Трагедия общего пользования
Представьте, что два человека решили работать вместе, и считать всё заработанное ими совместным имуществом. Теперь, когда один из них начнёт работать усерднее, его доля увеличится только на половину дополнительно заработанного, а когда он будет расслабляться, он понесёт только половину потерь.
Если мы предположим, что усердие каждого работника зависит от тех заработков или потерь, которые придутся на лично его долю, мы увидим, что мотивы трудиться будут только вполовину столь же сильны, по сравнению с тем, как если бы он работал один.
В случае трёх партнёров, мотивация каждого составит только треть от возможной, в случае четырёх — четверть, в случае множества партнёров мотивация исчезнет вовсе. По достижении какого-то количества участников интерес проявлять дополнительные усилия будет слишком мал, чтобы его можно было заметить…
Представьте теперь, что у двух человек есть общий кошелёк, из которого они могут свободно брать деньги. В обычных обстоятельствах люди думают об экономии, так как понимают, что каждая потраченная сейчас сумма приведёт к невозможности потратить её потом. Если человек берёт гинею из собственного кошелька, остаток, который можно было бы потратить позже, уменьшается на гинею.
Совсем иначе обстоят дела, когда он берёт деньги из средств, равный доступ к которым имеет его товарищ. Потери делятся надвое. Когда он тратит гинею, его доля уменьшается всего лишь на полгинеи. Каждый рассматривает кошелёк так, как если бы он принадлежал ему одному. Как следствие, когда партнёров много, траты каждого из них не приводят к сколько-нибудь заметному сокращению его доли в общем богатстве, и мотивы экономить таким образом полностью исчезают».
Выше я процитировал небольшой фрагмент из знаменитого эссе британского экономиста Уильяма Форстера Ллойда, в котором тот впервые сформулировал так называемую «трагедию общин». Эссе было написано в далёком 1833 году и довольно быстро стало классическим, однако на русский язык оно по понятным причинам не переводилось.
Собственно, как вы уже заметили, на русском языке нет даже устоявшегося перевода термина «tragedy of the common». В разных источниках его переводят как «трагедию общин», «трагедию ресурсов общего пользования», «трагедию общих ресурсов» и «трагедию общинных ресуров».
На Западе обычно термин вспоминают, когда речь заходит про экологию. Оставляя мусор в лесу, каждый турист справедливо рассчитывает, что его личное свинство ничего не изменит. Так как туристов много, и так как совесть есть только у половины из них, общий лес быстро загаживается.
У нас, в России, проводились более обширные исследования этой проблемы. Вот, например, цитата из книги Игоря Ефимова «Без буржуев»:
Сразу по окончании института мне довелось работать на экспериментально-промышленной турбинной установке. У меня в подчинении находилось полдюжины механиков, получавших от 130 до 180 рублей, в зависимости от присвоенного им разряда. Лодырей среди них не было, но по способностям, по умелости, по изобретательности они очень отличались друг от друга. Двое (одному 25 лет — 4-й разряд, другому 58 — 5-й разряд) были способны после подробного объяснения добросовестно выполнить простейшую слесарно-сборочную работу — не больше, Двое других научились управляться с довольно сложными приборами, кроме слесарного дела, вскоре овладели токарным, сварочным, фрезерным, электромонтажным, так что мне не надо было с каждой мелочью бегать на заводик, обслуживавший нашу лабораторию, выклянчивать специалистов — все могли сделать свои. Еще один, ходивший за старшого, благодаря огромному опыту, был не только отличным исполнителем, но и незаменимым советчиком. (Разряд у него был самый высокий и получал он больше других.) Шестой механик был настоящий «Кулибин», неистощимо изобретательный, с острым инженерным умом, но волею судеб, с неполным средним образованием. Получал он всего лишь по 4-му разряду.
Каждый раз, думая над тем, кому поручить то или иное задание по установке, я прикидывал сначала — нельзя ли тем, неспособным. И чаще всего понимал — нельзя. Не справятся. Или справятся, но под строгим присмотром. Так что волей-неволей основной воз тянули на себе четверо других. Неспособные же, оставаясь незагруженными, либо сидели без дела тут же, на глазах у остальных, либо мастерили какие-нибудь поделки для дома, например, поварешку из нержавеющей стали или карниз для оконной шторы. Потом два раза в месяц все шли к кассе и получали примерно одинаковую зарплату.
Как я ни бился, мне не удавалось преодолеть эту несправедливость. Понятия выработки, выполнения плана были неприложимы к работе моих механиков. Присвоить более высокий разряд могла только заводская комиссия, которая делала это весьма медленно в соответствии с собственными планами, контролируемыми отделом труда и зарплаты (ОТиЗ). (Если будет слишком много высоких разрядов, из чего им платить?) Я попытался было отдавать им всю премию, которая выделялась раз в квартал, но мне объяснили, что это нельзя, что деньги эти только называются премией, на самом же деле являются завуалированной прибавкой к окладу и должны раздаваться поровну. (Так, между прочим, повсюду.) Единственное, что я мог придумать, это оформлять какие-то эпизоды работы лучших механиков в виде рационализаторских предложений и таким образом выколачивать для них иногда премию в 20–30 рублей — за рационализацию. Для этого мне приходилось тратить свое время на подготовку пояснительных чертежей, а также на подсчет получаемого от рацпредложения экономического выигрыша — откровенная, но совершенно обязательная в таких делах туфта, без которой комиссия по премиям вообще не принимала бумаги к рассмотрению.
Однажды мой «Кулибин» предложил и собственными силами сделал для всей установки непредусмотренную проектом систему автоматического отключения топлива при аварийном скачке температуры газа. Случилось так, что через две недели такой скачок произошел — аварийно выключился компрессор, подававший к турбине сжатый воздух, и температура стремительно полезла к предельно допустимым 750 °C. Если бы система защиты не была вовремя вмонтирована, двухмиллионная установка сгорела бы в мгновение ока. На этот раз я с чистой совестью написал в графе «экономический выигрыш от рацпредложения» — 2 миллиона рублей. «Кулибину» выплатили 25 рублей премии, но в следующий месяц он снова получил свои 140 наравне с изготовителями поварешек. Естественно, его изобретательский пыл угасал с каждой такой историей.
Обратите внимание: коллектив вляпался в трагедию общин несмотря даже на то, что откровенных лодырей в нём не было. Если бы коллектив был немного больше, лодыри или растратчики нашлись бы там наверняка.
Удобнее всего проиллюстрировать это интуитивно понятное правило на примере коммунальных квартир. Практически не бывает квартир, в которых разные семьи вели бы совместный бюджет, вместе закупали бы продукты и вместе готовили бы их. Вполне очевидно, что если не могут договориться даже несколько семей в коммуналках, на более крупных сообществах трагедия общин проявляется ещё неумолимее.
Пожалуй, в качестве подведения печального итога стоит вспомнить ещё и поговорку «кто везёт, на том и едут». Человеческая психика устроена таким образом, что установившийся порядок считается по умолчанию правильным, а отступления от него — неправильными. Это атавизм, доставшийся нам от наших животных родственников.
В окрестностях одного южного города обитали обезьяны, которых туристы подкармливали конфетами. Некий школьник решил проверить, что будет, если дать обезьяне не конфету, а свёрнутый в форме конфеты фантик. Обезьяна приняла фантик из рук юного экспериментатора, развернула, вздохнула… и сильно ударила школьника в лицо. Она привыкла получать конфеты и считала их своим полностью заслуженным доходом.
В человеческих коллективах часто появляется активист, который начинает делать дополнительную работу — поливать цветы, покупать печеньки к чаю, делать то, что не входит в его основные обязанности. Благодарности за это он обычно не получает никакой, однако стоит только активисту попытаться снять с себя добровольно возложенные обязанности, коллектив немедленно начинает возмущаться.
В одной крупной фирме некий сисадмин задерживался обычно после рабочего дня на час-другой, разгребая накопившиеся за день дела, в то время как другие сисадмины уходили точно по гудку, в 19 часов. На его зарплату это не влияло никак. В какой-то день ему нужно было куда-то ехать, и он решил уйти вместе со всеми, в 19. Когда он оделся и подошёл к группе своих товарищей, те подняли на него удивлённые глаза: «Сидоров, а куда это ты собрался так рано? А работу кто будет делать?».
Вот этого так называемые «социалисты» не учли. Дело в том, что «социализм» — это не экономическая концепция, а этическая и философская. Социализм — антипод индивидуализма. Социалист думает об общем благе — коллектива, общества, социума, в противовес тому, что индивидуалист думает о благе себя, любимого. Идея «социализма» была в изменении воспитания и морали человека.
Но когда «социализм» попытались превратить в экономическую категорию (всенародная собственность на средства производства и вот это всё) — получилось то, о чем написан этот материал. Поэтому социализм как экономическая система — это адова ахинея. Это не работает и работать не может в принципе. В обществе, которое капитализм развил до зажиточности, какое-то время могут играться в социалистические игры, но заканчивается это всегда одним и тем же — система сгнивает. Все массово забивают на работу — и экономика разваливается.
Помните, как в известном стишке:
Справа молот, слева серп —
это наш советский герб.
Хочешь жни, а хочешь куй —
всё равно получишь хлеб.
Трагедия общин? Да русские люди всё прекрасно ощущали без всяких теорий. Как бы ни работать — лишь бы не работать ™. Неудивительно, что Андропов докатился до того, что милиционеры при нём ловили «прогульщиков» в городских банях. О том, что люди на рабочих местах вместо работы массово решали кроссворды, вязали, читали книжки, делали из краденной нержавейки поварёшки или паяли подарочные фляжки для коньяка — власти предпочитали не думать, мечтая хотя бы загнать рабов на 8 часов под крышу предприятий, а то совсем какой-то позор стал получаться — рабочий день, а толпы народу ошиваются по магазинам и прочим местам. Какое уж тут «мы придем к победе социалистического труда».