Пути Господни неисповедимы -1.1

О том, как было, почему так случилось, и что будет дальше, мы сегодня и поговорим. В частности, о войнах, их причинах, и их... необходимости. Более того, основываясь на исторических закономерностях и научных теориях, попробуем предсказать самое настоящее будущее. Благо, ничего невероятного в этом, на самом-то деле и нет!

В феврале 1914 года на стол императора Николая II была подана весьма своеобразная аналитическая записка. Автор документа, решив примерить на себя маску прорицателя Нострадамуса, в красочных деталях и детальных красках повествовал императорскому двору о том, что не только на Россию, но и на всю Европу всесжирающим облаком саранчи надвигается зловещее нечто. И если сейчас не смыть с себя грим императорской спеси, то очень скоро кровью смоет половину Европы.

В записке сообщалось о том, что мир стоит на пороге Первой мировой войны, более того — в ней точно предсказывался состав двух основных коалиций с особым акцентом на участие в войне России и Германии. По мнению автора, война сыграет роль того колокола, который прозвенит по России, и последствия этого звона станут катастрофичными: мало того, что Россия просрет в войне все «Нажитое непосильным трудом» вне зависимости от того, будет она на стороне проигравших или победителей, так еще, воспользовавшись ослаблением силового ресурса, деморализованностью армии, а также обнищанием и без того нищего населения, силы оппозиции нанесут сокрушительный удар. Причем во главе оппозиции встанут отнюдь не интеллигентные либерашки, падающие в обморок при виде лишь капли крови, а энергические левые радикалы, поскольку их поведенческая модель куда ближе широким народным массам, а лозунги — понятнее. Власть падет, раздавленная мощью народной революции, после чего на долгие лета воцарится анархия, какой страна еще не видела.

«Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побеждённая армия, лишившаяся, к тому же, за время войны наиболее надёжного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишённые действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся даже предвидению. За нашей оппозицией нет никого, у нее нет поддержки в народе, не видящем никакой разницы между правительственным чиновником и интеллигентом. Наша оппозиция не хочет считаться с тем, что никакой реальной силы она не представляет. Русская оппозиция сплошь интеллигентна, и в этом ее слабость, так как между интеллигенцией и народом у нас глубокая пропасть взаимного непонимания и недоверия.»

— отчаянно сгущал тучи в своих строках прозорливый автор. Не более радужного прогноза удостоилась в записке и ее величество Германия, которая, по мнению автора, в войне проиграет, вследствии чего в ней закрепятся патриотично-реваншистские настроения. Более того — в противовес набирающему в России силы социализму, у немцев закрепятся наиболее мрачные из патриотических проявлений, которые также приведут ее к закономерному БП:

«Не следует упускать из вида, что Россия и Германия являются представительницами консервативного начала в цивилизованном мире, противоположного началу демократическому, воплощаемому Англией и, в меньшей степени, Францией. По глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу. Слишком уж многочисленны те каналы, которыми, за много лет мирного сожительства, незримо соединены обе страны, чтобы коренные социальные потрясения, разыгравшиеся в одной из них, не отразились бы и в другой. Что эти потрясения будут носить именно социальный, а не политический характер, — в этом не может быть никаких сомнений, и это не только в отношении России, но и в отношении Германии.…Слишком тяжело отразится на Германии неудачная война, чтобы последствия ее не вызывали на поверхность глубоко скрытые сейчас разрушительные стремления. Своеобразный общественный строй современной Германии построен на фактически преобладающем влиянии аграриев, прусского юнкерства и крестьян-собственников. Эти элементы являются оплотом глубоко консервативного строя Германии под главенствующим руководительством Пруссии. С разгромом Германии она лишится мировых рынков и морской торговли, ибо цель войны со стороны действительного ее зачинщика Англии — это уничтожение германской конкуренции. С достижением этого лишенные не только повышенного, но и всякого заработка, исстрадавшиеся во время войны и, естественно, озлобленные рабочие массы явятся восприимчивой почвой противоаграрной, а затем и антисоциальной пропаганды социалистических партий».

Как мы сегодня видим, сбылось решительно все, вплоть до деталей. Данный документ считается самым точным предсказанием в истории аналитики и, как говорил американский историк Ричард Пайпс, «Она так точно предсказывает ход грядущих событий, что, не будь столь несомненно ее происхождение, можно было бы заподозрить позднейшую подделку». Автором записки являлся Петр Николаевич Дурново, и в мировую историографию она закономерно вошла под названием «Записка Дурново».

Людям, не искушенным в истории, подобные исторические переплетения могут показаться странными, но именно Октябрьская революция сыграла роль часового механизма для стремительного формирования идеологии национал-социализма в Германии. Вернее, не так: революция определила торжество крайне радикального ответвления немецкого национализма. Еще более странным может показаться то, что, не будь в стране Октябрьской революции, фашистская диктатура воцарилась бы уже не в Германии, а именно в России. Вернее, опять не так: в России по определению не могло не произойти коммунистической революции при том виде реализации земельной реформы, в котором она свершилась в 1861 году. Но, если бы земельную реформу проводили озвученными много позже методами Столыпина, то в России бы к началу ХХ века установились формы крайне радикального национализма. В Германии в свою очередь фашизм был абсолютно неминуем, но события в России коренным образом определяли его направленность: от мягких форм, а ля Муссолини, до радикальных, тех, которыми Германия и прогремела на весь мир.

Но главное в том, что при любых раскладах Вторая мировая война была явлением предрешенным, можно сказать запрограммированным, ибо, как говорят верующие, «Пути Господни неисповедимы». Вы уже запутались? Что ж, давайте рассмотрим историю как совокупность географических, климатических, социологических и биологических факторов. Рассмотрим и, вероятно, придем к выводу о том, что история — единица неизменная, а раз она неизменная, значит и все события будущего предопределены заранее.

Романтично-ориентированные любители монархизма завсегда поведают о том, как Российская империя стремительной поступью шагала в светлое демократическое будущее, делала невиданные успехи в вопросах развития промышленности, как вдруг пришли злые большевики да съели все медовые пряники, из которых в те годы мостили мостовые, чтоб прекрасные дамы могли по ним цокать каблучками. Реальности эти фантазии соответствуют не больше, чем АвтоВАЗ званию автомобилестроительного завода. Россия всегда была государством тоталитарного толка, и в этом плане большевики в него не привнесли ровным счетом ничего нового. В России никогда не было никакой частной собственности, а та, что была, распространялась исключительно на городскую знать. Базис сельского быта строился исключительно на принципах приоритета общественного, напрочь отвергая любые формы индивидуализма — в этом плане неплохие параллели между русским крестьянством и коммунизмом провел тот же Пайпс в книге «Россия и революция» (http://russiabgu.narod.ru/pages/themes/txt/paips_russkaya_revolutciya.pdf).

Провел и пришел к выводу о том, что крестьяне фактически жили коммунистической общиной задолго до наступления коммунистической революции. Сам крестьянин был абсолютнейшим дикарем и варваром, напоминающим человека разве что схожим с ним набором конечностей. Никакой хваленой крестьянской морали со свойственным ей целомудрием на селе отродясь не существовало со всеми вытекающими отсюда последствиями наподобие глубинных красивых традиций, «которые мы утратили». Все это мы детально расписывали в предыдущих частях, и если кто-то вдруг не верит мне и приводимым источникам, что ж… почитайте книгу Ивана Бунина «Деревня»… Что может быть более авторитетным источником, если не современник, звезда мировой литературы родившаяся в Воронеже? Первая же строчка произведения начинается со слов «Прадеда Красовых, прозванного на дворне Цыганом, затравил борзыми барин Дурново», что как-то не очень вписывается в воспетую Игорем Тальковым Светлую Россию Прошлого. В частности, у Бунина описывается, как в деревне голую бабу привязали ногами верхом к дереву и имели кто во что горазд. Эту красивую традицию после революции крестьяне привезли и в город, что мы детально рассматривали уже в «Криминальном СССР» на примере того же дела Чубаровцев.

И если сельской общине были близки идеи коммунизма, емко умещавшиеся в одну лишь фразу «отнять и поделить» (они даже баб делили, что уж говорить об остальном?), то городская уже больше тяготела в сторону откровенно нацистско-фашистской идеологии, о чем мы, опять-таки, говорили в прошлых частях.

Начало ХХ века стало переломным в истории человечества, эдакой шоковой терапией, когда еще вчера ты, как проклятый, горбатился за сохой в поле, а уже сегодня выплавляешь чугун на пользу Родине. Еще вчера ты расшибал лоб в молитвенном экстазе, ублажая богов, а сегодня основой всего сущего признана какая-то непонятная (а главное — пугающая!) наука. Еще вчера ты заговаривал дверной проем дома от нашествия домовых и леших, а сегодня, — глядь, — железные птицы в небесах парят. А любое крестьянство консервативно по сути, а как следствие, до одури боится всего нового. И надо заметить, всего нового оно боится не просто так, а вполне рационально: не всем в новом мире найдется теплое место под солнцем. Крестьянство, конечно же, делает это несознательно, поскольку неспособно даже на примитивные формы аналитики, но интуитивно все осознает, ввиду чего вполне рациональные страхи приобретают иррациональные формы. Например, если у вас есть дети, то вы могли замечать, что пока они толком не могут передвигаться, они лишены страхов и вполне могут спать одни в своей кроватке в темной комнате. Но с наступлением возраста подвижной активности (5-10 лет) они вдруг начинают до одури бояться темноты, оставаться одним в помещении и т.д. и т.п. Чего боятся они — непонятно: каких-то монстров под кроватью, т.е. их страх на первый взгляд иррационален. Но вот механизмы этого страха имеют очень даже рациональную основу: страх привидений и монстров призван блокировать излишнюю самостоятельность ребенка, которая может привести к беде. У ребенка еще недостаточно развит мозг для того, чтобы оценить последствия своих тех или иных действий, руки же корявые, как график московской биржи 24 февраля. И он, движимый жаждой познания мира, способен сам себе нанести вред. Поэтому, как только он начинает активно ходить, с развитием моторных навыков появляются и страхи. И если ребенок боится монстра под кроватью, то вероятность того, что как только заснут родители, он попрется в темноте на кухню, чтобы тайком достать варенье с верхней полки и случайно обрушит себе на башку всю полку, стремится к нулю — он будет дрожать под одеялом, пока не заснет. Аналогичная ситуация в случае, если ребенок остается один дома — он везде обязательно включит свет и сядет за гаджеты или телевизор, обсираясь от каждого шороха. Таким образом сковывающий эффект страха не позволит ему тайком шароебиться в папиной кладовке и случайно отпилить себе ножовкой голову. Да, порой смотришь на то, сколь досконально все продумано матушкой-природой, и диву даешься, что такое возможно без некоего замысла свыше.

В основе страха взрослых ко всему новому лежит тот же эффект неосознанной самозащиты. Поэтому, как вы могли заметить, сильнее всего перемен боятся люди, ведущие оседлый образ жизни и занимающиеся монотонным промыслом. Человек, всю жизнь пахавший поле, при полном перестроении мироздания рискует остаться без потребности населения в его труде, а больше он ничего делать не умеет (так еще и ввиду возраста не сумеет научиться/перестроиться), и в рыночек впишется, как пьяная блондинка в поворот на скользкой дороге. А проще говоря, подохнет. Отсюда крайне негативное отношение к прогрессу и глобализации — он оставляет их на обочине жизни, если откровенно не уничтожает. Почему распада СССР больше всех боялись колхозники, рабочие и шахтеры? Потому, что в новом мире все их колхозы, вся их дерьмовая продукция, весь их уголь нахуй никому не нужны, и будут они получать зарплату магнитофонами «Панасоник» раз в 5 месяцев. Так и произошло: оставшись без средств к существованию, дети этих колхозников и рабочих сбились в организованные преступные группировки и самоликвидировались. И сейчас происходят те же процессы — все не вписавшиеся стали охранниками, шоферами и продавцами. Однако же теперь их главная угроза — всеобщая компьютеризация и цифровизация мира, которая добьет их окончательно — ведь придет время, когда функции водителей, продавцов и охранников будет выполнять техника. На этой почве и формируются совершенно бредовые страхи наподобие детских, только уже не из-за монстра под кроватью, а из-за чипизации, вакцинации, мировых заговоров — в общем, страхи всего, что есть символ прогресса.

А теперь представьте себе начало ХХ века, когда население совсем дремучее и крайне консервативное, более того, большинство населения любой страны относится именно к допотопному крестьянству. И вдруг, нате хуй в дипломате — промышленная революция. В один момент то, что еще вчера являлось залогом успеха, становится неподъемным камнем на шее.

В самой основе аграрно-общинного строя заложена необходимость чрезмерной фертильности, поскольку ресурсов ребенок по сути не потребляет, а вот каждая новая пара рабочих рук на вес золота. Уборка урожая не требует никаких специальных навыков, так что ребенком можно вообще не заниматься — он растет и множится, как сиранина на пастбище: съел похлебку из гречневых сухарей, и на сенокос. Подох — и Ярило с ним, родим нового — скотские условия жизни порождают безразличие к чужой смерти. Да, при таком подходе к делу уровень жизни крайне невысок, однако же надо понимать и силу привычки: крестьянину большего и не надо. Его мировосприятие коренным образом отличается от мировосприятия современного горожанина. Ментальность определяет окружающая среда, а вместе с тем и представления о счастье, радости и о том, что такое хорошо и что такое плохо. Человек, не видевший другой жизни, и к доле своей относится совершенно иначе. Жизнь крестьянки, которую по поводу и без лупит муж, которая рожает по миллиарду детей в год в стогу сена, после чего, обмотав талию пуповиной, прет на сенокос, лишь в нашем восприятии выглядит ужасно. В ее же восприятии — «а че такова? Разве можно жить иначе?». Вы это могли, например, наблюдать по древним бабушкам в деревнях, которые совершенно безразличны к дарам цивилизации, ничего в своей жизни не видели, не пробовали, и их из этого болота в цивилизацию даже арканом не вытянешь. При этом несчастливыми их трудно назвать, просто счастье они черпают из других обыденностей. Если ты счастлив, когда озалупил оппонента в комментах, то она — «первый помидор на Петров день покраснел, ебать благодать!». И даже если ты ей в рот начнешь заталкивать самые изысканные из яств, она их не поймет, отторгнет и продолжит жевать отсыревшее коромысло. Сила привычки, мать ее… И она позволит нам понять, почему крестьяне всегда и во все времена так яростно отстаивали свое право на скотскую жизнь.

Но вот на горизонте своими чугунными колесами гремит промышленная индустриализация, и крестьяне вполне закономерно впадают в межгалактический ахуй. Весь их привычный многовековой уклад жизни летит в небезызвестный символ бытия. Высокая фертильность становится откровенной обузой. Миллионы полевых пахарей теперь для общества представляют такую же ценность, как китайские палочки для борща. Требуются именно рабочие и профессиональные специалисты; и то, и то в свою очередь требует уже должного подхода к воспитанию детей. Теперь миской горчичной похлебки на десять ртов ты не обойдешься — надо вкладываться в обучение, воспитание, развитие личности. Даже работа за станком требует хотя бы поверхностного представления о его обустройстве, а это уже какое-никакое, а образование, и в новом мире без образования твой удел — бродяжничество, воровство и тюрьма; нормы жизни в городе требуют определенных паттернов поведения, ибо если ты будешь вести себя, как на селе (приставать к бабам, драться и т.д.), то точно так же окажешься в тюрьме. Вот только беда — физически невозможно дать нормальный задел потомству, когда у тебя 10 детей. И если в XIX веке из этих 10 детей хотя бы половина подыхала во младенчестве, то теперь, с развитием какой-никакой, а медицины, стали выживать, суки такие, чуть ли не все десять. В итоге земледелие перестает справляться с обеспечением всех этих ртов ресурсами, детей при этом не то чтобы не становится меньше, благодаря медицине их становится еще больше. Из всех их сделать людей физически невозможно, и большинство, очевидно, не впишется в рыночек. При этом, невзирая на слом устоев, фертильность населения пока еще чисто по инерции остается на прежнем уровне. Эта ситуация была равноприменима почти ко всему миру, в России она просто выражена была наиболее остро благодаря, с одной стороны, крепостному праву (а с тем и большему одичанию крестьян), с другой — полному отсутствию институтов социализации (которые, например, массово создавались в Британии, что помогло ей избежать той жести, что была в России).

Человечество хандрит, всеобщий страх перед таинственной урбанизацией усугубляется высвободившимся избытком теперь уже никому ненужных рук. Люди в ахуе, они не понимают, что с ними будет завтра. И человечество начинает самоочищаться путем гражданских, националистических и прочих войн. Причем Россия же далеко не единственная страна, в которой обильно испражнилась гражданская война. Если отбросить всякие парагваи, где гражданские войны были повсеместны, то одновременно с Россией гражданская война была и в Ирландии (причем ее отголоски гремели аж до 90-х), немного позже — в Австрии, в Испании (где полегло полляма мяса), в Китае, еще немного позже — в Корее. Там, где жители не видели врагов в лице себе подобных, они их непременно находили в наглых ебальниках чужаков, что становилось причиной разборок межнациональных. Это массовая резня евреев, опять-таки в России; межнациональные войны всех против всех на Балканах, которые носили такие масштабы, что собственно Балканы и положили начало первой мировой; геноцид армян в Турции; геноцид греков в Понте; лютые войны между Японией и Китаем с неминуемым геноцидом; аннексия Японией Кореи, да и в целом завоевательные экспансии Японии (а ведь в 1917 году Япония задолго до Германии всерьез планировала порабощение России как минимум от Сибири до Дальнего Востока); гражданские войны в Корее; линчевание и массовые убийства негров в США (выпил негров целыми деревнями там являлся очень популярным развлечением вплоть до второй мировой); геноцид евреев в Германии, Австрии, Польше, Прибалтике; геноцид цыган в Хорватии; голодомор в Украине, Казахстане и Поволжье. Там, где не было войн, были революции — в одном лишь Китае революции происходили с периодичностью менструального цикла шарпея: то Пекинская революция, то Синьхайская, то еще черт знает какая. Про всякие там Португалии и Бразилии лучше даже не вспоминать. Но даже те немногие страны, которым удалось всего этого избежать, благополучными назвать не получится: великая депрессия в США живым тому примером.

Таким образом, шагнув одной ногой в промышленное будущее, другой ногой человечество все еще оставалось в аграрном прошлом, а между ног у него оказалось мрачное настоящее. От прошлого у него оставался абсолютно варварский менталитет и тьма голодных ртов да обесцененных рук, от будущего ему досталось столько же оружия. Так вторая проблема принялась за решение первой, и вполне успешно. Поэтому в социологии бытует мнение, с которым, в принципе, трудно не согласиться: как первая, так и вторая войны были абсолютно неминуемы, и дискуссионным здесь может быть лишь состав коалиций. Развивая эту мысль, можно сказать, что также неминуемы были и все революции с гражданскими войнами. Роль личности в истории таки не играет никакой роли: если из нее вычеркнуть Гитлера, Сталина, Ленина, то вместо них эти места заняли бы другие «спасители мира», которые отличались бы от этих лишь фамилией в паспорте. Могла быть лишь некая перестановка мест — фашизм был бы не в Германии, а в России. А если не в России, то в Польше. Не пошел бы Гитлер по Европе кованым сапогом завоевателя, пошел бы Сталин. А не пошел бы Сталин, пошел бы какой-нибудь император Накимото. Не случилась бы вторая мировая в 40-х, она бы случилась в 60-х — здесь лишь вопрос во времени и расстановке сил, остальное предрешено законами социологии. Более того, сам геноцид евреев также был предрешен теми же законами. И ненависть к жидам в то время была повсеместна не только в Германии, но и в каждой стране, где эта народность была представлена в сколь-либо значимом количестве. В основе этого явления лежат причины исключительно экономического характера. И германцы, и русские, и поляки, и прибалты в этом плане были совершенно неконкурентоспособны на фоне евреев. Желающие могут погуглить расстановку сил в экономике Германии перед приходом Гитлера к власти. Составляя от общей численности населения абсолютное меньшинство, во всех экономически прибыльных профессиях евреи составляли не менее абсолютное большинство — под 80%. Практически все банкиры, экономисты, юристы, стоматологи, ювелиры были евреями. Большинство питейных заведений, алкогольного и табачного производства, торговых лавок принадлежало им же. То же самое было и в Польше. И за тем, как евреи купаются в деньгах, недобро поглядывали из-за угла с вилами в руках стремительно нищающие фермеры. Естественно, в атмосфере повсеместного мракобесия, тотальной разрухи и нищеты при подобных раскладах не могло не появиться панических страхов по мировому еврейском заговору с вытекающим из них геноцидом.

Темпы развития промышленности откровенно не поспевали за темпами прироста человечества. Представь себе, что в начале века не было бы ни революций, ни гражданских, ни мировых войн. Невозможно дать сколь либо объективную оценку численности жертв всех заварушек и их последствий первой половины ХХ века. Наиболее часто можно встретить цифры от 100 до 200 млн. человек. Естественный регулятор численности населения в лице всеразличных чум, тифов и испанок уже был побежден медициной. Во всех подобных брожениях в первую очередь гибнут те, кому только предстоит распылить свое семя в обществе, т.е. молодежь. А теперь представьте себе, что было бы, если б ХХ век проходил тихо и спокойно, а все эти люди остались бы живы. Суммарно за средние двадцать лет половой активности (если учесть резко сократившуюся детскую смертность и смертность от болезней) они бы дали под миллиард душ потомства. При этом следует отметить, что фертильность в первой половине ХХ века достигла таких масштабов, что даже невзирая на бесчисленность войн и геноцидов, рост населения не замедлялся ни на единый день. А каков он был бы, если б войн не было.?

Промышленность появилась не на ровном месте, а как средство выживания, т.к. сельское хозяйство уже не способно было прокормить всех трудящихся на земле крестьян. Ярчайший пример сему все та же Россия. К ХХ веку вопрос экспроприации помещичьих земель уже не способен был решить проблему всеобщего обезземеливания. Количество крестьян перевалило за критическую численность, которую способна хоть как-то прокормить земля. Срочно требуется решение проблемы, и умные люди придумывают индустриализацию, которая способна дать альтернативные источники дохода. Но индустриализация — процесс длительный и трудоемкий, а количество ртов на истощенных землях по инерции продолжает увеличиваться чуть ли не в геометрической прогрессии (остроту нехватки ресурсов красочно характеризует легендарный слоган фашистов в отношении русских: «Они должны умереть, чтобы мы жили»).При этом надо учитывать, что большинство этих ртов принадлежат людям откровенно дикарского типа, т.е. в новой цивилизации они не смогут найти себе никакого применения. Во всем мире стремительно образуются не только международные противоречия, но и сугубо внутренние. Человечество нуждается в сбрасывании балласта, в так называемой шоковой терапии. Локальные конфликты проблему уже решить не могут, и тут на подмогу приходит всеиспепеляющая мировая война, которая пожирает наиболее диких, а стало быть и боевитых членов общества. Ровно те же механизмы уже ближе к нашим дням будут запущены в Африке — там же не всегда был такой голод, как сегодня. Он начался с середины ХХ века, когда белые колонизаторы завезли Мамбудам шайтан-медицину, нарушив баланс: дети стали реже умирать, стало не хватать ресурсов, и активировались бесконечные гражданские войны.

Балласт неликвидного человеческого материала сбрасывается во всем мире по одному и тому же принципу. И ликвидация этого материала способствует… очищению. Ведь не секрет, что на войнах в первую очередь погибает потомство так называемой «черни», из которого и комплектуется пехота. Мозги, особенно в то дремучее время, всегда были на вес золота. Кто в трезвом здравии будет отправлять на передовую физика-ядерщика, если на гражданке он может принести гораздо больше пользы, создав ядерную бомбу или лампочку Ильича? Начало ХХ века — это период острейшего дефицита кадров. Зачем отправлять на передовую чувака, который умеет круто отлаживать станки? Лучше отправить того, кто не умеет отлаживать станки, т.к. он менее ценен. Поэтому образованного человека предпочтут поставить в тыл каких-нибудь инженерских войск. Человека, умеющего круто дуть в трубу, отпарят в оркестровые войска, потому что он песнями может поднимать боевой дух армии. Человек, знающий нотную грамоту, для этого трубача может сочинить песню, в которой человек умеющий петь будет прославлять партию, так что их тоже на передовую не надо. Человек, умеющий хорошо рисовать, на гражданке может нарисовать красивый портрет вождя или едкую карикатуру на быт в стране загнивающего империализма — ну как его отправить на передовую? В СССР было огромное количество композиторов, но я не слышал о том, чтобы кто-то из них погиб на передовой. Шостакович, Прокофьев, Свиридов, Дунаевский (тот, что Исаак), Хренников — даже Сталин их не отправлял воевать, предпочитая наслаждаться создаваемой ими музыкой. А даже если кого и удумают отправить на передовую, он уже сам найдет тысячу возможностей откосить. Я специально курил в Википедии список советских композиторов, музыкантов, поэтов, писателей, литераторов, художников и прочих Маршаков. Вопреки мнению о том, что в ВОВ воевали все, из бесконечного списка творческой интеллигенции на войне не было ни одного. Полагаю, что и с технической и научной интеллигенцией картина точно такая же. А кого тогда отправлять на войну? Как правило того, кто ничего этого не умеет, т.е. не представляет пользу ни для государства, ни для общества.

Благо, что такие люди и сами не против повоевать. Давайте вспомним Зою Космодемьянскую, которую отправили на верную смерть. Бытует мнение, что она страдала шизофренией, однако этот вопрос дискуссионен. К тому же шизофрения — даже более растяжимое явление, чем пригороды Москвы. Если говорить о самой что ни на есть классической шизофрении, то мне с большим трудом представляется, что обладателя такого диагноза могли отправить на столь важное задание. Введите в поиск ютьюба слово «шизофрения» — вам вылезет куча роликов с пациентами от канала «Медфильм». И вы увидите в этих роликах тотальное расщепление личности и любых мыслительных процессов. Вряд ли такого человека снарядили в диверсионное путешествие. Но, даже если советская медицина действительно ей ставила такой диагноз, это не говорит ровным счетом ни о чем, ибо в российской психиатрии царит сущий бардак, и громкими диагнозами разбрасываются направо и налево. Однако то, что Космодемьянская действительно была с головой исключительно на «вы», — факт, с одной стороны подтверждаемый ее одноклассниками, характеризующими ее исключительно как малоприятную особу, с другой — тем, что что она состояла на учете в ПНД. Т.е. скорее всего шизофрении у нее не было, но то, что она была йохохой на всю свою буйную головушку, — выражаясь языком Жириновского, — однозначно! Т.е. для спокойного существования общества, она элемент явно чужеродный. Ну и кого посылать на смерть, как не ее?

Война для индивидуальной единицы — вещь крайне вредная, т.к. напрямую противоречит ее биологическому предназначению в вопросах продолжения рода. Бытует мнение, что войны начинают политики — это несусветная чушь. Если население не хочет воевать, т.к. война противоречит его интересам, то ни один политик его никогда не заставит. Поэтому война происходит лишь в тех случаях, когда толпа ХОЧЕТ и ГОТОВА воевать. Чтобы рядовой человек поставил на кон высшую ценность в виде своей жизни и пошел на передовую, с которой с вероятностью в 95% не вернется, должны сложиться определенные социальные и экономические условия. Должна выстроиться ситуация, в которой ему А: нечего терять, Б: у него нет никаких перспектив в этой жизни, что ценность его жизни сводит к нулю не только в глазах общества, но и в глазах его собственных. Это и побуждает его действовать относительно собственной личности сугубо деструктивно.

Громче всех традиционно рвутся в бой представители социальных низов, т.е. скорее всего война придет в ту страну, в которой количество граждан данной категории перевалило за критическую отметку. По этому поводу исписана целая тьма теорий, от «Теории преобладания молодежи», до «Мальтузианской ловушки», все это и приводило к войнам ХХ века как средству самоочищения.

Продолжение здесь