Общество будущего, часть вторая. Как игры показывают нам футуристичного человека

Фантастических игр редакция и много поколений геймеров повидали немало. Маленьких с псевдонаучным антуражем и буйством фантазии или больших с рациональным подходом и опорой на реальные научные достижения — это неважно. Обе категории зачастую объединяет схожая проблема: показывая миры будущего и возможный технопрогресс грядущей эпохи, разработчики забывают о жителях этих миров. Люди будущего должны соответствовать времени не только одеждой, что уже редкость в играх, но и манерами, привычками, языком, наконец! Увы, запуская отличный боевик Binary Domain, понимаешь: футуристические пушки с робопроблемами показали, а людей понабрали явно из безымянного стриптиз-клуба с трассы в Айове 90-х годов. Слыша говор персонажей и видя их совершенно не футуристичную внешность (красивая броня не считается за неё), не веришь в правдоподобность увиденного. Скорее чувствуешь себя зрителем ток-шоу, где очередные «попаданцы» неведомым чудом перенеслись в иной мир вместе со своим культурным бэкграундом. Такая проблема с несоответствием персонажей всему остальному распространена повсеместно, о чем мы сегодня и поговорим.

Английский — это не предел

Слэнг — обязательный элемент добротной фантастики. Выдумать его — уже сложная задача: фразы должны не просто вписаться в мир, но говорить за него. Некоторые авторы идут дальше, придумывая несуществующие языки.

Цикл романов The Expance знакомит читателей с Белтером. Данная разновидность креольских языков упрощает общение между нациями космической эры. Это не выдумка Даниэля Абрахама и Тая Френка: сейчас на Земле существуют более 60 подобных наречий.

В будущем технологий перелёта адаптации космическим условиям недостаточно. Какой смысл в железках, если работники с трудом или не полностью понимают друг друга? Людям пришлось в прямом смысле найти общий язык, удобный не одной нации.

Я лишь сотрудник Square — моей вины здесь нет!

Final Fantasy X нельзя назвать нашим будущим, но это фантастика, где люди на первых ролях. Японцы рисуют альтернативный мир, в котором есть необходимые ингредиенты футуризма.

В jRPG среди наций выделяется пустынный народ Аль’бет с аналогичным названием языка. Они — изгои мира «Финалки», где высокие технологии — религиозное табу. Аль’бет не разделяют центральную веру и строят запрещённые машины. Их тарабарщина в том числе работает на образ аутсайдеров.

Только у них нет языка: японцы придумали даже не диалект, а шифр. Буквы из английского языка привязаны к символам. Как отметил лингвист Пол Фроммер, получился простенький и неказистый код. Хотя в игре, чтобы выучить один знак, нужно прочесть увесистую книгу.

Шифр не может ничего сказать про объект: он может лишь скрыть информацию. Есть исключительные случаи, но о них поговорим в конце. В «Пространстве» свойства Белтера раскрывают людей будущего: это реальный язык, который произошёл от английского и помогает экспансии людей.

Азбука грядущего

Хотя китайские, испанские, славянские и другие наречия частично его сформировали. Люди будущего приветствуют друг друга словом «Oye», которое имеет испанские корни. А откуда взялось ругательство «sabaka!», ни к чему объяснять.

Из словообразования Белтера мы видим, какие нации участвовали в колонизации космоса. Taki означает благодарность. Выражение соединяет скандинавскую takk и мандаринскую 谢谢 (произносится как «сисие»). Оба переводятся как «спасибо».

Более того, Белтер отражает технические особенности мира Даниэля Абрахама и Тая Френка. Скафандры усложняют коммуникацию, сводя к минимуму жестикуляцию и мимику.

Персонажи выдуманной вселенной компенсируют это простейшими жестами: поднятым кулаком они приветствуют друг друга. В экипировке сложно пожать плечами: поднятой вверх ладонью люди показывают, что они не поняли собеседника. Есть даже упрощённый жест, которым можно послать обидчика.

В Final Fantasy X пользователь видит опальность пустынного народца из их поведения, внешнего вида, воссозданных ими дьявольски сложных машин. Язык лишь придаёт окрас.

Ищу филолога

Аль’бет нельзя считать полноценным языком, потому что он задумывался как шифр. Разработчики ставили перед ним задачу: скрыть информацию. Это мотивирует игрока исследовать мир, лазать по закоулкам в поиске книг. Иначе путешествие получается слишком линейным.

Без эксперта по лингвистике нельзя создать вымышленные языки. Белтер «Пространства» и речь На’ви из «Аватара» — одни из лучших примеров новояза в поп-культуре. Потому что их создали приглашённые под эту задачу профессионалы. Редкий автор способен сам написать вымышленное наречие.

Толкиен — исключение. Он не только гений пера, но эксперт по лексикографии (ответвление филологии). Более того, отец Средиземья с детства придумывал свои языки — такая у них с друзьями была забава. Обычные сценаристы создадут лишь шифр, и то не самый искусный.

Заморочки уровня The Expanse нужны игре, в которой новояз — важнейшая часть мира. Поэтому к Far Cry Primal подключили лингвиста, чтобы тот создал разработчикам речь доисторических людей. Без неё не получится создать должный уровень погружения.

Играм ничего не мешает работать по схеме Ubisoft: есть крупные бюджеты, обилие филологов, которым нужен практический материал для докторской. Нужно лишь сделать язык важной частью игры.

Конечно, разработчики не ограничиваются недоязыками вроде Аль’бета. Просто научная фантастика — настолько непопулярный жанр, что из приличных примеров вспоминаешь Myst. Интерактивное фэнтази, напротив, периодически дарит наречия из Skyrim или Ultima. В Star Track есть языки клингонцев, вулканцев. Может ли подобным богатством похвастать Mass Effect?

Полдень. 31 век.

Шифр сам ничего не несёт, но скрывает ценную информацию. Final Fantasy X можно перепройти с полным знанием Аль’Бета. Тогда пользователь заметит, что диалоги раскрывают детали задолго до сюжетных поворотов. Но какой смысл? Геймер за 50 часов изучил историю, узнал о людях и технологиях всё, что хотел.

«Футурама» действует шире, она — образец шифрования. Изначальный код разгадали мгновенно. В сериале часто встречаешь фразы на одном из двух «языков» пришельцев. Баннеры на инопланетном открыто рекламируют «Человечье мясо», «бургеры из человечины». Строительные плакаты предупреждают не о падающих кирпичах, а о летящих вниз людях. На карте США будущего с Невадой граничит «Человечья ферма».

Эти послания соответствуют идее «Футурамы», дополняют её: технологии будущего создали многонациональную (мульти-видовую) Землю. Только пришельцы и их девайсы выражают открытую агрессию в сторону людей.

Телеведущий орёт на зрителей, что те обречены, а мужские гениталии используют как виагру. Для получения последней есть инструмент, который быстро извлекает половой орган. Член после этого можно пустить в производство, а человек может умереть от болевого шока.

Более того, во время крио-сна Фрая инопланетяне уничтожают людей два раза: сперва сгорает наша цивилизация. В пекло следуют и пост-люди, построившие быт на обломках Нью-Йорка.

Плакаты, непонятные и зрителю, и Фраю — это шутка, которая не просто вписывается в мир Футурамы. Благодаря ей, шоу обретает новый конспирологический окрас. Некоторые сцены становятся более осмысленными, образуя зловещую картину будущего. Но головоломку сложат те, кто о ней задумается.

Футурама не остановилась на языковых шифрах. В её мире тонны математических острот, которые подчёркивают технологичность мира, чувство юмора его обитателей.

Быдло в космосе

Правило работает и с ругательствами. Люди продолжат выплёскивать гнев вопреки современным пуристам и цензорам. Последние должны радоваться, что не доживут до событий Bulletstorm.

Грейсон Хант — космический пират. Стал им из-за судьбы-злодейки: солдат-идеалист превратился в беспробудного пьяницу-сквернослова. Следом за ним кидать F-бомбы и шутить про половые губы стал весь мир. В будущем People Can Fly сложно найти приличного человека. Ещё сложнее найти людей с футуристическим лексиконом.

Поляки рисуют падшего человека будущего. Только этих Грейсонов я вижу в своём районе каждый день. И говорят они примерно то же самое. Как так?

Пожирающий шлангера

Мир «Безумного Макса» тоже мрачный и безжалостный. Но ругани там намного меньше. И есть та, что раскрывает нам вселенную. Наложница из «Дороги Ярости» недовольна персонажем Тома Харди, ругает его: «He's a crazy smeg who eats schlanger»!

Девушка использует сленг киносерии. Smeg — в переводе «смегма». Конец цивилизации породил маньяков, которых называют «smegma-crazies». К слову, их соплеменники — «гей берсерки». Как эти весельчаки развлекаются друг с другом, остаётся лишь гадать. А «Шлангер» — это старое австралийское ругательство. Обозначает то, чем дорожит каждый мужчина.

Технологии в «Безумном Максе» поощряют убийства, набеги, грабёж. Но они они не способны поддерживать хотя бы подобие порядка. Маргиналы не просто остаются безнаказанными, а звереют, деградируют. Так австралийский фольклор будущего пополнился «фанатами смегмы» и прочими извращенцами. И соответствующими им оскорблениями.

«Шлангер», как и автомобили, устройства фильмов символизируют связь с нашей цивилизацией. У нас обитатели мира взяли в основном плохое, отвратительное, позабыв прихватить хорошее. Героиня называет Макса сальным словечком не просто так: сквернословие соответствует будущему фильма. И в этом виде возможно только в нём.

Ругающийся остров

Необязательно ругаться лишь футуристическими словечками. Просто Bulletstorm делает это буднично — из нескончаемых fuck и dick мы не видим мира будущего. Как и здравого смысла в диалогах. Креативный директор шутера Адриан Хмелаш покраснел, прочитав перевод игры на родном языке. Поляки до последнего не понимали, насколько непотребщина засорила диалоги.

Редкая, но творческая ругать может указывать на центр мироздания. В этом Безумного Макса перегнали советские фантасты. Братья Стругацкие придумали слово «Массаркш». Переводится как «мир наизнанку». Атмосфера планеты Сарракш преломляет лучи солнца, поэтому её обитатели считают мир вогнутым, единственным «обитаемым островом» вселенной.

Такая психология создаёт мир наизнанку: технологии планеты состоят из парадоксов. «С одной стороны прекрасная мнемотехника, с другой — довольно убогая электроника. Мощное психотронное оружие — и слабая авиация», — Борис Стругацкий поясняет замысел в интервью.

Власть — идиоту!

Идея показать гротескное быдло будущего неплоха. Просто поляки зажаты рамками боевика: никто не будет играть за по-настоящему тупого героя. Более того, алкаш в духе Bulletstorm умрёт, не дойдя до финала. Он поджарится, помочившись на оголённый высоковольтный провод. Война — дело трезвых. Поэтому картина мира забавная, но условная. «Идиократия» Майка Джаджа лучше справляется с той же задачей.

В 1960-е годы инженер Toyota Сигэо Синго применил принцип «защиты от дурака». Техника должна отсекать неверные варианты использования. Например, кабель питания не получится засунуть в разъем для Интернет-провода.

Джадж развивает эту идею, вводя её в крайность: техника делает за дурака всю работу. Интерфейс и устройства ввода упростили до уровня детсадовцев. Компьютер с ресепшена отеля чуть ли не прямо спрашивает одутловатую работницу: «Покажи, где бо-бо?». «Ультраамериканцам» не доверишь даже паспорт: им наносят опознавательную татуировку, которую никак не потеряешь.

Доктор лечит всех толково…

Техника — это продолжение ума пользователя, а не замена оного. Поэтому медбрат будущего не справляется с диагностирующим прибором. «Вставьте этот провод в рот, тот — в ухо, а последний в зад». Что может быть проще? Тем не менее датчики попадают главному герою не в ту норку. Медицина будущего его разочаровала.

Иронично, что врачебные принципы завели человечество в тупик. Пока герой спал, здравоохранение заштопывало мошонку идиоту, пытавшемуся на скутере перепрыгнуть из озера в бассейн. Дебил плодится и размножается, как завещал господь. Однако медицина не в состоянии помочь интеллигенту. Тот под валом проблем умирает от сердечного приступа, не оставив потомства. Режиссёр показал и придурков будущего, и как мы ими станем.

Голливуд демонстрирует не только идиотов, но и присущую им технику будущего, сильнее сгущая краски. Майк Джадж создал гиперболизированный мир. И ему частично веришь. Это если не гениальное, то блестящее воплощение концепции People Can Fly.

Посредственность — наше всё!

Их Bulletstorm — это гипертрофированный до маразма и идиотии боевик. Если бы «Коммандос» родил ребёнка от Gears of War, которого воспитал Стивен Сигал. Но мы не понимаем, почему люди пришли к такой жизни: Шварцнеггер в XXII веке стал президентом Земли и сжёг все хорошие фильмы?

Контраст «Идиократии» становится потрясающим, благодаря герою, которому сопереживаешь, с кем ассоциируешь себя. На его фоне маразм будущего расцветает: зритель наблюдает антиутопию, поэтому сопереживает герою Люка Уилсона.

В XXI веке он был посредственностью, поэтому в мире будущего за ним с интересом наблюдаешь. Посредственность станет надеждой наших потомков. Без неечеловечество шло к закату: газировкой орошают поля, она же льётся из публичных фонтанчиков.

«Идиократия» не делает невозможное. Её стилистика, дух, юмор близки игровой серии Theme Hospital. Она тоже показывает несуразную картину мира — только в медицине и с высоты стула главврача. В нулевые разработчика потрепала корпоративная жизнь. Microsoft добила студию, закончив работу EA. Последняя отдала предпочтение играм вроде Bulletstorm.

Все эти претензии не портят рассмотренные игры. Читатель даже задастся вопросом: кому нужны эти фантастические заморочки? Но когда мы не просто работаем по минимуму, а живём делом, заморачиваемся по-настоящему, получаются не просто гениальные вещи. Игры способны на большее.