой недели такого блаженства — на фоне полного приятия и доброты окружающих из нас полезли страхи. Как будто поверхность океана нашего внутреннего мира успокоилась, и вдруг из глубин начали появляться киты. Пускали фонтаны, выпрыгивали наружу, удивляя других — в лагере стало тревожно. В моей комнате плакали девчонки: не было внешних причин, но вдруг вспомнилось, как было одиноко, как невыносимо хотелось, как больно становилось... У всех внутри есть что-то глубоко утрамбованное, замазанное наспех свежей штукатуркой впечатлений. Оказывается, иногда это просыпается и выходит наружу, и перед нами встает выбор — бесстрашно бросаться на этих китов, как капитан Ахав, или спокойно наблюдать, как играют моими эмоциями эти чудесные киты. В «Росинке» я не понимала сути этого явления, и предпочитала просто свалить из комнаты, где рыдают, в другую, где играют.
На випассане валить было некуда. Казарменный режим: подъем в 4 утра, отбой в 21, квадратный метр на полу для медитаций, койка в комнате, даже гулять можно только по небольшой территории. «Ад — это другие» сменилось на «Ад внутри меня» — страхи бомбардировали меня тяжелыми снарядами. Вот умирают мои близкие, пока я здесь молчу, как дура, вот горит мое имущество, начинается война, меня сажают в тюрьму, у меня находят неизлечимые болезни... Сердце колотится в груди, дыхание сбивается — беги, спасайся, хватай в охапку любимых и закрывай их своим телом от всех невзгод. Было тяжело, я плакала в темноте, мучаясь от бессонницы, вертелась в спальнике, как веретено. «Наблюдай свои страдания», — подсказывали нам на лекции. Вместо активного сражения — наблюдение своей реакции. Вместо атаки гарпуном — любование китами, вместо гнева — любовь. За это я и забросила денег в коробочку с надписью «Donation» на десятый день курса.
А что же «Росинка», как справились с этим юные мы в далеком 1999-м году? Знаете, точно так же. До сих пор, когда мне становится тяжело, я вспоминаю большой актовый зал, я стою в центре круга, а вокруг обнимающие меня люди, как мир, который любит меня, как визуализация ряда Фибоначчи, которая начинается здесь, внутри, продолжается среди друзей и распространяется бесконечно на все человечество: 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13...