За “борзых щенков” тоже придется отвечать

— Спасибо за поздравление. Надеюсь, что место заслужил хорошей работой и профессиональными качествами. Вообще трудно ответить на этот вопрос, потому что не будешь же сам себя хвалить. А о переходе не жалею. В Советском РОСК в основном занимался расследованием убийств и дел, связанных с причинением тяжких телесных повреждений. Теперь борюсь со всеми видами коррупции.

— Обычно не придавал этому значения, просто работа такая. Да и случаи часто как под копирку: сожители сначала выпили, потом подрались и в какой-то момент один пырнул другого ножом. Но мне очень не нравилось выезжать на убийства, сопряженные с поджогом, — там в домах стоял ужасный запах горелой плоти. Не знаю, почему люди думают, что тела сгорают без остатка и потом невозможно определить, что человек погиб не от удушья или огня, а именно от ножевого ранения или черепно-мозговой травмы. На самом деле, судмедэксперт всегда найдет истинную причину смерти. Коробило, когда дети убивали родителей или родители детей. И еще один случай, который врезался в память — когда выезжал на место захоронения девушки-репетитора. Помните, очень громкое дело, когда бывший парень и семейная пара убили молодую гомельчанку? Здесь было реально жутко участвовать в проведении следственных действий.

— Во всяком случае, меня тогда сильно потрясло. На душе нехорошо было, и я все думал: ну как так, ни за что ни про что убили человека, замотали тело в какие-то тряпки, покрывала, голову — в целлофановые пакеты, вывезли и закопали. Жутко. Иногда и сейчас эта картина перед глазами всплывает.

— Не то, чтобы спокойнее, скорее интереснее. Дела об убийствах обычно не столь изощренные, нежели преступления коррупционной направленности: есть преступник, орудие преступления, мотив и убитый. Нужно восстановить картину происшествия и найти виновного. Безусловно, это тоже требует от следователя профессионализма. Однако здесь обычно проводятся одни и те же след­ственные действия, назначается стандартный набор экспертиз, поэтому работа быстро становится рутинной.

— Не скажите. Коррупционеры, как правило, люди хитрые и изворотливые. Они, даже находясь в СИЗО, пытаются противодействовать следствию — с помощью адвокатов, родственников, а иногда и коллег ставят палки в колеса, заметают следы, уничтожают улики, подкупают свидетелей. Так что это настоящий поединок. С ними интересно бороться. Есть интрига, потому что никогда не знаешь, что они выкинут в следующий момент. И порой доказать их виновность бывает очень непросто. Да и сферы, в которые приходится вникать, постоянно меняются. Каждый раз изучаешь специфику работы организации или предприятия, чтобы понять, где и как подозреваемый мог себе что-то присвоить, похитить, получить взятку. Странно прозвучит, но чтобы доказать вину, часто нужно разбираться в коррупционной схеме и действиях преступника даже лучше, чем он сам.

— По делу о враче общей практики из Лельчицкого района мой коллега недавно проводил освидетельствование зубного аппарата. Дама выписывала липовые больничные за деньги, конфеты, а один раз за то, чтобы ей вылечили зуб. В Уголовно-процессуальном кодексе не описано, как доказать вину по последнему эпизоду. Но коллега догадался выехать к независимому стоматологу, чтобы тот подтвердил, что указанный зуб залечен. Женщина была осуждена на три года колонии. Интересно, что ее муж, тоже врач, попал под суд, но за незаконное хранение оружия. Правда, ему назначили наказание, не связанное с лишением свободы.

— Сейчас это дело рассматривает суд, поэтому расскажу очень коротко. Гомельский врач-психиатр обвиняется в выдаче справок за незаконные материальные вознаграждения. Причем, по версии следствия, он не просил принести ему за это тысячу или даже сто долларов, а предлагал просителю сходить в магазин за яблоками или ман­даринами. Мол, ты сгоняй по-быстрому, а я тебе пока справочку выпишу, что годен к управлению транспортными средствами.

И это только на первый взгляд безобидно выглядит. По нашему мнению, врач осознанно допускал к вождению в том числе лиц с психическими заболеваниями. Хотели бы их на дороге встретить? Не думаю.

— Вину он признавал частично, при этом ничего не рассказывал, отказываясь от дачи показаний. Но что интересно: в СИЗО у него самого диагностировали временное расстройство психики. Он бредил, что идет какой-то апостол, а его жена дала чабанам еды. Периодически не понимал, где находится, то и дело велел привести пациентов.

— Такие случаи есть. Конечно, чаще какие-нибудь главбухи присваивают миллиарды, но это уже хищение путем злоупотребления служебными полномочиями. А из мелких взяток вспоминаю дело бывшего главного художника Гомеля. Буквально за неделю до ухода на пенсию он получил 200 тысяч рублей за согласование проекта наружной рекламы. Сейчас это дело в суде.

— Лидируют хищения путем злоупотребления служебными полномочиями, а за ними — взятки.

— Если врачу в знак благодарности принесли деньги или подарок за хорошо выполненную работу, которая входит в круг его служебных обязанностей, за лечение, это не взятка. Здесь усматриваются признаки преступления, предусмотренные статьей 433 УК “Принятие незаконного вознаграждения”. Когда же врач выполняет юридически значимые действия (например, выдает больничные листы), он наделяется полномочиями должностного лица. В таком случае, если доктор возьмет те же доллары, это будет взятка.

— Эркюль Пуаро. Мне он больше импонирует и своим внешним видом, и ходом мыслей. Думаю, работа этих персонажей была куда сложнее нашей. Им приходилось раскрывать преступления одной лишь дедукцией, логикой, наблюдательностью. Мы же обычные люди, не обладаем какими-то сверхспособностями, просто грамотно используем достижения науки. Современному следователю важнее проявлять усердие и трудолюбие, быть усидчивым и кропотливым.

— Чаще всего это люди умные и хитрые. И из всех дел, что я расследовал, буквально несколько человек признавали вину. Причем не из благород­ства, а под тяжестью улик. А так все до конца гнут свою линию, говорят: почему вы держите невиновного, есть ли у вас совесть? Откровенно врут. И что характерно, каждый считает, его невозможно поймать. Забывая, что на каждого мудреца довольно простоты. И в следствии тоже не дураки работают.

— Я свою работу в любом случае стремлюсь делать хорошо, но, конечно, такие слова и угрозы восприму как вызов. Они добавят в поединок красок и рвения. Другое дело, что на практике редко кто себя так ведет. Умный человек не станет таким образом провоцировать следователя.

— Допустимо применять только метод убеждения. Нужно суметь разговорить человека, а для этого наладить психологический контакт.

— И это тоже. Следователь ведь не враг, хоть и не помощник.

— Так если человек воды попросит, я же не стану ему отказывать. И когда мороз был на улице, пару раз чай предлагал, вот только не все соглашаются его пить.

— Да нет, в своем рабочем. Такого, как в фильмах показывают, чтобы за зеркальным стеклом сидели следователь и подозреваемый, нет, за исключением помещений для производства опознаний. Есть специальные кабинеты в СИЗО. Там к полу привинчена мебель. Обстановка аскетичная: кроме стола, стула и лавочки, ничего нет. Если обвиняемый начинает злиться, кричать, буянить, его можно завести в клетку, которая в народе называется стаканом, закрыть там и дальше допрашивать.

— Есть кнопочка вызова конт­ролера. Ребята придут и помогут. Впрочем, самый негативный момент, который может быть при работе в СИЗО, это если обвиняемый съест какой-нибудь документ из дела.

— Давно. Кино, видно, насмотрелись, так пытались пару раз вырвать листы. Не понимали, что бессмысленно, потому что почти все документы можно восстановить. Это ж только в фильмах в таких случаях виновные остаются на свободе, и все заканчивается хэппи-эндом.